— Ну, без разницы. Сейчас все сводится к греху. — Она толкает тележку на несколько футов, затем смотрит на меня, выгнув бровь. — Говоря о грехе, лучше бы тебе не грешить с дочерью проповедника.
Вздохнув, хватаю список покупок, лежащий на ее плетеной сумочке.
— Зеленые бобы. Бананы. Филе.
Бабушка выхватывает список.
— Не отвлекай меня.
— Ба, я уже взрослый, черт…
Она так сильно ударяет меня по затылку, что я на секунду вижу звезды.
—Мальчик, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не ругался при мне.
— Боже…
— Вот именно, тебе лучше бы помнить о нем! — Она слишком резко поворачивает в проход, опрокинув пирамиду бумажных полотенец. И просто продолжает катить тележку, переехав большую часть рулонов бумажных полотенец, а один застрял под колесом. Бабушка отшвыривает его в сторону. — Господи Иисусе.
— Я рад, что ты не водишь машину.
— Я просто даю этим подросткам, которые здесь работают, какое-то занятие. А теперь давай посмотрим, как насчет жареного цыпленка и картофельного пюре в воскресенье?
— Ты же знаешь, я люблю твоего жареного цыпленка.
— М-м-м, и я уверена, что она тоже полюбит.
— Она?
— Да, ты приведешь эту девушку на воскресный ужин, как подобает настоящему джентльмену. Ты не будешь развратничать с дочерью проповедника. Я слишком много работала над своими добрыми делами, чтобы ты рассердил на меня Господа.
Мне хотелось застонать, но я люблю ее, поэтому просто улыбаюсь и говорю, что посмотрю, что можно будет сделать.
Бенджи бросает пару валетов на карточный стол, шевеля своими рыжеватыми бровями.
— Попробуй побить это, говнюк.
Я смеюсь.
— Пару валетов? — Он идиот, что тут скажешь?
Бенджи морщит лоб.
— Что там у тебя, Грейсон?
Медленно веером выкладываю свои карты на стол с улыбкой на лице.
— Три туза и пара дам.
Тревор улюлюкает.
— Чушь собачья! — Бенджи срывает с головы бейсболку и бросает ее на стол. — Ты жульничаешь!
— Не черта подобного! — Сгребаю четвертаки со стола, складывая их перед собой.
— У тебя сегодня было пять таких раздач!
— Мне повезло.
— Ты придурок, — ворчит Бенджи, отодвигая стул и направляясь к старому холодильнику в углу комнаты. Пивные бутылки за дверью дребезжат, когда он рывком распахивает ее.
— Да ладно тебе, Бенджи, это всего лишь пять баксов, — смеется Тревор.
— Это пачка «Кэмел Ред», вот что это такое.
Я качаю головой.
Бенджи снова садится за стол с пивом, затем хватает колоду карт и начинает тасовать их.
— Во что сыграем дальше? Пятикарточный стад?
У меня звонит телефон. Когда вытаскиваю его из кармана, на экране имя Ханны.
— Привет, — говорю я, поднося трубку к уху. — Что случилось?
— Ты занят?
— Нет.
— Эй, — говорит Бенджи. — Эта девушка?
Свирепо глядя на него, отмахиваюсь от него рукой.
— Скажи ей, пусть придет и приведет каких-нибудь девчонок с большими сиськами. — Он притворился, что взвешивает в руках пару сисек, закатывая глаза, как извращенец. — Мы можем сыграть в покер на раздевание.
Тревор ржет.
Нахмурившись, встаю из-за стола и направляюсь к задней двери.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, когда сетчатая дверь за мной захлопывается.
— Да, я просто... — Она замолкает, и я хмурюсь. — Я просто... — Она слишком долго молчит. И я представляю, как Ханна сидит в своей комнате, размышляя о всяком дерьме и падая в туннель паники и страха.
— Я буду через десять минут.
— Нет-нет, я в порядке, просто хотела поговорить.
— А мы и поговорим. Лично.
Следует короткая пауза.
— Спасибо, — шепчет она.
— Просто надень что-нибудь, что не жалко испачкать.
— Зачем?
— Никаких вопросов, просто доверься мне.
—Ладно.
Вешаю трубку и направляюсь прямо к столу, чтобы забрать свои деньги.
— Ты что, уходишь? — спрашивает Тревор, прежде чем отхлебнуть свое пиво.
— Да.
Бенджи ухмыляется, обнажив крупные зубы.
— И кто эта девушка?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Засовываю четвертаки в карман.
—Ханна Блейк, — отвечает Тревор, похлопав меня по плечу.
