Полицейский приветливо махнул мне рукой на прощание. Коллекцию стерегли, еще бы. С ума сойти, думал я в машине. Просто нереальная коллекция. И успокаивал себя тем, что в моей тогдашней однушке она вряд ли бы поместилась.
В сюжете мячам досталось больше времени, чем Коште. Все-таки редкость. Слово «эксклюзив» в широкий обиход тогда еще не вошло.
У Юры Розанова на юбилее специальным гостем был Авраам Грант, приехавший поздравить именинника в компании с Германом Ткаченко. Герман – человек полумагических возможностей. Мне всегда казалось, что если бы он не был так красноречив и убедителен в своих вербальных конструкциях, то мог бы сойти за мага. А так, стоит ему открыть рот, ты сразу понимаешь – это менеджер. Или промоутер. Или кто угодно из высших футбольных сфер, но только не маг. Никакого волшебства, кроме волшебства его слов. Я бы не удивился, если бы с ним прибыл Рио Фердинанд, как много лет назад. Или Гус. Или даже Месси, да еще в компании с Роналду.
Но вместо них был Грант. Помню, как я обернулся, ища взглядом Игоря Рабинера, охотно живописавшего подвиги и события израильтянина. А Игорек отсутствовал. И для меня это как-то сразу умалило эффект от Гранта.
Дело было в «Архитекторе», в двух шагах от Патриарших. Я хотел было пойти выразить Гранту свое почтение, как вдруг вспомнил булгаковский завет: «Никогда не разговаривайте с неизвестными». И не двинулся с места.
Это было так и не так. Гранта я знал, как и все собравшиеся. По телевизионному экрану и стадиону. Человек мог выиграть финал Лиги чемпионов – таким же парадоксальным образом, как сделает это Ди Маттео. И не выиграл. А потом установил удивительный рекорд, вылетев из Премьер-лиги с двумя клубами подряд – сначала с «Портсмутом», потом с «Вест Хэмом».
Я сидел и смотрел на него. Три года назад он играл здесь, в Москве, в финале Лиги чемпионов, и мог в случае успеха рассчитывать на переход в совершенно иной сонм клубных тренеров. И вот он снова здесь, в роли свадебного генерала.
Я так и не спросил у Юрки, что подарил ему тренер удивительной судьбы, сейчас работающий со сборной Ганы. Куда, по мнению Ольги Смородской, пытался сбежать из ее железнодорожного царства Кучук.
На Кучука у руля сборной Ганы я бы посмотрел. Примерно с таким же интересом, с каким рассматривал в тот вечер Гранта. Леонид Станиславович – один из тех немногих, кого можно снимать для немого кино, и все равно не будет скучно.
Мой немецкий друг позвонил мне два года назад и сказал:
– Есть предложение. Мой друг купил у Пеле все имиджевые права до окончания Кубка мира.
– Ух ты! – поразился я.
И возмечтал, что удастся выпросить у короля футбола его фотографию с автографом. Желательно тот снимок, что я много лет назад вырезал из «Огонька» и повесил на стену.
– Дорого? – спросил я и лишь присвистнул, услышав сумму.
За мной никогда не водилось такой привычки. Но не свистнуть от озвученной цифры было невозможно.
Пеле был в конфликте с бразильской федерацией футбола, и потому все дочемпионатовские дни его в официальной кампании использовали мало. Настолько мало, что на жеребьевке финальной части турнира в Сальвадоре были сомнения – появится ли он на сцене. Появился. Зал встал, разумеется, когда он вышел навстречу такой именитой публике.
Пеле, думал я. Взял и отдал все свои права в обмен на солидный перевод на банковский счет. Можно, например, позвать его на день рождения. Или сделать с ним серию фильмов. Все что угодно – по существующему прайсу. Да еще и скидку можно будет выбить по знакомству.
Через пару недель я рассказал о Пеле и его контракте Коле Яременко. Тот рассказал Зальцману, владельцу радио «Команда», на тот момент еще не сидевшему в тюрьме.
Коля перезвонил. Попросил узнать цену вопроса – сколько может стоить совсем короткое интервью с Пеле по телефону? Пять минут, не более. Я спросил у своего немецкого друга. Подозреваю, что им в Германии еще в роддоме делают обязательную прививку с сывороткой обязательности и пунктуальности. Он ответил меньше чем через час.
– Тридцать тысяч евро.
Я переспросил:
– Тридцать тысяч за пятиминутное радиоинтервью?
– Да, – подтвердил немец.
– Одна-а-а-ко, – протянул я голосом актера Филиппова в роли Кисы Воробьянинова, изучающего цены в ресторане.
Потом, когда я увидел в потоке новостей сообщение об однодневном визите Пеле в академию «Краснодара», мне стало чрезвычайно интересно, в какую сумму это обошлось Галицкому. Но спросить было неловко. Может быть, сам однажды расскажет. Галицкий, а не Пеле.
