Конечно, в планы “коллекционеров” не входило скупить абсолютно все “Гавайи № 1” — да это и не удалось бы, потому что некоторые коллекционеры, такие, как всемирно известный богач Филипп Феррари,[185] например, со своими экземплярами не расстались бы ни за какие деньги. Но и того, что оказалось в сетях Кошфера, было достаточно — хоть его филателистическая затея и обошлась французской казне почти в сорок тысяч франков, но эти траты были частью плана, призванного спасти от крупных неприятностей не только одного генерала Буадефра, но и репутацию всей французской военщины, а потому дело стоило тех денег, которые были затрачены на его разработку. Когда подавляющее большинство известных экземпляров необходимой почтовой марки было закуплено, в действие была запущена вторая часть плана.
…Так как все закупки производились на имя ни о чем не подозревающего Ленуара, то на сцену настал черед выходить именно ему. 5 декабря 1893 года унтер-офицер получил приглашение майора Жиру “обсудить некоторые не подлежащие огласке дела”, как значилось в приглашении, и аудиенция должна была состояться вечером следующего дня на квартире Жиру, где он проживал один с момента своего возвращения с Гавайев. Заинтересованный Ленуар принял приглашение майора, и на следующий вечер, применив все способы конспирации, он уже стоял у дверей квартиры Жиру. Однако на настойчивые звонки никто не отвечал, и тут Ленуар услышал в квартире какие-то странные звуки. Наиболее искушенный агент моментально сообразил бы, что в этом деле что-то не так, и без лишнего шума ретировался, но Ленуар не был тайным агентом в полном смысле этого слова, так как соответствующей подготовки не получал, к тому же элементарная осторожность человека, замешанного в шпионские дела на этот раз ему изменила, на что и рассчитывали устроители этого маскарада, прекрасно знавшие своего подопечного. Ленуар заметил, что дверь в квартиру майора приоткрылась, вероятно от действия сквозняка, возникшего из-за открываемого окна, он толкнул дверь, подозревая, что в квартиру пробрались грабители, и достав свой пистолет, вошел внутрь.
То, что предстало глазам пораженного Ленуара, не поддавалось описанию. В гостиной на полу в луже крови лежало тело майора Жиру, исколотое ударами шпаги, брошенной тут же. Все в квартире было перевернуто вверх дном, но убийц и след простыл — окно и в самом деле было распахнуто, и на подоконнике имелись следы грязи с башмаков грабителей. Ленуар снова огляделся, и только тут начал что-то соображать, конкретные мысли в его голову, конечно, не лезли, но он вдруг понял, как некстати ему сейчас становиться свидетелем убийства работника генерального штаба и как трудно ему будет доказать свою непричастность к убийству, особенно в свете посыпавшихся на него незадолго до этого обвинений в сотрудничестве с германской разведкой.
И незадачливый “агент” сделал то, что сделал бы любой другой здравомыслящий, случайно оказавшийся на месте преступления, к которому был абсолютно непричастен — он тихо ретировался. Именно на этом “здравомыслии” обреченного агента и строился план хитроумного Кошфера: как лицо, отдавшее секретной службе почти полвека, он вынужден был просчитать всё, чтобы его план не дал осечки, и потому он просчитал даже те действия своей жертвы, о которых сама жертва не смогла бы в нужный момент отдать себе полного отчета. Дальнейшее было делом техники — как только Ленуар очутился дома, заглянув по дороге в бар, что б опрокинуть стаканчик бургундского и успокоить нервы после увиденного на квартире майора Жиру, к нему вломились агенты полиции, и не дав времени на выяснение отношений, увезли его на аудиенцию с директором охранки, который заканчивал последние приготовления к обстоятельной беседе с арестованным по подозрению в зверском убийстве “предателя”.
Как и следовало ожидать, готовый вроде бы к любым проискам своих недругов, Ленуар оказался абсолютно не подготовлен именно к такому повороту событий. У гораздо более опытного Кошфера в запасе всегда было достаточно приемов, чтобы добиться поставленной цели, в том числе и элементарный блеф, с которым он щедро перемешал имеющиеся в его распоряжении факты. А факты были таковы: выбегающего из квартиры Жиру Ленуара видели двое вызывающих доверие свидетелей — это был сосед майора, а также случайный прохожий, возвращавшийся со службы домой. Вдобавок ко всему в квартире Жиру обнаружили отпечатки обуви унтер-офицера, но что самое главное, в кармане его пальто при обыске было найдено письмо майора, в котором он требовал от Ленуара аудиенции.
