- Да потому. Он бы им-то отрекся, вслух, а про себя не отрекался бы, вот и все. Они бы его выпустили тогда.
- Из тюрьмы-то выпустили бы, а из-под надзора - это вряд ли.
Самай понял, про что речь. Кивнул:
- Ну да. Да только наполовину на свободе все лучше, чем совсем в тюрьме. Хотя... - задумался, - кто его знает. Но все равно дурак этот Талвеон: попадаться не надо было. Надеялся, что ли, двухбережники ему такую болтовню с рук спустят?
- Ну, может, на герцога вашего надеялся. Ты же говоришь, что он философию всякую уважает.
- Герцог-то? - усмехнулся Самай. - На него не больно понадеешься. Ему сегодня одно в голову впало, а завтра другое. Сегодня иноземные науки, а завтра какой-нибудь толкователь снов его своей речью прельстит - он уж и толкованиями снов интересуется.
Про герцога Самай в полный голос говорил, куда свободнее, чем про то, как в двухбережную веру "промеж своих" не верить.
- Ну, хочется ему, пусть интересуется.
- Да всякий знает, что по снам будущее не предскажешь, - презрительно фыркнул Самай. - Вранье. Вот по драгоценным камням - другое дело, если, конечно, говорить умеешь с ними. И потом, ты понимаешь ведь: науки - одно, а ересь - иное.
- Ну, пожалуй что так.
- Что, Бритва, помог я тебе?
- Да сама не знаю. Но монетку свою держи.
Отдала Ярла мальчишке денежку.
По дороге из сейманского квартала к центру города мысли Ярлы занимал таинственный узник. Надо бы охотничьими полномочиями воспользоваться, письмом с герцогской печатью, и человека этого повидать. Может, здесь и ответ, может, он-то лореттскому ларву бывшим хозяином и приходится. Если это наверняка выяснить, шаг вперед в деле будет.
***
Ночью Лорк не мог заснуть. Разговор с охотницей Ярлой Бирг не разрешил всех его сомнений и терзаний. В его случае разрешить их так легко и просто было невозможно - ведь два десятка лет его приучали считать себя грязным, греховным существом из-за того, что он родился на свет так, как родился. Да, все это время внутри него что-то не соглашалось с Воллетом и другими братьями, что-то говорило: у тебя есть недостатки, но все-таки ты не такое ужасное создание, как хотят внушить тебе они. Это говорил его внутренний разум и душа. Но обыденный, повседневный ум привык принимать то, что твердят другие.
И вера, в которой его воспитали, вырастили здесь, в братстве - она была для него всем или почти всем. Поэтому он не мог безоговорочно довериться ни словам еретика, ни словам убийцы ночных тварей, чье занятие считается необходимым, но не достойным уважения. И не потому ли недостойным, что, охотясь на воплощения левобережных духов, такие как она волей-неволей больше других имеют с ними дело и... в чем-то уподобляются им? Так многие думают...
Уже давно полагалось спать - в братстве ложились довольно рано, и рано вставали - но у Лорка сна не было ни в одном глазу.
Может, пройти потихоньку в келью отца библиотекаря Скейса или брата Кора, как он делал иногда? Это, вообще-то, запрещено, но ведь они просто разговаривают. С Кором - по-дружески, а библиотекарь, как старший и как второй священник, дает Лорку добрые напутствия. Эти братья - единственные, кого он может назвать своими друзьями. Или даже это не совсем то слово... особенно в случае Кора. Скорее, Кор сторонится Лорка меньше, чем другие, и порой, когда у него есть настроение, снисходит до беседы. Но, конечно, и он верит, что Лорк - сын падшей женщины и злого духа, лишь стараниями отца Воллета удерживающийся на стезе добродетели. Этому не верить нельзя... Именно поэтому остальные братья вовсе предпочитают держаться от Лорка подальше. По большому счету, все годы жизни в обители Священного Знака, среди больше чем сотни людей, Лорк был очень одинок. Если исключить совместные молитвы, занятия по изучению священных текстов, на которые он ходил, как и другие младшие братья, и разный труд, который полагалось делать сообща, вроде уборки во дворе или вскапывания огородных грядок весной, - общения в его жизни было мало. С одной стороны, все эти обязанности занимали большую часть времени, с другой - настоящим общением по собственному желанию и выбору они не были. Помимо них оставались только частые наставления отца Воллета да редкие разговоры с библиотекарем и Кором. И всегда, всюду - превосходство других над ним, более или менее явно сквозящее в поступках и в словах. А у некоторых - чуть ли не брезгливость или страх. Лорк устал от этого. Ужасно устал.
И вот - появляется человек, говорящий, что история его происхождения - неправда. Даже два человека. Но один из них - еретик за решеткой, которого рано или поздно казнят, а если нет, то сгноят в тюрьме. Другая - охотница на ночных тварей, ей добропорядочные двухбережники доверять станут не больше, чем самому ему, Лорку.
Он метался, как меду двух огней. Или, точнее, сгорал одновременно на двух огнях.
Встав с постели и ежась - в нынешнем году в кельях и летом было холодно - Лорк подошел к окну. Окно его кельи выходило не во двор, а в сад, и это Лорка всегда радовало. Особенно весной, потому что можно было видеть цветущие деревья и слушать пение птиц. Но даже в этой малой радости как будто таилось что-то недозволенное и неподобающее. Святому брату следует не предаваться праздному созерцанию, а размышлять о печальной судьбе мира, оказавшегося между Двух Берегов, и думать, как спасти свою душу от нечистых влияний левобережных духов, которые в невоплощенном виде подстерегают повсюду.
Но Лорк ничего не мог с собой поделать - ему нравилось смотреть в сад. Он никому не поверял этой тайны, потому что опасался, как бы отец Воллет, узнав о том, не перевел его в келью с окном во двор.
А ночной сад?.. Наверное, о нем и вовсе сказали бы, что это одно сплошное искушение. Сегодня ночь ясная, и посеребренные светом луны деревья шепчут что-то своей листвой на ветру... Где и скрываться невоплощенным злым духам, как не среди них?
Мысль про невоплощенных духов навела Лорка на другую, про вполне воплощенного оборотного зверя. Может, кто и испугался бы этой ночи, в которой бродит - возможно, где-то рядом - эта тварь, которая убила уже трех человек. Но Лорку не было страшно. Он часто ловил себя на мысли, что почти не боится смерти. Даже наоборот. Не лучше ли было бы, чтобы для него все раз и навсегда закончилось? Раз уж такие как он недостойны жить, как твердит отец Воллет... Но если отец Воллет в этом так убежден, пускай бы в свое время обошелся с Лорком, как подобает. Не иначе, как из одного тщеславия помиловал выродка, чтобы всем свое милосердие показать. Помиловать-то помиловал, да до седых волос в младших братьях, в учениках то есть, продержит. Другие-то, вон, лет в восемнадцать придут в обитель, год-два походят в младших, и уже - старшие, братья-священники. А ему, Лорку, священства, похоже, вовек не видать, хотя он-то не два года тут, а все пятнадцать. Нет, лучше бы не было бы ничего этого, совсем ничего, никаких противоречий, никаких греховных склонностей и бесконечного из-за них раскаяния...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
