В гостиной на первом этаже тихо работал телевизор. Пахло свежесваренным кофе. За барной стойкой сидел Джельсомино с кружкой в руке. Остальные еще спали.
– Доброе утро, – бросила Вика и направилась прямиком к кофейному аппарату.
– Привет, – отозвался бугай и кивнул на полку кухонного шкафа, где хранились чашки.
Волина налила себе кофе, жадно отпила пару глотков и уселась на подлокотник дивана, с интересом разглядывая парня.
Ах, как же ей было интересно!
Глава 18
Несколько часов под холодным дождем – и хоть бы в горле запершило, хоть бы температура поднялась! Так нет же. Первый раз в жизни Илья сетовал на свой здоровый организм. Кашляй он как туберкулезный – от него бы на какое-то время отстали. По крайней мере, так ему казалось. Странное дело: похитители не сильно с ним церемонились, но все же не причиняли особого вреда. При этом без колебаний убили человека – только чтобы припугнуть пленника. Илья был им нужен в целости и сохранности. Но для чего? Не для новой же песни, в самом деле!
А что, если это розыгрыш? Очень затянувшийся и очень неудачный. Может, это Марина придумала для пиара группы? Связалась с телевизионщиками, договорилась. Из-за долгого отсутствия нового альбома «Waterfall» ажиотаж вокруг группы поутих. Матвей здорово переживал по этому поводу. На нем лежала двойная ответственность – он содержал мать и воспитывал ребенка сестры. С появлением группы его дела существенно поправились. Ему больше не приходилось пахать на трех работах, чтобы кое-как сводить концы с концами и обеспечивать семью необходимым. Мэт не упускал случая, чтобы выразить Илье свою благодарность. Вот и после недавнего концерта, когда они забурились в бар, чтобы промочить горло, ударник поднял рюмку водки и попросил внимания. Сидевшие за столом Илья, Марина и Андрюха с Кристиной притихли.
– Я вот что сказать хочу, – Матвей провел рукой по растрепанной шевелюре, заметно волнуясь. – Давайте выпьем за этого парня, – он кивнул на Илью. – Он таких монологов не любит, но придется ему потерпеть.
Крестовский уже понял, о чем пойдет речь, и трагически закрыл ладонью глаза, выражая одновременно и смирение, и недовольство. Матвей продолжил:
– Несколько лет назад этот парень позвонил мне и предложил играть в группе. Андрюха уже дал согласие, оставалось найти ударника. Естественно, я тоже не отказался. У меня тогда был трудный период в жизни, вы в курсе. Свободного времени ноль, на работе уставал так, что еле доползал до кровати. Но я ни секунды не сомневался, что создать группу – хорошая идея. Честно, я вообще не надеялся, что это принесет что-то помимо личного удовлетворения. Да и никто из вас тоже, да?
Илья и Андрей улыбнулись.
– Я думал, что игра в группе отвлечет меня от проблем. А это уже немало. Пришел на репетицию, вызверился, сбросил стресс, и вроде полегчало. Но у одной умной девчонки имелись свои планы. – Матвей подмигнул Марине и та расплылась в улыбке. – Не знаю, как ей удалось внушить Илюхе, что его песни чего-то стоят. Но он поверил. И это изменило нашу жизнь. И знаешь что, братан? Твои песни действительно чего-то стоят. – Он поднял стопку водки и залпом выпил.
Все последовали его примеру.
Именно перед Матвеем Илье было особенно неловко за свой затянувшийся творческий кризис. Друг пытался не подавать виду, что переживает, но это было и без того очевидно. В последнее время, приходя на репетиции, Крестовский чувствовал себя последним дерьмом. Парни ждали от него свежего материала, а он лишь глупо улыбался и предлагал пробежаться по старому репертуару, который уже поперек горла стоял. Вдвойне противно было от того, что ни Мэт, ни Крепостной претензий не предъявляли. И зря! Засунули бы свою чертову деликатность в одно место и устроили бы разборки: мол, какого хрена фронтмен группы балду пинает? Может, это возымело бы какое-то действие. Кто знает… Вдруг они, с легкой подачи Марины, все-таки решили «взбодрить» лидера? Наличие камер в подвале объяснимо: нужно же показывать зрителям, как главный герой волнуется, принимая происходящее за правду. В таком случае и убийство являлось обычной инсценировкой?
