Впрочем, все по порядку.
Глава 2. Появление двойного агента
Для начала желающему узнать истинную подоплеку приведенной выше истории следует уяснить себе одну немаловажную для нашего расследования вещь — многие детали этой истории выдуманы и “выпущены в свет” известным французским писателем-детективщиком, автором знаменитого романа “Убийство в Желтой Комнате” Гастоном Леру, а имена персонажей “в оригинале” были совсем другими. Но после смерти Леру произведение о “филателистическом убийстве” почему-то забыли включить в собрание его сочинений, а по свету стала гулять “весьма достоверная” байка о каком-то “однофамильце” писателя, убитом якобы из-за весьма ценной марки. Опровергать эту байку никто не спешил, все вышло наоборот, рассказ о мытарствованиях “гавайского уникума” вскоре заполонил все филателистические издания в качестве убедительного примера той фантастической силы, с которой воздействуют почтовые марки на некоторых особо азартных и неустойчивых в моральном плане коллекционеров. Спору нет, некоторые почтовые марки на некоторых не вполне уравновешенных коллекционеров и на самом воздействуют с поистине фантастической силой, но вряд ли более-менее здравомыслящий человек поверит в то, что на этой почве сходят с ума по-настоящему. С ума можно сходить только из-за денег, которые сулят эти марки, между тем как вымышленный “Гастон Леру” проявил верх немыслимого безумства, совершив преступление, которое “имеет право на жизнь” исключительно на страницах захватывающих романов или на экранах кинотеатров.
Вторая неувязка, которая делает “этюд” Гастона Леру (писателя, имеется в виду) неправдоподобным, заключается в том, что в 1892 году, согласно английскому филателистическому журналу “Gibbons Stamp Weekly”, негашеных гавайских “двухцентовиков” в мире насчитывалось не менее трех десятков (а то и втрое больше, судя по данным некоторых других, хотя и менее компетентных изданий), и цена за каждый экземпляр не была баснословной — в каталоге известного филателистического магазина “Golden Stamp” значилось всего 160 фунтов стерлингов — знаменитый “Голубой Маврикий”, к примеру, по тому же каталогу стоил тогда более чем в сто раз дороже! Из-за такой “заурядной” почтовой “редкости”, сами понимаете, пойти на преступление мог только отчаявшийся маньяк-сумасброд, но никак не уважаемый член парижского общества, который к тому же очень любил комнатных собачек.
И третье. С этим самым “гавайским двухцентовиком” связана история более зловещая, чем какое-то банальное убийство на почве “крайне выраженной филателифилии”. И деньги в этой истории играли далеко не первую роль. Можно даже сказать, что они не играли совсем никакой роли, если не считать оплаты услуг некоторых действующих лиц. Ведь дело происходило во Франции, и в те самые времена, когда между французами и немцами, самыми заклятыми врагами со злопамятного 1870 года, когда на Францию императора Наполеона III обрушился “карающий меч” в виде безжалостной прусской армии, существовали такие непримиримые отношения, которые служили самой идеальной питательной средой для всякого рода шпиономании и злоупотреблений в чиновничьей среде обеих стран — и побежденной, и победившей.
…Ровно два года спустя после раскрытия преступления, совершенного Гектором Жиру, путем убийства своего приятеля завладевшего редкостным экземпляром экзотической почтовой марки, во Франции начал раскручиваться политический скандал, впоследствии известный как “дело Дрейфуса”. Прямого отношения к нашей истории это “дело” не имеет, однако оно как нельзя лучше символизирует многие социально-политические процессы, происходившие в тогдашнем французском обществе, и которые явились одной из причин появления так называемого “дела Жиру”. Ненависть рядовых французов к обложившей их непосильной контрибуцией Пруссии была так велика, что позволила французской аристократии под шумок обделывать свои собственные делишки, которые в рамки закона зачастую не то что б не укладывались, а и вовсе эти рамки игнорировали вместе с самим законом.
