Единственное предположение, к которому склонились сыщики, было то, что Тушино и берег Химкинского водохранилища, где убили Зеленского, выбраны не случайно. Точка продажи «нагана» от места обнаружения трупа отстояла менее чем на километр. Совпадения, конечно, бывают, но интуиция подсказывала – не в этом случае. Вполне возможно, что убийцы жили где-то рядом или они очень хорошо знали эту местность. И это не только наводило на определенные размышления, но и давало повод для действий.
И еще у Гурова оставалось все меньше сомнений, что женщина, купившая у Астафьева «наган», была сообщницей убийцы. Нечасто встречающееся прозвище, известный конфликт, свидетелем которого стал помощник Зеленского-старшего, вскоре – покупка револьвера, чтобы расправиться с обидчиком… Да и шприц с остатками героина и ВИЧ-инфекция, обнаруженная в следах крови на игле, – заведомо реальные последствия для проститутки со стажем.
Но на этом вся логика очередной раз заканчивалась. Более никакой, даже относительной ее тени в действиях убийц Лев Иванович уловить не мог. Три года лежал «наган», вероятно, купленный этой самой Белкой – Лизкой Белой? Беловой? – чтобы отомстить Зеленскому. И за что отомстить? Чем он ее обидел? А непосредственный убийца, стрелявший в Тима, – кто он? Тоже им когда-то обиженный? А может, нанятый проституткой киллер или самый что ни есть банальный сожитель?
Если помощник Дмитрий был точен в своем рассказе, Белка вцепилась в физиономию Тима на Тверской, как только его рассмотрела в машине. А из этого следовало, что они были знакомы раньше и конфликт должен был разгореться еще до той драки. Судя по открывшимся темным страницам жизни Зеленского в воспоминаниях людей, его окружавших, отношения Тимофея с женщинам были не совсем адекватными. И он, без сомнения, мог раньше контактировать с проституткой и чем-то обидеть ее.
Все бы так, но ведь «наган» еще три года не пускался в дело. Выжидался удобный момент или Тим потерялся из виду? Неужели Белка, если именно она является участницей преступления, за столь немалый срок не могла отыскать Зеленского? Москва, конечно, огромный город, однако сына более чем известного папаши найти большого труда не составило бы.
Очередные загадки и нелепости ввергли Гурова в состояние крепкой унылости. Кстати, и телефонный разговор с Веселовым оптимизма не прибавил. Капитан доложил, что мобильником Зеленского, найденным раздавленным на месте убийства, мог пользоваться только он сам. Последний разговор с этого аппарата, зафиксированный оператором связи, состоялся около семнадцати часов, когда Тим был в полном здравии. Его предположения, что телефоном мог воспользоваться убийца, не оправдались. И еще Веселов сообщил, что отпечатки пальцев, обнаруженные в «Ауди» и квартире убитого и, вероятнее всего, принадлежавшие подозреваемым, в картотеке не значатся. То есть поводов для уныния было более чем достаточно.
Крячко, хорошо знавший Гурова, заметил его сплин и попытался привести друга в относительно нормальное состояние. Однако ни анекдоты, ни веселые воспоминания о былом настроения Гурову не вернули.
– Лева, ты гений! – неожиданно после очередного анекдота, на который Гуров никак не прореагировал, серьезно заявил Крячко, ошарашив его таким громким признанием. – Как ты с ходу определил прозвище этой проститутки! Только Астафьев сказал, что зверек какой-то, а ты, как из двустволки, дуплетом и без промаха выдал: «Белка!». Я бы так не смог.
– Он же сообщил, что этот зверек еще и прыгает, – едва заметно улыбнулся Лев Иванович.
– Да мало ли кто из зверьков прыгает? Я тебе сейчас не задумываясь штук тридцать животин перечислю, которые прыгают и их зверьками называют, – нахмурил лоб Крячко. – Куница, норка, хорек, тушканчик…
– Еще суслик… – помог ему Гуров.
– Нет, суслик не прыгает, он бегает по степи, – поправил товарища Крячко.
– Ну, тогда кенгуру – он точно прыгает, – выдал вариант Лев Иванович.
– Хватит издеваться, – посуровел Крячко. – И ты не только прозвище этой подруги вычислил, но и сразу на аналогичные фамилии вышел.
– И даже на имена, – едва сдерживая смех, уточнил Гуров. – Лариса, Лиза… Это, Стас, даже не предвидение сыщика, а научный подход к своей профессии. Ты метод дедукции помнишь?
– И не только, – подозрительно глянул на Льва Ивановича Крячко. – Изучали когда-то. Есть еще и метод индукции. Один – от частного к общему, второй – от общего к частному. Что-то ты, Лева, кажется, мне баки заливаешь? Я тебе не доктор Ватсон, да и ты на Шерлока Холмса не совсем похож.
