своего собрания[162].
Сколько было свитков? Согласно Указателю выставки 1896 года (и идентичному Указателю 1905 года) представлено было 242 свитка (с. 33). Это же количество приводит в своих записях Н. К. Рерих, посетивший лекцию Китаева при открытии выставки в Обществе поощрения художеств и сидевший рядом с критиком В. В. Стасовым, как явствует из уже упоминавшейся фотографии. Рерих, кстати, приводит сумму, которую хотел получить Китаев за коллекцию: “Для России – стоимость 75 000 рублей”[163]. В нашем тексте выше уже приводилось число в 250 (в газетной заметке Гессена), 270 – в Описи Китаева 1916 года, 329 – в Приемной описи ГМИИ 1924 года, 600 – в статье Б. Вороновой (2010)[164]. Последнее – это, скорее всего, недоразумение. Японская же фотофиксация 1993 года приводит 204 свитка. Первые разночтения (250, 270, 329) могут быть связаны с разностью в принципах подсчета или с забывчивостью владельца и нерадением позднейших подсчитывателей. Число же 204 представляется более вероятным для нынешней картины. Интересно сравнить эту японскую фотоопись с иллюстрациями в книге С. Гартмана 1908 года (см. примеч. 88). Там приводится 21 иллюстрация картин (речь идет о свитках, китаевские гравюры там тоже есть, но в данный подсчет не входят). И из этих 21 в Пусикин дзуроку отсутствует девять. Среди них весьма выразительный портрет Дарумы (художник не указан), “Богиня на утке” Хокусая, “Ворон” Кёсая, “Дракон” школы Кано и др. Пусть первоначальные атрибуции были неправильны (и в Пусикин дзуроку некоторые описания из этих 21 исправлены), но где сами вещи? Отсутствие девяти из двадцати одной (и вполне эффектных внешне) – довольно много, почти половина. Возможно, ситуацию могли бы прояснить нынешние сотрудники ГМИИ, но они (в отличие от покойной Б. Г. Вороновой) incommunicado.
Вообще поразительно, сколько загадок и потерь (а также мифов – вспомним хотя бы фигурировавшее в публикациях число гравюр в 25 тысяч, ужавшееся в итоге до неполных двух тысяч) связано с коллекцией Китаева! Например, совсем недавно появилось сообщение о том, что С. Г. Елисеев подготовил “каталоги коллекций укиё-э С. Н. Китаева”[165]. Я склоняюсь к мысли, что это тоже, скорее всего, миф.
II-23
Хокусай (приписано ошибочно)
Богиня на утке. Свиток. Воспроизведено в книге С. Гартмана перед с. 63. Фото автора с экземпляра книги в его собрании.
Hokusai (wrongly attributed to)
The Goddess on a Duck. Painting scroll in the Kitaev Collection. Reproduced in the Sadakichi Hartmann’s book “Yaponskoe Iskusstvo” (“Japanese Art”). P. 63.
II-24
Неизвестный художник
Дарума. Свиток. Воспроизведено в книге С. Гартмана “Японское искусство” после с. 22. Фото автора с экземпляра книги в его собрании.
Unknown artist
Daruma. Painting scroll in the Kitaev Collection. Reproduced in the Sadakichi Hartmann’s book “Yaponskoe Iskusstvo” (“Japanese Art”). Translated from English by O. Krinskaya. St. Petersburg, 1908. P. 22.
“Энциклопедия всех художеств Японии” – это тоже миф?
Все оценки коллекции Китаева до самого последнего времени зиждились на словах самого коллекционера (будучи подчас при этом еще раздутыми или непонятыми, а потому передаваемыми чрезмерно грандиозно или хвалебно. Это пошло с первого хранителя коллекции Б. Г. Вороновой, и отчасти этому был подвержен и я сам). Но в последнее время появились мемуарные или документальные свидетельства, которые входят в противоречие с этой точкой зрения, согласно которой коллекция эта была выдающихся достоинств и занимала второе место в Европе по качеству и полноте. Вот что писал о ней уже упоминавшийся Александр Бенуа:
Много вещей хороших, особенно среди какемоно (хотя вообще эти шелковые картины своей тусклостью меня не пленят), однако большая часть (особенно среди гравюр) – ординарный рыночный товар (плохие новейшие оттиски, а иногда и копии, подделки). ‹…› Китаев звал снова, заставил нас даже обещать посетить его на будущей неделе, но я побаиваюсь этого жестокого педанта и едва ли сдержу свое обещание[166].
Можно возразить, что Бенуа не был специалистом-японистом и не мог судить о тонкостях. К тому жe он был, возможно, пристрастен к Китаеву. В той же записи он, как уже упоминалось, отмечал: “Чудаковатый, не совсем нормальный господин. Он истомил нас медлительностью и систематичностью своего показывания”[167]. Но думается, что глаз Бенуа, художника и коллекционера, был достаточно хорош, чтобы хотя бы в общем представлять то, о чем он говорит. Что касается “чудаковатости”, то в таковом суждении Бенуа был не одинок. Павлинов писал в своем письме (см. выше) о нервной болезни Китаева примерно в это же время. (В 1912 году Китаев вышел в отставку по болезни.) А намного раньше его особенности отмечали соученики по кадетскому корпусу: “не
