«Боже! Зачем мне все это!? Как же права была моя Настасья. Никогда, никогда я в этом участвовать не буду!»
* * *
— Борис Степанович, вы ставите меня в неловкое положение, — с укоризной произнес профессор Умов.
Неделю тому назад Борис выслушал от профессора все, что тот о нем думал, а думал он о нем не так уж и плохо, но сетовал на невнимание к университету. Дома привыкший к крутым наездам переселенец почесал репу и быстренько исправился, прочитав курс, подготовленный им еще в Европе. Этого объема ему показалось мало, но не тут-то было — то ли кризис с революцией, или еще какие причины, но денежки для привлечения сторонних специалистов испарились, а эксплуатировать изобретателя задарма Умов считал недостойным.
— Николай Алексеевич, как говорят у нас в Америке, я готов брать борзыми щенками, но предупреждаю: подойдут только выпускники с творческой жилкой.
— Вы хотите привлечь выпускников кафедры физики в ваше товарищество?
— А что вас удивляет?
— Чего-то подобного я ожидал, но если отдать перспективных студентов, то кто тогда придет нам на смену? — голосом профессора отчетливо заговорила жаба.
На самом деле Николаю Алексеевичу было неловко сказать сидящему перед ним изобретателю, что самые толковые зачахнут на рутинной инженерной работе, в чем он неоднократно убеждался.
— А кто вам сказал, что я собираюсь оголять вашу кафедру? Ничего подобного. Студентов со склонностью к изобретательству заберу и не поперхнусь, а теоретики останутся на кафедре. Таких будем привлекать без отрыва от университета. Кстати, не посмотрите? — Борис протянул набросок статьи об ионосфере.
Текст, отпечатанный на привезенном из Германии Ундервуде, читался легко, а формулы были вписаны от руки.
— Ионосфера говорите? — быстро пробегая текст, невнятно пробормотал профессор.
Текст был невелик. В нем приводились результаты опытов и расчеты, подтверждающие версию автора о наличии отражающего слоя. От написанного еще с Поповым он дополнился версией о многослойности ионосферы.
— Смело. Очень смело, но материала явно маловато и выкладки ваши…, пожевав губами, Умов отложил текст. — Если я вас правильно понимаю, вы хотите получить от нас рецензию?
— Не угадали, это журнальный вариант статьи для нашего издания, а для серьезной публикации надо привлечь тех самых теоретиков с кафедры. Работа большая. Как вы справедливо подметили, потребуется дополнительные опыты и анализа зафиксированных случаев сверхдальней связи. Помнится, что-то такое проскакивало у того же Маркони.
— Помилуйте, Борис Степанович, Вы предлагаете нашей кафедре разделить с вами лавры первооткрывателя? — оценив масштаб открытия, профессор интонацией выделил местоимение «Вы».
— В общем-то да, предлагаю, а что в этом особенного? К тому же, есть в этой дележке одна неочевидная тонкость — чем больше вокруг открытия лавровых венков, тем выше торчит главная голова. К тому же на том берегу Ламанша зашевелились — того и глади умыкнут.
С таким отношением к ученым Европы профессор Московского университета был категорически не согласен, но отвлекаться на подобные филиппики было не ко времени.
— Щедрый дар, но почему вы не обратились к господину Попову? Вы же с ним весьма плодотворно работали и что-то такое за вашими подписями мелькало.
— Неделю назад я навестил Александра Степановича и не уверен, что после удара он сможет приступить к работе.
— Печально, — о чем-то размышляя, Умов примолк.
— К тому же институт готовит специалистов технической направленности, а изучение ионосферы, по моему разумению, относится к фундаментальной науке.
— «Фундаментальна наука», опять новое словцо. Смысл понятен, но не привычно. Борис Степанович, а может быть вы все же согласитесь на экстернат?
По местным масштабам у переселенцев было очень неплохое образование, но подтвердить его было нечем. Зверева это не тяготило, а вот Мишенин без диплома не мог регулярно читать свои лекции. Лично Федотов в дипломе не нуждался, но его достали вопросами об его альма-матер. Будто на том свет клином сошелся. К тому же он всерьез стал опасаться, как бы наиболее ретивые не начали копать в этом направлении. На эту тему не далее, как неделю тому назад Борис немного повздорил с Николаем Алексеевичем, отказавшись сообщить место учебы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ничего не понимаю, — расстроился профессор. — Какой смысл скрывать место учебы, коль при растущей вашей известности, учителя о вас рано или поздно вспомнят. Впрочем, — взгляд профессора стал колючем, — может быть вам неловко сказать, что вы самоучка?
Всем своим видом профессор демонстрировал, что ни на йоту не верит в скромность Федотова, ибо уверенный в себе сорокапятилетний посетитель на застенчивого человека не походил ни в малейшей степени.
— Увы, Николай Алексеевич, вы же сами видите, что для самоучки у меня таланта маловато будет, — улыбаясь, Борис развел руками на манер кота Матроскина.
Тема сдачи экзаменов экстерном всплыла еще в Петербурге, но показалась тогда слишком затратной по времени. В Москве же сложилась благоприятная обстановка, к тому же Борис прознал, что перезачет иностранного диплома носил сугубо формальный характер.
— Николай Алексеевич, если лекции пойдут в зачёт, то мы с Мишениным готовы предоставить дипломы университета Трухильо.
Послав в Чили гонца готовить легенду об их работе в Чили, специалиста попутно нагрузили задачей раздобыть дипломы. А почему они оказались из перуанского Трухильо? Да потому, что там вышло дешевле, а привезли их из далекой Америки совсем недавно.
— Борис Степанович, что же вы молчали?! — всплеснул руками профессор.
«Вот что значит умный человек, — восхитился Федотов, — ведь по глазам вижу, что сообразил, но правила игры соблюдает. Впрочем, чему я удивляюсь? Наш действительный статский советник совсем не Паганель, а администратор в генеральском звании. Глупенькие на этом уровне не водятся. Чесс сказать, гора с плеч».
Последний вывод Федотова был в общем-то верен, теперь он с чистой совестью будет вешать лапшу об окончании Московского университета.
Глава 7
Рождение преторианской гвардии
Период с января по июль 1906 года
Сопка всего на полста метров возвышалась над маньчжурской деревней, но при закатном солнце с нее открывалось сокрытое днем. В Цюаньяне под сотню серых халуп, обнесенных кривым частоколом. Их даже фанзой назвать язык не поворачивался. Более-менее приличных фанз всего-то с пяток, а самая богатая по центру деревни у берега речушки, скорее большого ручья. Пара фанз под черепичной крышей примостилась ближе к краю деревни. Эти стоят впритирку друг к другу.
Вдоль реки прямоугольники только-только зазеленевших полей, а чуть в стороне залесенные склоны сопок. Одним словом, северная маньчжурская глухомань. Не случайно здесь обосновалось гнездовье хунхузов.
— Миха, вишь у фанзей Суня и Дена народ кучкуется, а этот, в халате с драконами, опять чей-то орет, — лежащий рядом с Самотаевым урядник показал на два рядом стоящих дома с красиво загибающимися краями крыш.
— Так, так, господина благородия. Господина Сунь и господина Дэн всегда так ругаются.
— Цыц, мне! — кулачище урядника замаячил перед носом проводника. — Вот ведь, китайское отродье, лезет и лезет, — в который уже раз выразил свое отношение к представителю желтой расы Максим Шикин.
Наблюдение велось вторые сутки, а минувшей ночью Самотаев с проводником и парой бойцов прокрались до дома главы окрестных бандитов. К сожалению, фанза Гоужи стояла крайне неудобно. До нее надо было пройти полдеревни, а на отходе натыкаться на выскакивающих из домов вооруженных хунхузов. А кто сказал, что тебя не приголубят пулей из-за штакетника? Отход без потерь не складывался.
Другое дело дома его подельников — Суня и Дена, но уничтожение шестерок проблему не решало.
Все началось с того, что Звереву удалось-таки «пробить» небольшой заказ для своей неофициальной частной военной компании. Формально между администрацией КВЖД и охранным товариществом со странным названием ЧК был заключен договор на охрану двух дистанций пути.
