ночь приставить к ней сиделку. На третью ночь после исчезновения Брантона сиделка, убедившись, что больная мирно спит, тоже прикорнула в кресле рядом с ней. Пробудившись рано утром, она увидела, что в постели никого нет, окно распахнуто настежь, а Рейчел исчезла. Меня тотчас же разбудили, и я в сопровождении двух лакеев отправился на поиски пропавшей девушки. В какую сторону она убежала, определить было нетрудно: от окна ее следы шли через газон к пруду и кончались возле посыпанной гравием дорожки, которая выводила за пределы наших владений. Глубина пруда составляет восемь футов, и можете представить наши чувства, когда мы увидели, что отпечатки ног несчастной умалишенной обрываются у самой воды. Разумеется, мы немедля вооружились баграми и принялись вылавливать тело утопленницы, однако так его и не обнаружили. Зато извлекли на поверхность совершенно неожиданную находку: полотняный мешок, набитый обломками ржавого металла, потерявшего цвет от времени, и тусклыми осколками не то стекла, не то гальки. Помимо этого странного трофея, в пруде ничего не нашлось. Несмотря на все вчерашние поиски и расспросы, о судьбе ни Рейчел Хауэллз, ни Ричарда Брантона нам решительно ничего не известно. Местная полиция пребывает в полном замешательстве, и вы – наша последняя надежда.
Вообразите, Ватсон, с какой жадностью я выслушал этот рассказ о головокружительной череде событий и как остро мне захотелось связать их вместе, нанизать на единую нить!
Дворецкий исчез. Исчезла и горничная, которая была в него влюблена, а позднее по праву могла возненавидеть. Урожденная валлийка, она обладала пылким и необузданным нравом. Когда исчез дворецкий, она была крайне взволнована. Утопила в пруду мешок с более чем странным грузом. Необходимо было учесть все эти обстоятельства, однако ни одно не приближало меня к разгадке. Где искать отправную точку? У меня в руках была только оборванная ниточка из очень запутанного клубка.
«Масгрейв, – сказал я, – мне нужно ознакомиться с документом, который изучал ваш дворецкий, раз Брантон считал его настолько важным, что не побоялся потерять место».
«Наш обряд лишен всякого смысла, – ответил он. – Единственное его оправдание – древность. У меня с собой копия вопросов и ответов; если хотите – можете взглянуть».
Масгрейв протянул мне ту самую бумагу, Ватсон, которую я держу в руках. Это нечто вроде катехизиса, который по достижении совершеннолетия должен был вызубрить каждый представитель рода Масгрейвов. Я прочитаю вам вопросы и ответы в том порядке, в каком они здесь следуют:
«Кто этим владел?»
«Тот, кто ушел».
«Кто этим овладеет?»
«Тот, кто придет».
«Какой был месяц?»
«Шестой с начала».
«Где стояло солнце?»
«Над дубом».
«Где лежала тень?»
«Под вязом».
«Как ступали?»
«На север – десять и десять, на восток – пять и пять, на юг – два и два, на запад – один и один, а потом вниз».
«Что мы отдадим за это?»
«Все, что нам принадлежит».
«Во имя чего?»
«Во имя верности».
«Дата в оригинале не проставлена, – заметил Масгрейв, – но, судя по правописанию, это середина семнадцатого столетия. Боюсь, впрочем, что бумага эта никак не поможет разрешить нашу головоломку».
«Зато она предлагает нам вторую – даже более захватывающую, нежели первая. Не исключено, что разгадка одной приведет к разгадке другой. Простите, Масгрейв, но, по-моему, ваш дворецкий умом и проницательностью превосходит десять поколений своих хозяев».
«Не понимаю вас. На мой взгляд, эта бумага не имеет ни малейшего практического значения».
«А мне представляется, что практическое ее значение громадно; наверняка так считал и Брантон. Вероятно, эта бумага была ему знакома и до той ночи, когда вы его изобличили».
«Более чем вероятно. Мы никогда ее не прятали».
«Думаю, ему просто захотелось тогда освежить в памяти ее содержание. Насколько я понял, с этой бумагой он сравнивал какую-то карту, которую при вашем появлении сунул в карман?»
«Да, это так. Но какое ему дело до нашего старинного фамильного ритуала и что означает вся эта чепуха?»
«Полагаю, нам не слишком трудно будет все это выяснить, – заключил я. – С вашего позволения, отправимся завтра в Сассекс первым же поездом – и уже на месте вникнем в подробности».
В тот же день мы отправились в Херлстон. Вам, вероятно, доводилось видеть изображение и читать описания этой старинной достопримечательности, поэтому скажу только, что здание имеет форму буквы «L», причем длинное крыло – позднейшая пристройка, а короткое – изначальное его ядро, впоследствии расширенное. В центре этой древней части над низким входом с массивной дверной перемычкой вырезана дата «1607», однако знатоки сходятся во мнении, что деревянные балки и каменная кладка гораздо старше. На редкость толстые стены и крохотные окна в этой части здания побудили владельцев воздвигнуть в прошлом столетии новое крыло; старое временами используется как кладовая и погреб. Жилище окружено великолепным парком с мощными деревьями; пруд, о котором упоминал мой клиент, расположен невдалеке от подъездной аллеи, ярдах в двухстах от дома.
К этому моменту, Ватсон, я уже пришел к твердому убеждению, что передо мной не три загадки, а только одна, и если правильно истолковать обряд рода Масгрейвов, у меня в руках окажется ключ, который поможет объяснить судьбу дворецкого Брантона и горничной Хауэллз. На этом я и сосредоточил все свои силы. Почему дворецкий так стремился постичь этот давнишний вопросник? Явно потому, что уловил в нем смысл, который не замечали целые поколения владельцев поместья, и предвкушал для себя некую выгоду. Что же это было за открытие и как оно сказалось на его участи?
Когда я прочитал «Обряд», мне сделалось совершенно ясно, что указанные числа ведут к какому-то определенному месту, о котором идет речь и в других пунктах, и, найдя его, мы приблизимся к разгадке тайны, которую былые Масгрейвы сочли необходимым передать своим потомкам столь примечательным способом. Исходными ориентирами были два дерева: дуб и вяз. Относительно дуба сомнений быть не могло. Прямо перед домом, по левую сторону от дорожки, высился дуб-патриарх, внушительнее которого я, пожалуй, и не видывал.
«Этот дуб стоял здесь, когда был записан ваш „Обряд“?» – спросил я, любуясь им на ходу.
«И даже, по всей вероятности, еще во времена Нормандского завоевания, – отозвался Масгрейв. – Двадцать три фута в обхвате».
Итак, один важный для меня пункт прояснился.
«А старые вязы у вас есть?»
«Вон там рос очень старый, но десять лет назад в него ударила молния, и нам пришлось его выкорчевать».
«Но вы помните, где он стоял?»
«Конечно».
«И других таких вязов больше нет?»
«Старых не осталось, зато есть множество буков».
«Мне бы хотелось взглянуть на то место, где он стоял».
Мы приехали в догкарте, и мой клиент сразу же, не заходя в дом, повел меня к шраму на газоне, где когда-то рос вяз: приблизительно на полпути между домом и дубом. Итак, расследование продвигалось.
«Наверное, уже нельзя сказать, какой он был