Главным героем намечающегося исторического расследования является некий Жак Ленуар, отставной унтер-офицер французской армии, к которому летом 1890 года обратился парижский агент германской секретной службы Юрген Блюм с предложением пошпионить в пользу Германии. Блюм прекрасно знал, что и кому предлагал, так как Ленуар, обремененный многочисленной семьей, находился в так называемой почетной отставке, не предполагающей выплаты хоть какой-нибудь пенсии, и потому француз, что называется, шлялся по Парижу и без дела, и без денег, и даже без всяких перспектив. Немец предложил Ленуару выгодное дело, и тот без всяких раздумий согласился, даже не скрывая от агента, что предложение Блюма — это его последняя надежда выкарабкаться. Блюм мог быть доволен — француз “клюнул”, но он тогда еще не мог предполагать самого неприятного для себя во всем этом деле — это того, что Ленуар нуждался в деньгах настолько сильно, что щедрый немец играл в родившемся в его голове плане далеко не ведущую роль.
На следующий же день после знакомства с Блюмом Ленуар написал военному министру Франции письмо, в котором детально изложил сказанное немецким агентом и внес предложение использовать немца для дезинформации тех, кто этого немца послал, а также — чем черт не шутит — попытаться использовать информацию, которую удастся у немца получить. После этого он собственноручно отнес письмо в министерство и стал терпеливо ждать ответа.
Ответ последовал без проволочек. Начальник французского генерального штаба генерал Франсуа Буадефр, на рассмотрение которого тотчас передали послание Ленуара, прекрасно знал, что Блюм является одним из лучших и опасных германских агентов во Франции, и потому быстро сообразил, что у французского унтер-офицера действительно на плечах голова, а не подставка для шляпы. Если Ленуар сумеет завоевать полное доверие Блюма, размышлял Буадефр, тогда с немцами можно начать вести действительно интересную игру, которая может увенчаться в итоге новым, более головокружительным витком карьеры самого генерала. Он вызвал Ленуара и после недолгого собеседования сообщил ему, что записывает его в “отдел статистики” при генеральном штабе и отныне “двойному” шпиону будет идти приличное жалование.
Это было как раз то, чего добивался Ленуар: отныне он получил шанс избавиться от надоевшей уже нищеты. Двойной оклад — и от французского командования, и от немецкого — позволял изобретательному “предателю” жить припеваючи. Однако новоиспеченный агент должен был вызвать полное доверие немца, для чего ему следовало поставлять ему именно ту информацию, которую от него ждали. Блюм немедленно после вербовки буквально засыпал своего нового информатора всевозможными анкетами: немцев интересовали в первую очередь мобилизационные планы и планы французских укреплений на франко-германской границе, а также схемы вооружения, разработанного и проверенного, но еще не введенного в строй, и потому грозящего стать неприятным сюрпризом для немецкой армии в случае нового вооруженного конфликта. Было в тех анкетах также много других важных вопросов относительно французских военных секретов, и потому вскоре почти все сотрудники Второго бюро французского генерального штаба (разведки) были привлечены к сочинению ответов, способных заинтересовать немцев.
Однако при всем при этом игра, затеянная французами, могла в любой момент обернуться против них самих. И хотя “донесения”, которые Ленуар передавал Блюму, перед этим неизменно представлялись на одобрение лично начальнику генерального штаба, в них наряду с дезинформацией содержалось и немало верных сведений, иначе немцы очень быстро распознали бы подделку и предприняли свои контрмеры. Все это попахивало самой настоящей изменой невзирая на цели, с которыми дело затевалось, и в случае утечки информации “на сторону” (то есть за пределы разведывательного ведомства), любой из этих “игроков” (а то и все сразу во главе с начальником генерального штаба) мгновенно могли быть привлечены к суду на основании старого, но грозного французского закона о выдаче конфиденциальных документов, касающихся национальной обороны, иностранной державе.
Впрочем, это вовсе не беспокоило тогда французскую разведку. Игра хоть и была опасна, но стоила свеч, потому что, как написал впоследствии Ленуар в своих мемуарах, он передал своим соотечественникам немало ценных сведений о системе и целях немецкого шпионажа во Франции, чем помог до известной степени противостоять этому самому шпионажу своей контрразведке, и попутно выведал (в основном путем анализа поступающих анкет) многие военные секреты Германии, чем облегчил работу французской разведке.
