Князь, бывало, серчал, но за лихость ребят любил. И тут, как раз, случилась эта история с ляхом и корзном. Болтали, что Ярослав Святополчич так Корнею и сказал: "Ты честь нашу защитил, проси, чего хочешь!". А тот возьми да и попроси руки Аграфены! Вот такие дела.
— И что князь? Отдал?
— Ага, разбежался! Выгнал он Корнея! И из терема княжеского, и из Турова. За наглость. А тот, и правда, наглым оказался: сговорился с дружками и увез Аграфену тайно. Князь, конечно, погоню послал, прискакали его люди в Ратное, а Корнея там нет! Он, оказывается, в Киев подался. А потом еще куда-то, болтали, что аж до Херсонеса добрался. Может правда, может нет. Не знаю, но когда ляхи Берестье осадили, Корней в войске Киевского Великого князя оказался, и чем-то опять отличился. Ну, если Великий князь Киевский Корнея отличил, то удельному князю Туровскому казнить Корнея, понятное дело, не с руки. А там еще и Аграфена двойню родила, порадовала родителя внуками. Так и обошлось.
"Бред! Интересно, как князь Ярослав — ровесник деда — мог в семнадцать лет годную для замужества дочь иметь? Сплетники, мать их… Слышат звон, да не знают где он. Раз Ярославна, значит, дочь князя Ярослава, идиоты. А то, что не дочь он а ему была, а сводная сестра и в голову не приходит. Хотя про «ветхого» боярина, наверно правда — бабку, ведь, действительно Аграфеной Ярославной, а не Аграфеной Святополковной величали".
Илья, между тем, продолжал свое повествование:
— Фрола, как подрос, тоже в Туров отправили. В младшей дружине у князя был, но недолго, весь в батюшку Корнея, набедокурил чего-то, и обратно в Ратное вернулся, но успел жениться на первой красавице Турова, его вот, матери.
— И причем тут кровь Лисовинов? — Так и не понял Афанасий.
— Не понял? Да при том, что Фрол и Лавр по матери — Рюриковичи!
— Так мать же Аграфены невенчанная была?
— Малуша — мать Владимира Святого — тоже с князем Святославом не венчалась, она вообще рабыней была.
— Вот и нет! Ее брат Добрыня в княжьих ближниках ходил, а у Владимира был дядькой!
— Он, что, родился ближником? Пробился наверх умом и храбростью. Тут уж такое дело: мужики мечом дорогу себе пробивают, а бабы… этим самым, хе-хе. Кто в чем искусен, тем, значит. Хотя на Малушу грех возводить не будем, она так ключницей и осталась.
"Ну до чего ж люди власть предержащим косточки перемывать охочи! Почти два века прошло, и поди ж ты!".
— Но Владимир-то потом на Цареградской царевне женился! — продолжал спор Афанасий.
— Да не о том речь! Рюриковичи у нас в Ратном, Афоня! Хоть и не из-под венца, а, все равно, Рюриковичи! Один, правда, погиб, Царство ему Небесное, а второй-то вон, впереди скачет, а князья лишних в своей семье не любят. Особенно, если за этим лишним сила стоит.
История эта, по смерти князя Ярослава, забылась, но кто знает, когда и чем обернуться может? Корней силу набирает и нам намек дает. Умный поймет, а дураку и не к чему.
— Какой намек?
— Хе-хе, вот ты, Афоня, дураком и выставился! Сам же мне про сани с порубленными покойниками рассказал, и про мужика изуродованного в лесу. Это Корней внука на характер проверял, Лавр-то похлипче брата всегда был, в матушку пошел. Внук испытание выдержал, тогда Корней его в поход взял, как думаешь, зачем?
— И зачем же? — Афанасий заворочался в санях, устраиваясь поудобнее, похоже тема разговора захватывала его все больше и больше.
— Нам показать! — Уверенно заключил Илья. — Чтоб знали, что род Лисовинов на Корнее не заканчивается! И внук нам показался! Во всей красе, что, разве не так?
— Ого! А, ведь, верно! Пацаны, я слышал, его меж собой Бешеным зовут, теперь понятно: Лисовины.
— Угу, "Бешеный Лис" родился, пострашнее медведя будет.
— Как-то и не подумаешь…
— "Вежливый, разумный, зла не держит, помочь обещал" так? — Передразнил Илья.
— Так, только я…
— Так! — Не дал Афоне договорить Илья. — Корней кого-нибудь из своих зря обижал?
— Не слыхал.
— И не услышишь, он с сотней, как с собственным ребенком носится. И внука своего к тому же приучает. И командовать учит: уже десяток парней под его руку поставил. Видал их?
— Не всех, они пораненные почти все…
— А один — убитый. Но, попомни мое слово, ты еще увидишь Михайлу сотником, а парней этих десятниками при нем, и это будет такая сотня, что с тысячей справится!
"Однако и репутация же у Вас, сэр! Хоть в розыск объявляй: убийца, садист, расчленитель, матерщинник и, вдобавок ко всему, побочный родственник правящей династии. А еще, люблю, притворяясь спящим или больным, подслушивать чужие разговоры. Портрет, достойный кисти… даже не знаю, кого. Специалиста по изготовлению фотороботов.
Слава Богу, по молодости лет, в развратники не записали, хотя прадед, как выясняется, сводничеством грешил и полигамию насильственным образом внедрял, для разрешения демографического кризиса. А дед хулиганом был и девицу благородного происхождения украл. С такой наследственностью прямая дорога в бандиты. А кликуха "Бешеный лис" — Майн Рид с Фенимором Купером в одном флаконе!
Но, если серьезно, то именно такие лихие ребята в Европе, сейчас и еще в течение нескольких веков, будут династии основывать: королевские, герцогские, графские. Многие роды, конечно, пресекутся, но те, что сохранятся, дотянут до тех времен, когда выродившиеся потомки доведут дела до мятежей и революций. Мне, что ли, заняться? Так, ведь, и занимаюсь уже! Вот так номер: в струю попал! Влился, так сказать, в передовой отряд строителей феодализма. Хотя, строй, не строй, если исторические условия сложились, само построится, с тобой или без тебя. А посему, не строить надо передовое общество, а быть адекватным идущим процессам, тогда будет "с тобой".
Со мной, не со мной, а мужика-то я кромсал так же, как дед тех двоих — в санках. Это что ж выходит? У Вас, сэр Майкл, только рациональная составляющая личности своя, а эмоциональная — наследственная, лисовиновская? То-то летом Вы на деда с кинжалом поперли! Прадед собственного сотника, как свинью зарезал, Дед… Выходит — это наследственное. Если вожжа под хвост попала, авторитеты побоку, зверь наружу лезет, а не угробиться при этом, позволяют только наработанные рефлексы. А Юлька? Может, потому и стояла столбом, что, когда Демку лечили, она во мне зверя почуяла? Да нет, потом она себя, вроде бы нормально вела…Или мать позже объяснила? Блин, сэр, вы же с таким характером, как противопехотная мина — лежит себе лежит, а потом к-а-а-к ахнет! Нет, над этим всем надо крепко подумать, или Нинею расспросить? Во всяком случае, какой-то предохранитель нужен, а то дров наломаю, мало не покажется.
А Илья мужик интересный. Кто бы мог подумать, оказывается, предтечами таксистов были не ямщики, а обозники. Такие же разговорчивые, информированные, всякого повидавшие и очень полезные. А режут их, почем зря! Любой воинский отряд только и мечтает, что на вражеский обоз наехать. Добычи много, а сопротивление почти нулевое. Вот кому самострелы бы пригодились! А что, это — мысль!
По нынешним временам, дружина без обоза — никуда. Оружия на себе прут столько, что еще что-нибудь: продовольствие, боеприпасы, медикаменты, всякий другой необходимый груз — ни человеку, ни коню не под силу. Если у деда будет своя дружина, то должен быть и свой обоз. Интересно: эти десять обозников сами пошли или их Лука заставил?".
— Дядька Илья! — Мишка решился, все-таки, «проснуться».
— А-а, проснулся? — Обозник вроде обрадовался Мишкиному пробуждению и тут же заботливо поинтересовался: — Нога не болит? Может, мерзнет?
— Болит, но не сильно.
— Просто болит или дергает?
— Просто болит.
— Тогда не страшно. Чего проснулся-то, по нужде надо? Остановиться?
— Нет, ничего не нужно.
— Ты, парень, не стесняйся, я раненых за двадцать, с лишком, лет перевозил, и не сосчитаешь, все умею и всякое видел. У меня богатыри рыдали, как дети, и парнишки умирали, которым еще жить бы и жить. Один раз даже баба у меня в телеге рожала. Вот история была! Я как раз переднее колесо на место ставить собрался, а она как схватится за обод, да как заорет! Я к себе колесо тяну, а она — к себе, старшина подбежал: "Вы что, с ума посходили?" — спрашивает, а потом разобрался, в чем дело и приказывает мне: "Так и держи, ей так легче". Ну я, как дурак, с колесом все время, пока она рожала, и простоял.
— А твой обоз громили когда-нибудь?
— Было дело. — Посерьезнел Илья. — Два раза я в такую неприятность попадал. Один раз, я еще совсем пацаном был, нурманы с цареградской службы через наши земли к себе возвращались. Ну, как у них и водится, грабили по пути, где силы хватало. Мы им, как раз на переправе и попались. Почти всех вырезали, я только тем и спасся, что телега опрокинулась, я в воду упал, и течением меня в сторону отнесло. Потом сотник Агей их на переволоке догнал, и тоже всех до одного порешили. В ладьи ихние покидали, кого и живым еще, да сожгли. У нурманов, правда, говорят, обычай такой — умерших князей, да воевод вместе с ладьей сжигать. Так что, Агей им всем, вроде как честь оказал…
