Киза там фигурировало в четырех разных вариантах написания кириллицей). Перечитывая статью после ознакомления с собранием гравюр, я был немало озадачен оценкой Киза и решил прямо спросить его, на чем он основывал таковой вердикт. Киз был весьма удивлен приписанными ему словами и попросил меня удалить ссылку на него[148].
Существует еще по меньшей мере одно документальное свидетельство раннего распыления коллекции Китаева после ее национализации. В архиве ГМИИ я обнаружил (в 2007 году) папку с документами о временной выдаче японских гравюр на выставку. Акт 29/в от 20 мая 1924 года сообщает, что на основе распоряжения Музейного отдела Главнауки Н. К. П. (за № 5646) 34 японские гравюры были выданы Румянцовским (так в тексте. – Е. Ш.) музеем директору Музея Ars Asiatica Ф. В. Гогелю. Среди выданных художников – Хокусай, Утамаро, Хиросигэ и др.[149] Несмотря на слова в акте “подлежат возврату”, по закрытии временной выставки возвращены они не были, о чем свидетельствует заявление старшего помощника хранителя Отдела гравюр Музея изящных искусств А. И. Аристовой заведующему отделом А. А. Сидорову от 6 декабря 1927 года (напомним, что Румянцевский музей был расформирован в 1924-м и коллекция перешла в ведение ГМИИ)[150]. Последующие свидетельства о возврате этих гравюр отсутствуют, зато имеется письмо Гогеля в Музейный отдел Главнауки, где он прямо говорит, что полученные произведения Музей Ars Asiatica отдавать не собирается[151].
Вряд ли это было единичным эпизодом. После Великой Отечественной войны раздача продолжалась. Например, в 1953 году десятки китаевских гравюр были переданы российским провинциальным музеям в Челябинске, Ростове и Новосибирске[152]. Многие из этих переданных работ были копиями, сделанными с суримоно в начале 1890-х специально для западного рынка, как, например, “Куртизанка Югири” (худ. Матора). В Челябинск был выдан лист с инвентарным номером А.30230, а в ГМИИ остались две идентичные картинки под номерами А.30229 и А.30231. В принципе, нет ничего предосудительного в том, чтобы поделиться дубликатами (особенно копиями, не имеющими большой художественной или рыночной ценности[153]) с провинциальными музеями; я привожу это лишь как пример распыления изначальной коллекции.
Когда я получил и стал проглядывать присланный мне друзьями каталог, я заметил некоторые ошибки в тексте опубликованных там писем Китаева. Ошибки эти были сделаны при перепечатке его рукописи, и я впервые отметил их, еще когда читал эти распечатки в качестве редактора[154]. Ошибки я выправил и особо отметил, что их надо исправить и в рабочем файле. И вот по завершении работы я сижу перед роскошным глянцевым томом и вижу в нем все эти простейшие и скорее смешные, нежели зловредные ошибки нетронутыми. Я стал читать тексты внимательно и обнаружил, что гордое заявление Китаева о том, что у него есть первое издание “Манга Хокусая” в отличном состоянии (“Издание это в 15 книжек; у меня – в превосходном редчайшем 1-ом оттиске”)[155], исчезло из опубликованного текста, который был немного изменен, чтобы сгладить купюру. Полностью это место в оригинале письма Китаева выглядит так: “Среди множества работ Хоку Сая есть несколько листков, предназначавшихся для его знаменитой “Ман Гва” (в переводе Ман означает 10 000, гва – картин); издание это в 15 книжек; у меня – в превосходном редчайшем 1-ом оттиске”. В опубликованном в Каталоге тексте: “Среди множества работ Хоку Сая есть несколько листков, предназначавшихся для его знаменитой “Ман Гва” (в переводе Ман означает 10 000, гва – картин); у меня в превосходном редчайшем 1-м оттиске”[156]. Никакого объяснения выпущенной части текста не дано, многоточия отсутствуют, хотя в предисловии к части “Архивные материалы” было четко сказано, что все купюры и сокращения помечены знаком […] и объяснены[157].
Попробуем проанализировать этот текст, чтобы учесть все возможные варианты толкования. Напечатанное в Каталоге в сокращенном для ясности виде выглядит так: “Есть несколько листков, предназначавшихся… для “Манга”; у меня в 1-м оттиске”. На мой взгляд, эта фраза не имеет смысла, и даже не потому, что изъяты слова про 15 томов (книжек). Листки, предназначавшиеся для “Манга”, – это оригиналы (эскизы, рисунки кистью и тушью), которые делались для включения в будущую книжку (сборник рисунков) в награвированном мастером-гравером (не самим художником) виде. Если бы Китаев имел в виду разрозненные страницы (листки) из напечатанных книжек “Манга”, он бы сказал “из”, а не “для”. И вряд ли бы он стал хвалиться несколькими листками, если у него в собрании есть полное издание в 15 книжек! (Оно есть в ГМИИ и сейчас; точнее, мне показывала его Б. Г. Воронова в 2006 году. Я увидел, что оно не первое, а позднее и отнюдь не превосходное[158].) Ну и, разумеется, если бы речь шла о нескольких листках – гравюрах из книг, они должны были быть включены в каталог, как немало разрозненных книжных страниц, нашедших там место. Но в каталоге этих “листков” нет. Значит, если они не потеряны вообще, они – рисунки. Если же они рисунки, то зачем тем, кто готовил текст Китаева к печати, понадобилось его препарировать и исключать без объяснения слова, недвусмысленно показывающие, что он говорил о том, что у него есть это издание в 15 книжках в превосходном 1-м оттиске?
“Опасная” информация о полном первом издании “Манга Хокусая” наличествовала в текстовом файле транскрибированного письма Китаева, которое мне дали в числе всех прочих материалов для редактирования. Разумеется, она наличествует в хранящемся у меня сканированном с архивного оригинала графическом файле. Мое объяснение этой загадочной и почти детективной истории вполне простое. В своей вступительной статье к Каталогу я упоминал это первое издание в самом положительном контексте, демонстрируя изначальное высокое качество коллекции. Вероятнее всего, в ГМИИ не знали о разночтении – первое или не первое издание – вообще. Поскольку книг найти не смогли[159], те, кто принимал решение, испугались, что это упоминание вызовет трудные вопросы со стороны начальства (например, Министерства культуры или самого Путина[160]), и решили, что будет проще полностью это темное место скрыть – посредством неопубликования моей статьи и вымарывания части текста из публикуемого документа[161].
Живописные несообразности
Доселе в нашем исследовании речь шла почти исключительно о гравюрах. Это было естественно, ибо история с китаевскими гравюрами более известна, в том числе благодаря моим публикациям на материале изысканий в процессе работы над каталогом. Живопись же на свитках остается практически недоступной. Тем не менее о ситуации с ней возможно сделать некоторые наблюдения и хотя бы поставить, если не разрешить некоторые вопросы о составе, качестве и сохранности этой части коллекции. Напомним, что сам Китаев считал живопись наиболее значимой и ценной частью