Я опять вспомнил про Пеле, когда ужинал с кумом, важной шишкой в издательстве «Эксмо». Мы обсудили ЦСКА, за который болел он, и «Динамо», за которое болеет Новиков, один из двух совладельцев «Эксмо». Гридасов, другой совладелец, к футболу равнодушен. Он увлекается путешествиями.
– У Новикова день рождения на носу, – сказал мне кум. – Голову ломаем, что ему подарить. Надо что-то футбольное. Может, майку «Динамо» с автографами?
И сам покачал головой. Понимая, что майку ему и Ротенберг подарит, раз уж они вместе на некоторые матчи «Динамо» летают.
– Нужно что-то особенное… – сказал он.
– Слушай, – перебил я. – Вы же на корабле будете плавать во время дня рождения?
– И?.. – Кум подвесил паузу.
– Закажи Бубнова в качестве тамады.
– О! – повеселел кум.
И следующие пять минут мы бурно фонтанировали идеями, как и что скажет король экспертов. А потом он все-таки передумал. До сих пор сожалеет.
Плавание было бы из серии «вырви глаз». Может, кум за Донцову испугался. Или за Маринину. А зря.
Дело было в Лиссабоне
На солнце было градусов пятнадцать тепла, никак не меньше. Вроде бы зима, а вроде и нет. Где-то внизу плескалось море, которое я не видел пару лет и уже успел соскучиться.
Оператор курил. На нем была жилетка, глядя на которую, сейчас все первым делом вспоминают Вассермана, хотя это чисто операторская фишка. Оператор был чудной, я немного его побаивался. Не из нашей среды – низвергнутый из большой политики.
Он был маленький, сухой, плешивый и стабильно возбужденный. Напоминал Ролана Быкова – но только не его самого, а любого из его персонажей. Про него на НТВ ходили легенды. Он был главным оператором, а потом, на одном из кремлевских приемов, увидев всесильного тогда Черномырдина, рухнул перед ним на колени. Черномырдину что-то не понравилось в строю телевизионщиков, ждавших его подхода.
Оператор рухнул перед ним на колени, поцеловал паркет и сказал с надрывом:
– Прости дурака, царь-батюшка! Не вели казнить, вели слово молвить.
Черномырдин и так говорил преимущественно междометиями, а в ту минуту это было не просто адекватно, а прямо-таки безальтернативно.
Оператора сослали. Бросили на ниву спорта, правда без перевода из основного НТВ. Когда его о чем-то спрашивали, он вытягивался в струнку, отдавал честь и кричал:
– Дурак, ваше сиятельство, не могу знать!
Но снимал он божественно.
Зашуршали кусты. Из них, точно из открывшегося занавеса, вышел Семин в излишне цветастом спортивном костюме, по тогдашней моде. Мы поздоровались. Оператор бросился крепить ему микрофон, одновременно сдувая невидимые пылинки. Потом присел на корточки, посмотрел на Семина снизу вверх и сказал:
– Можно я вам чубчик поправлю?
Семин посмотрел на него не мигая. Оператор вскочил и уставился на Семина. Они так и стояли, не шевелясь – секунд двадцать. Семин, который мог удержать в узде Босса, Арифуллина, Чугайнова, Соломатина, причем одновременно, сдался первым.
– Себе поправь, – сказал он и сел на лавку.
Оператор плюнул себе на ладонь. Размазал слюну по лысине.
– Сделано, ваше сиятельство!
Семин перевел взгляд на меня. Я старательно делал вид, что я здесь ни при чем. И перечитывал свои вопросы на бумажке, не поднимая глаз.
– Можно, – разрешил оператор.
Я задал первый вопрос, второй. Всего их было десять. Точнее, десять я написал, а спросил на два меньше. Задал вопрос под номером восемь:
– Почему прошлый сезон был таким неудачным?
Семин рассвирепел:
– Неудачным? Да мы Кубок взяли!
– Ну так все-таки шестое место… – начал я растерянно.
Семин встал, отцепил петличку микрофона. Бросил ее на лавку и пошел прочь.
Когда кусты скрыли его худую фигуру, я услышал еще раз, из зарослей:
– Неудачным!
Оператор уже курил. Я стоял и думал: «Жаль, еще два вопроса не задал, зато у сюжета есть концовка».
Дело было в Лиссабоне в 2005 году. Мы стояли с Костей Сарсания в лобби дорогого отеля и смотрели, как важные футбольные люди снуют туда-сюда. И тут прошел Леннарт Юханссон, президент УЕФА. Остановился у зеркала напротив пустого гардероба. Вблизи совсем старый, грузный. Я подумал, как сильно он похож на Ельцина.
– Мистер Юханссон! – выговорил я неожиданно для самого себя.
