Остальные присутствовавшие в храме были епископы, высокие сановники церкви, прибывшие из Айрарата, Тайка и Армении Высокой, чтоб принять участие в обсуждении надвигавшихся событий.
Появление нахараров вызвало в храме движение. Все привстали, чтоб приветствовать их. Ваан Аматуни вместе с Варданом Мамиконяном прошел вперед, приложился к руке католикоса и молча стал чуть в стороне от него.
Наступило молчание, которое обычно бывает, когда люди не решаются говорить, опасаясь, что первое же их слово вызовет неприятную и нежелательную вспышку.
Нахарарам принесли табуреты, и они расселись по старшинству. И у священнослужителей и у нахараров было основание тревожиться. Власть духовенства была поставлена псд угрозу. Азкерт стремился уничтожить прежде всего религию, монастыри, их поместья. Он хотел подорвать материальную основу существования духовенства, чтобы принудить армян принять огнепоклонство, ассимилировать их, вытравить самую идею сопротивления, а после этого уничтожить духовенство, нахарарство, истребить и самый народ армянский.
Тревогой охвачены были и нахарары. Они чувствовали, что вера – лишь предлог, что Азкерт задумал уничтожение нахарарства…
Католикос встал, осенил нахараров крестным знамением и, с волнением глядя в глаза Вардану, произнес:
– Настало испытание, уготованное для нас лукавым, государь Мамиконян!..
– Испытание будет для всех нас, святейший отец! – ответил Вардан. – Если мы окажемся малодушны, заслуженным будет и наше бедствие..
Вновь наступило гнетущее молчание. Католикос тревожно оглядел собравшихся.
– Где марзпан? Разве нам надо приглашать его? – с упреком проговорил он.
– Не подобает марзпану участвовать в подобном совещании! – мрачно возразил Гадишо.
– Это почему же? – спросил чуть изумленно Ваан Аматуни.
– Марзпан представляет власть в стране!
– А мы, нахарары?
– Мы – представители власти в наших уделах, а марзпан- представитель персидского царя, – все так же мрачно, не поднимая глаз, настаивал Гадишо.
Нахарары молча задумались над его ответом.
Ваан Аматуни сказал:
– Хорошо, государи! Как бы то ни было, но именно марзпан должен подписать наше ответное послание царю. Царь будет считаться прежде всего с ним. И сколько бы он ни отмалчивался, когда-нибудь заговорить ему все же придется!
Никто не отозвался на эти слова. Некоторые нахарары нахмурились, слушая бывшего азарапета Армении, враждебное отношение которого к марзпану было хорошо известно всем.
– Говорил ты с ним, владыка? – обратился к католикосу Ваан Аматуни. – Сообщил он тебе что-либо?
– Ни слова. Безмолвствует, как камень…
Вардан Мамиконян обменялся многозначительными взглядами с католикосом и затем с Вааном Аматуни. Нахарары хмуро молчали. Невозможно было угадать, о чем они задумались.
– Он марзпан… Его положение иное! – как бы недовольный подобным оборотом беседы, заметил Гют Вахевуни.
– Почему иное? – холодно возразил Ваан Аматуни. – Вопрос ясен: или да, или нет – Сам же ты говорил, государь Аматуни, что и царь царей считается прежде всего с ним… Я хочу сказать, что его положение трудней.
– Это наше общее положение, государь Вахевуни! – возмутился Ваан Аматуни.
– Не знаю, не знаю! – неприязненно оборвал эти пререкания Гют и хмуро оглянулся на Гадишо, который исподтишка следил за ним, по-видимому, разделяя его взгляды.
Тем временем католикос начал жаловаться на перса Деншапуха, на притеснения церкви и на тягчайшие поборы, которыми тот обложил монастыри и церкви.
Ваан Аматуни, которого в качестве смещенного персами азарапета Армении больше всего касались интриги и произвол Ден-шапуха, лишь в угрюмом молчании внимал жалобам католикоса.
Вардан был грустен, говорить ему не хотелось. Он видел, как удручающе подействовал на нахараров непререкаемый тон указа о вероотступничестве и как затрудняются они сказать что-либо решающее. И действительно, вот прошло уже сколько времени после его прибытия и встречи с нахарарами, но никто не произнес еще ни единого прямого слова об указе. Как будто указ этот относился не к ним, а к кому-то другому, чьего решения они и ждали…
Это подавленное настроение возникло у Вардана еще в ту ночь, когда он посетил аштишатский монастырь. Он тогда же осознал, что на его народ надвигается беспримерное, небывалое еще испытание, размеры коего он и затруднялся и избегал определять. И через невиданное это испытание должен был пройти весь народ в целом – со своими крестоянами, сепухами, нахарарами и марзпаном, равно как и со своим духовенством. Что скажет этот народ, когда испытание подступит, нависнет над головой?.. Вот что занимало сейчас все мысли Вардана. Он чувствовал, что медлить далее нельзя, необходимо перейти к делу.