– Ну а если так, то никакого предвидения вовсе и не было, – признался Гуров. – В беседе со мной помощник Зеленского-старшего вспомнил случай, когда тот своего сына из милиции вытаскивал. Там эта самая Белка и засветилась. Я тебе про это не рассказывал, потому что серьезным не посчитал. Думал, проходной эпизод.
– Да-а-а, – расстроенно протянул Крячко. – А я-то решил – профессиональная интуиция, гениальное чутье знаменитого сыщика… А тут сплошное надувательство! Нехорошо! Кстати, Лева, капитана Веселова мы напрягли насчет розыска Растегина, а вот район Тушина оставили без внимания. А ты говорил, что там работает толковый участковый со знаменитой фамилией Иванов. И мы как раз мимо Тушина возвращаться будем. Давай-ка заскочим и напряжем отличника участковой службы.
– Идея неплохая, – согласился с Крячко Гуров. – Пока еще фотороботы до участкового дойдут при нашей бюрократической системе. Город, округ, район, участок… Дня через три как минимум, не раньше, до Иванова доберутся портреты наших голубков.
– А как было бы хорошо, чтобы глянул Иванов на фотороботы и сразу, к примеру, выдал, что изображены на них бежавший с сахалинской каторги душегуб Федька Каин и весьма известная в определенных кругах этуаль Белка Золотой Коготок, – мечтательно сказал Крячко.
– Да уж, этуаль, – поморщился Гуров. – Ее «определенные» круги – эскорт и Тверская, да и те, наверное, в прошлом. Если вспомнить героин и ВИЧ-инфекцию, место обитания этой Белки не иначе как на площади Трех вокзалов. Ну да ладно, не будем бежать впереди паровоза. Мы еще не доказали, что именно она убийца, а точнее – сообщница убийцы. Все доказательства вины этой женщины набраны лоскутами из разных ящичков и сшиты на живую нитку. А про ее подельника, непосредственно стрелявшего в Зеленского, мы вообще ничего не ведаем и неизвестно, когда узнаем… Скверно работаем, Стас!
Гуров несколько лукавил. И особенно, когда говорил, что не ведает, когда они что-то узнают об убийце и его спутнице. Сыщики вышли на более чем четкий след, с которого их, как опытных охотничьих псов, нельзя было ни сбить, ни увести в сторону. Пока не было ни ясности, ни относительного понимания причин преступления, что для Гурова являлось важным пунктом. Улики и доказательства выходили спорными, порой вообще маразматичными, на плечах висел идиотский груз «деликатности» дела, что подразумевало ограничение в действиях, но темнота, надо признаться, стала потихоньку отступать, и уже становилась заметна натоптанная тропиночка.
С участковыми Гурову и Крячко сегодня фартило. Уже знакомого капитана Иванова они нашли, недолго поплутав среди коробок многоэтажек, в его резиденции в полуподвальном помещении. Кабинет милиционера соседствовал с подростковым клубом с неизменным еще с юношеских лет Гурова названием «Бригантина». Из-за закрытых дверей доносилась какая-то очень знакомая музыка и хор неокрепших голосов выводил что-то про качели, которые летят.
– Вот уж не думал, что еще какие-то клубы сохранились, в которых дети в хоре поют, – удивился Крячко. – Прямо патриархальность какая-то, пастораль. Того и гляди, как ветерана выловят и в почетные пионеры примут.
– Ну и слава богу, что еще осталось такое явление, – сказал Гуров. – Хоть дети пообщаются нормально, а то сейчас у них в мозгах сплошь Интернет да стрелялки-догонялки.
Он без стука открыл дверь, на которой висела табличка, извещавшая, что за ней одновременно существуют и опорный пункт милиции, и участковый уполномоченный капитан Иванов. Комната была размером не более двенадцати квадратных метров и обставлена в полном соответствии со своей площадью и финансовой состоятельностью народной милиции. Шкаф в углу, письменный стол, четыре стула, два из которых были заняты, – вот и вся меблировка.
Сыщики совершенно не удивились подобной спартанской обстановке. Их собственный кабинет не очень сильно отличался от кабинета уполномоченного. Может, только мебель была поновее.
Иванов сидел за столом, заваленным стопками бумаг, папками, какими-то амбарными книгами. Подобный натюрморт также был знаком полковникам, потому как являлся неотъемлемой частью милицейской жизни. Чем больше истрачено бумаги, тем начальство довольнее. Дело толщиной в полкирпича вызывало у руководителя презрительную усмешку и сплошной негатив в речи, пусть преступник уже был пойман и полностью признался в содеянном. Вот пара пухлых томов, чтобы завязки только за самые кончики увязывались, вызывала уважение к исполнителю.