— Да иди ты, говнюк! Бывшая Макса Саммера? Брюнетка? — Бенджи кивает. — У нее отличные буфера. Что собираешься делать? Отведешь ее в «Хижину Сома», прежде чем присунешь ей?
— Что за… — Скептически смотрю на него. — Чертова «Хижину Сома»? Серьезно, Бенджи? В этой дыре можно пищевое отравление получить.
— Нет, чувак, девчонки его обожают. Тебе всего лишь нужно заказать им устриц, это все равно, что дать им горянку (прим. Horny Goat Weed — это травянистое растение, которое оказывает положительное воздействие на выработку гормонов и либидо. Дословно название этого растения переводится как «трава похотливого козла»). Это реально делает из них похотливых козочек.
— Иисус… ты неотёсанный болван. — Покачивая головой, направляюсь к двери.
— Весь в тебя.
Я отмахиваюсь от него.
— Увидимся позже, парни.
Дверь с грохотом захлопывается за мной. Мне нужно придумать что-нибудь, чтобы отвлечь Ханну от мыслей, но проблема в том, что в Рокфорде было не так уж много развлечений. Никаких кинотеатров. «Типси» единственный бар… Оглядываюсь вокруг, и взгляд падает на пластиковый столик Бенджи в патио.
— Отлично, — бормочу я.
Хватаю зонтик и швыряю его через двор, прежде чем схватить столик и бросить его в кузов грузовика.
Самое лучшее, что можно сделать, когда твоя жизнь — дерьмо: отвлечь себя любым способом. Если я и был хорош в чем-то, так это в отвлечении. Это уж точно, черт возьми. Из-за этого я провел два лета в летней школе.
Ханна сидит на качелях перед крыльцом в джинсовых шортах и футболке Pearl Jam, когда я подъезжаю к дому. Не успеваю выйти из машины, как она уже на полпути к моему грузовику. Светлячки загораются вокруг нее, как в каком-то диснеевском фильме, и все, о чем я могу думать — это то, как она прекрасна. Ханне не нужно пытаться быть красивой, она так и источает красоту, и это часть ее очарования.
Выскакиваю из машины и открываю для неё пассажирскую дверцу. Внутренний свет освещает ее лицо, когда Ханна останавливается рядом со мной. Ее глаза покраснели и опухли, на щеках красные пятна.
— Спасибо, — шепчет она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Всегда пожалуйста.
— Я пыталась дозвониться до Мэг, но она взяла смену и…
Прижимаю палец к ее теплым губам.
— Никогда не пытайся объяснить мне, почему ты мне позвонила. Кроме того, мне хотелось бы думать, что я первый, кому ты позвонила.
Ханна забирается внутрь с едва заметной улыбкой на лице.
Обхожу машину со стороны водителя, немного приглушаю радио, когда выезжаю на дорогу.
— Ты когда-нибудь каталась на санках? — спрашиваю я.
— На санках?
— Ага? — Грузовик подпрыгивает на ухабе в конце подъездной дорожки, прежде чем сворачиваю на темную дорогу.
— Ну, я каталась на санках, когда была ребенком, в единственный раз, когда здесь шел снег.
— Ну отлично, мы сейчас поедем кататься на санках.
— Кататься на санках? В Алабаме? В середине лета?
— Ага. — Я улыбаюсь, когда смотрю на Ханну и вижу, что в ее глазах мелькает веселье.
Десять минут спустя мы проезжаем мимо огромной буквы «А» на лужайке перед домом мистера Тернера и сворачиваем на грунтовую дорогу, которая проходит мимо моего дома, не сказав ни слова, прямо на старый крытый мост.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ханна хватается за ручку около своей головы, когда шины соприкасаются со старыми досками.
— Не любишь мосты?
— Только не те, что разваливаются на части. — Она крепко зажмуривается, прикусив зубами пухлую нижнюю губу.
— А ты знаешь, что здесь водятся привидения? — спрашиваю я, немного замедляя ход.
— Не морочь мне голову.
— Так и есть, — усмехаюсь я. — Только не говори мне, что ты никогда не приходила на Крибаби-Бридж и не проделывала старый трюк с детской присыпкой (прим. Crybaby Bridge или «плачущий мост» — это прозвище, данное некоторым мостам в Соединенных Штатах. Городская легенда гласит, что некоторые дети умерли у моста (есть разные версии, была ли их смерть случайной или преднамеренной), и что ночью можно услышать их крики и можно увидеть женщину, идущую по опушке леса. Сообщается также о других явлениях, включая шаги и ощущение «злого присутствия». Также утверждается, что если на мосту остановить машину и на капот насыпать детскую присыпку, на присыпке могут появиться детские следы.).