Письмо, конечно же, было искусной подделкой, а оба свидетеля, были принужденны Кошфером оказаться в нужный момент в нужном месте в связи с разными обстоятельствами, но отпечатки ботинок Ленуара были настоящими — агенты охранки загодя рассыпали перед парадным входом в дом Жиру некоторое количество липкой глины, которая пристала к подошвам Ленуара и таким образом оказалась в комнате убитого. Однако блеф заключался вовсе не в этом, а в том, что Кошфер сделал вид, будто ему совсем наплевать и на судьбу начальника генерального штаба Буадефра, и на репутацию французской разведки в целом, а потому раскрутка “двойного агента” на ниве настоящего предательства пойдет в совершенно неожиданном направлении. Неожиданность же состояла в том, что на квартире Ленуара при обыске был обнаружен филателистический альбом, в котором хранились… гавайские марки выпуска 1851 года достоинством 2 цента каждая, всего 30 штук. Словом, это были те самые марки, на которые военное ведомство потратило почти сорок тысяч франков.
…Альбом с марками принесли сразу же после того, как Кошфер довел до сознания унтер-офицера мысль, что суть убийства майора Жиру следует искать именно в этих марках. Директор охранки и не скрывал того, что Ленуара попросту подставили — это было бы глупо скрывать, но тем самым блеф достигал своей цели: потрясая перед носом Ленуара счетами из филателистических магазинов за подписью самого Ленуара, который их якобы оплачивал, Кошфер убедил арестованного в том, что убийство проще всего свести к банальному ограблению, что очень понравится и журналистам, и французскому генеральному штабу. Все было продумано до мелочей: если Ленуар откажется передать директору охранки все материалы, которыми он намеревался шантажировать генерала Буадефра, то это его дело — вся операция ради того и затевалась, чтобы убрать гнусного предателя Жиру. Дело уже сделано, и Ленуар, по личному плану Кошфера, вместе с простофилей Буадефром станут классическими козлами отпущения, а разведке не повредит некоторая критика в связи с обнародованием факта провала затеянной ею три года назад дурацкой “игры” с немцами — на смену провинившимся придут более достойные люди, которые подобных ошибок допускать уже не будут. Лично Кошферу такой вариант нравится больше, но возможны и другие варианты, при которых обиженных окажется меньше, а Кошфер поимеет выгоду другого характера.
Ленуар кое-что понял из этого монолога, а кое-что — нет. Он никак не мог взять в толк, каким же таким образом Кошфер сможет объяснить публике мотивы убийства — ведь Ленуар не филателист, к тому же вся эта затея с приобретением нескольких десятков хоть и дорогих, но все же не достаточно ценных почтовых марок выглядит несколько громоздко. Кошфер постарался разъяснить непонятливому унтер-офицеру и это: не обязательно быть филателистом, чтобы не попытаться извлечь выгоду из страсти некоторых богачей к коллекционированию почтовых марок, в частности — филателистических редкостей. По данным Кошфера (состряпанных им же со знанием дела), Ленуар действовал в интересах проживающего в Париже филателиста-миллионера Филиппа Феррари, который в тот момент тратил миллионы, доставшиеся ему в наследство, налево и направо (то есть на покупку марок), и особенно его интересовали всякие редкости. Но редкость является редкостью только тогда, когда она и на самом деле редкость, и Ленуар, по плану Кошфера, задумал провести небольшую аферу, чтобы заставить раскошелиться расточительного Феррари на кругленькую сумму. Сорок тысяч франков, необходимые для скупки гавайских марок, сумма, конечно, порядочная, и простому унтер-офицеру, естественно, она не по зубам, однако учитывая возможности ведомства, к которому он был причислен, собрать ее не составляло труда: Кошфер показал Ленуару списки несуществующих агентов, на оплату услуг которых он якобы брал в казначействе Второго отдела деньги. Конечно, скупить все экземпляры какой-то одной, пусть и не очень многочисленной марки с целью создания уникума — дело немыслимое, но в данной ситуации мог сгодиться и простой раритет:[186] в результате незатейливой операции 40 тысяч потраченных Ленуаром франков могли запросто превратиться в миллион, в любом случае без навара изобретательный мошенник от слишком азартного в своем увлечении Феррари не ушел бы.