обращенные к Императору в поддержку князя Василия Шуйского, поспорившего тогда с Императором о бывшем на столе телячьем жарком, поскольку это противоречило их религии. В конце концов, он вернул себе милость в день Пасхи по ходатайству Петра Федоровича Басманова, хотя все, и сам Император (который вовсе не был мнительным государем), подозревали, что существует какой-то скверный заговор, так как он прежде обычно не вел себя так, как недели за две до своего изгнания; его возвращение было ошибкой почти равной возвращению Шуйского, так как его злобный нрав, не забывавший никаких обид, был всем известен.
В конце апреля Император Димитрий получил известие, что между Казанью и Астраханью собрались около четырех тысяч Казаков (указанные Казаки, как и все те, о которых говорилось выше, и как следует понимать везде в данном сочинении — пешие воины, а не кавалеристы, как Казаки, живущие в Подолии и Черной Руси под властью Польского короля, встречающиеся в войсках в Трансильвании, в Валахии и Молдавии и в других местах, /f. 41 v./ каковые Казаки с древности были конными и вооружались, как Татары, и [ныне] продолжают также, разве только с недавнего времени большинство их пользуется аркебузами, но они не носят никакого оборонительного оружия, если не считать таковым кривую саблю[308]). Каковые Казаки, разбойничавшие по Волге, говорили, что с ними находится молодой государь по имени Царь Петр[309], являвшийся истинным сыном (как они пустили слух) Императора Федора Иоанновича, сына Иоанна Васильевича, и сестры Бориса Федоровича, правившего после указанного Федора, родившимся около 1588 года и тайно подмененным, тогда как, по их словам, на его место подставили девочку, которая умерла в возрасте трех лет, как мы упомянули выше. Если бы они говорили правду, то этому Царю Петру могло быть от шестнадцати до семнадцати лет; но было хорошо известно, что это всего лишь предлог, чтобы грабить страну из-за недовольства указанным Димитрием со стороны этих Казаков, полагавших, что они не вознаграждены так, как они надеялись. И все же Император написал ему письмо, в котором извещал, что коли он истинный сын его брата Федора, то да будет желанным гостем, и приказал наделять его в пути всем необходимым по части припасов, что они зовут кормом, но если он истинным не является, то пусть покинет его пределы. Пока послания шли туда и обратно, был указанный Димитрий подло убит, как будет описано ниже. Но /f. 42/ до моего отъезда из России указанные Казаки захватили и разграбили три замка вдоль Волги, захватили несколько маленьких пушек и другое военное снаряжение и разделились: большинство отправилось в татарские равнины, другие ушли в замок, находящийся на полдороге между Казанью и Астраханью, в надежде грабить купцов, торгующих в Астрахани, или, по меньшей мере, вынудить у них некую дань. Но, будучи в Архангельске, я получил известие, что там все успокоилось и названные Казаки все это оставили[310].
В пятницу 12 мая состоялся въезд в Москву Императрицы — супруги Димитрия, великолепнее всех, когда-либо виденных в России. В ее карету впряжены были десять ногайских лошадей, белых с черными пятнами, как тигры или леопарды, которые были так похожи, что нельзя было бы отличить одну от другой; у нее было четыре отряда польской кавалерии на весьма хороших лошадях и в богатых одеждах, затем отряд гайдуков — телохранителей, она имела много вельмож в своей свите. Ее отвезли в монастырь к Императрице — матери Императора, где она прожила до семнадцатого числа, когда ее доставили в верхние покои дворца. Назавтра она была коронована по тому же обряду, что и Император. Под руку ее вел посол Польского короля шатлен Малогощский[311], под левую жена /f. 42 v./ Мстиславского, а при выходе из церкви ее вел за руку Император Димитрий, и под левую руку ее вел Василий Шуйский. В этот день на пиршестве присутствовали только русские; девятнадцатого начались свадебные торжества, где присутствовали все поляки, за исключением посла, так как Император отказался усадить его за свой стол. И хотя это против обычая Русских — сажать какого-нибудь посла за царский стол, этот шатлен Малогощский, посол Польского короля, не преминул заметить Императору, что его послу была оказана подобная честь Королем его повелителем, так как во время свадебных торжеств его всегда усаживали за собственным столом Короля Польши. Но в субботу и в воскресенье он обедал за отдельным столом, рядом со столом их Величеств. Тем временем Император Димитрий был предупрежден своим тестем, палатином Сандомирским и его секретарем, и Петром Басмановым, и другими, что против него самого нечто затевается, кое-кто был взят под стражу, но Император, казалось, не слишком поверил этому.
Наконец, в субботу 27 мая (здесь, как и в других местах, подразумевается новый стиль, хотя русские считают по старому стилю), в шесть часов утра, когда менее всего помышляли об этом, наступил роковой день, когда Император Димитрий Иоаннович был бесчеловечно убит и, как считают, вырезаны тысяча семьсот пять Поляков, чьи жилища были удалены друг /f. 43/ от друга. Главой заговорщиков был Василий Иванович Шуйский. Петр Федорович Басманов был убит на галерее против покоев Императора и первый удар получил от Михаила Татищева, которому он незадолго до этого испросил свободу, и были убиты несколько стрелков из телохранителей. Императрица — супруга сказанного Императора Димитрия, ее отец, брат, зять и все прочие, избежавшие народной ярости, были заключены под стражу, каждый в отдельном доме[312]. Покойного Димитрия, мертвого и нагого, протащили мимо монастыря Императрицы, его матери, до площади, где тому же Василию Шуйскому должны были отрубить голову, и положили указанного Димитрия на стол длиной примерно в ольн[313] так, что голова свешивалась с одной стороны и ноги с другой, а указанного Петра Басманова положили под этот стол. Они три дня оставались зрелищем для каждого, пока указанный глава заговора Василий Иванович Шуйский, тот, о ком мы столько говорили, не был избран Императором (хотя это королевство не выборное, а наследственное, но, поскольку Димитрий был последним из этого дома, и не осталось никого, кто был бы его крови, указанный Шуйский посредством своих козней и интриг был избран, как ранее сделал и Борис Федорович после смерти Федора, о чем мы упоминали выше); каковой велел зарыть указанного Димитрия за городом у большой дороги. В ночь после того, как он был /f. 43 v./ убит, наступил великий холод, продлившийся восемь дней, который погубил все хлеба, деревья и даже траву