Посланный к марзпану гонец вернулся и сообщил об отказе Васака Сюни участвовать в собрании нахараров и духовенства.
– Государь марзпан просил ответ по написании представить ему, – закончил гонец.
– Значит, остались только мы и с нами совесть наша! – сдерживая возмущение, сказал Вардан – Приступайте же, святые отцы!
Католикос поднялся и, обращаясь к Езнику Кохпаци, торжественно вымолвил:
– Возьми указ царя царей!
Все присутствовавшие встали. Езник Кохпаци взял в руки истрепавшийся от частого изучения свиток указа и выжидающе взглянул на католикоса.
– Обернитесь лицом к западу! – повелел католикос. Все повернулись к западу. Католикос продолжал:
– Святые отцы и нахарары земли армянской! Пробил последний час раздумья для составления нашего ответа. Прочитаем же в последний раз указ царя. Читай, святой отец!
Езник Кохпаци начал читать звучным голосом:
– «Михрнерсэ великий, азарапет Ирана и не Ирана вождям армянским посылает привет великий.
Знайте, всякий, кто под небом живет и законов маздаизма не придерживается, глух тот и слеп и дэвами Аримана совращен!»
В указе восхвалялось вероучение Зрадашта.
Далее следовала основная часть – осмеяние христианства: выставлялась как заблуждение вера христиан в то, что бог создал добро и зло, равно как и смерть.
– «…Если страна Румов (Византия), по причине великого безумия своего, заблуждается и к великому своему урону нашей совершенной веры не приемлет, то почему следуете вы ее заблуждению? Какой веры ваш повелитель держится, ту примите и вы…»
Езник дошел до заключительной части указа:
– «Ныне выбор перед вами: или отвечайте на мое послание слово за словом, или явитесь ко Двору и перед великим судилищем предстаньте!»
– Повернитесь к стороне молитвенной! – повелел католикос. Все повернулись лицом к востоку. Никто не нарушал молчания. Католикос обратился к присутствовавшим:
– Государи нахарары и святые отцы! Что решили вы? Молчание было ему ответом. Католикос вновь обратился к нахарарам:
– Ужели нет у нас друзей во всем мире? И никто не придет нам на помощь?
– Никто! – отозвался желчный и обычно молчаливый Манэч Апахуни. Холодом повеяло от его ответа.
Католикос сдержал свое возмущение.
– Воззовем ко всему человечеству! Пусть оно вступится за нас!
– К кому же воззовем, владыка? – сумрачно спросил Вардан.
– К византийцам, сирийцам, иверам, агванам!.. Вардан ответил не сразу:
– Будем искать помощи – я не возражаю. Надо обратиться ко всем врагам персов. И мы обратимся. Но прежде всего объединимся мы сами, обратимся к самим себе. Готовы ли вы объединиться, чтобы сообща противостоять тирану?
– Мы, пастыри духовные, к сопротивлению готовы. Готовы ли к тому же и вы?
– Готовы! – произнес Вардан.
Католикос обернулся к остальным нахарарам.
– Мы готовы… – отозвалось большинство нахараров.
– Я имею замечание, государи… – поднял голос Гадишо, по своему обыкновению с непроницаемым выражением вперив взор в Землю. – Послание царя направлено «вельможам армянским»… Как же попало оно в руки духовенства и почему отцы духовные участвуют в составлении ответа?
Волна смятения прокатилась по собранию. Вопрос нахарара Хорхоруни показался метким.
– На основании чего полагаешь ты так, государь Хорхоруни? – спросил Ваан Аматуни.
– На основании слов самого указа: «Не верьте пастырям вашим, ибо они обманщики. То, что словом проповедуют, на деле сами не выполняют…» Ясно, что послание обращено к нахарарам и направлено против духовенства!
Католикос вздрогнул и взволнованно обратился к Гадишо:
– Государь Хорхоруни, вождями армянского народа являются все те, кто в дни испытаний проливали за него кровь и будут ее проливать и впредь. А мы свою кровь пролить готовы!
Князь Вахевуни с глубоким удовлетворением заметил, что слова Гадишо задели католикоса, и, будучи не в силах сдержать злорадство, насмешливо сказал:
– Поскольку святейший владыка сам признает, что указ относится к духовенству, которое давно уже стремится присвоить себе нахарарскую власть, – пусть духовенство и держит ответ перед Азкертом!