Нет. Только тупой или безнадежно наивный (что зачастую одно и то же) поверил бы в затею с розыгрышем. Таких розыгрышей близкие люди не делают. Прыжок с моста еще мог бы сойти за шутку, – за такое развлечение, как роупджампинг, люди деньги платят. Но вот удар электрошокером и избиение… Снайперская винтовка и расползающееся кровавое пятно на светлой кофте девушки тоже выглядели очень правдоподобно. Крестовский обманывал себя, допуская мысль о «несерьезности» похитителей. И все же эта мысль не покидала голову.
Он шатался по комнате, не зная, что делать: то ли засесть за инструменты, то ли заорать во все горло о своем отказе подчиняться. Неопределенность снова сдавила грудь. Илья порывисто втянул воздух, пытаясь совладать с приступом отчаяния. Он чувствовал себя выжатым и разбитым. Если его хотели свести с ума, то у них это здорово получалось. Илья подошел к синтезатору, несколько минут молча смотрел на клавиши, а потом лег на пол…
Все осточертело. Эти стены. Неизвестность. Отсутствие музыки. Хочется заснуть и проснуться в собственной квартире.
Позднее утро. Он лежит в кровати и одним глазом наблюдается, как Марина собирается на работу. Сбрасывает шелковый халат, остается в одном нижнем белье – белых трусах и спортивном бюстгальтере. Илья не понимал, зачем она носит лифчик. Грудь небольшая и упругая, поддерживать ее без надобности. Разве что скрыть вызывающе торчащие соски… Марину бесила эта пикантная особенность ее тела. Пациенты в больнице слишком бурно реагировали на лечащего врача, поэтому жене приходилось ограждать себя от утомительных посягательств.
Странно, он ведь никогда не ревновал ее… В самом начале отношений они были все время вместе, и ревновать он мог лишь к себе самому. Затем, когда страсть утихла, он не задумывался над тем, что у Марины может возникнуть мысль об измене. Илья был крайне самоуверенным малым и не допускал даже гипотетического предположения о неверности жены. Она любила его слишком искренне, слишком явно…
Марина стоит к нему спиной, роется в шкафу, колеблется, что же надеть. Илья трет глаза и уже открыто пялится на ее подтянутые ягодицы. Жена застегивает молнию сзади на юбке. Ее лопатки трогательно сходятся вместе. Она хрупкая и изящная. Раньше они постоянно занимались сексом. А потом Илья перестал видеть в ней любовницу. И стал видеть родного человека.
«– Дорогая, ты чувствуешь это? Чувствуешь искорку между нами?
– Да, милый.
– А я нет. Твои вещи в прихожей, такси приедет через час…»
Конечно, он подумывал о расставании. Он больше не испытывал к жене физического влечения. Было бы честно отпустить ее, дать шанс начать новую жизнь с другим человеком, который будет ценить ее и желать. Но каждый раз, когда возникала подобная мысль, Илья понимал, что не готов отказаться от Марины. Он дорожил ею. Не так, как она того заслуживала, но все-таки дорожил. С ней было комфортно и тепло.
«Вы что-то потеряли. Наверное, гребаный стыд…»
Илья лежал на полу, раскинув в стороны руки и вперив в потолок бессмысленный взгляд. Знакомишься с девушкой и считаешь, что встретил ту самую, единственную. Начинаешь заниматься музыкой и думаешь, что нашел свое призвание. Проходит несколько лет, и девушка уже не вдохновляет, а с музыкой не складывается. Кто же он в итоге? И чего ему не хватает?
Он закрыл глаза и вскоре провалился в беспокойную, чуткую дремоту.
Вероятно, сон оказался не достаточно чутким – иначе Илья бы услышал, как распахнулась дверь. Его резко вздернули на ноги, напялили на голову проклятую повязку и усадили на стул. Левую руку выкрутили за спиной, правую прижали к столу. Он ощутил под пальцами гладкую деревянную поверхность и вдруг закричал от неожиданной острой боли. Перед глазами поплыли цветные круги, и он едва не потерял равновесие. Боль, источник которой находился в самом центре ладони, мгновенно распространилась на всю руку и плечо. Илья сжал челюсти, чтобы не застонать. Дернулся из захвата и, к своему удивлению, не почувствовал сопротивления. Его больше не держали.
Послышались быстрые шаги. Хлопнула и закрылась дверь. Илья сдернул повязку. Его правая ладонь была прибита к столу длинным гвоздем. Рядом лежали три фотографии, распечатанные на листах А4. Первый снимок запечатлел Марину, выходящую из подъезда их дома. На ней любимая спортивная кофта и джинсы. Она достает из кармана ключи и смотрит куда-то в сторону.
На снимке подпись печатными буквами:
