наказывать злоумышленника.
Броненосец еретиков исчез за огромным потоком огненного дыма.
КЕВ «Трайамфент» находился слишком близко к чарисийскому галеону, когда тот взорвался в проливе Коджу-Нэрроуз. Ошеломляющее сотрясение этого момента, пылающие обломки, летящие по его собственному кораблю, поджигающие грот-мачту «Трайамфента», не были тем, что Алфрейдо Куэнтрил хотел видеть вновь. И все же извержение вулкана, которое закрыло ему вид на броненосец, было по меньшей мере таким же ужасным. Он также находился на расстоянии восьми тысяч ярдов, но у этого были свои недостатки. Например, тот факт, что на таком расстоянии снарядам еретиков требовалось несколько секунд, чтобы достичь своих целей, что давало человеку слишком много времени, чтобы подумать о том, что направлялось в его сторону.
Куэнтрил отступил от устья орудийной амбразуры. Он был не более очевиден в этом, чем мог помочь, и у него было достаточно времени, чтобы поставить часть этой красивой, прочной стены между ним и приближающимся огнем.
Через десять секунд после того, как они были выпущены, одиннадцать 6-дюймовых снарядов с визгом обрушились на батарею номер один. Они были сгруппированы не так плотно, как хотелось бы лейтенанту Метцлиру. Пять из них на самом деле полностью промахнулись мимо батареи, но это не было полной потерей, потому что один из них добился прямого попадания в один из фургонов, о котором лейтенант Мэйкэду доложил адмиралу Сармуту.
Тяжелый грузовой фургон исчез в результате сильного взрыва, когда в его пусковой раме взорвались 12-футовые ракеты береговой обороны. Огромный гриб дыма, пламени и грязи поднялся более чем на двести футов в воздух, и полдюжины огнехвостых комет с визгом вылетели из него под сумасшедшими углами. Но защитники построили высокие земляные коффердамы между этими фургонами, поместив каждый из них в свой собственный мини-редут, и эти коффердамы направляли взрыв вверх, а не в стороны, где он мог унести с собой другие фургоны.
Пять из шести других снарядов врезались в насыпь батареи, пробуравив ее, как снаряды «Эрейстора» пробуравили батарею Сент-Чарлз во время атаки на залив Сарам, и челюсть Алфрейдо Куэнтрила сжалась, когда от их мощных взрывов по его телу пробежали ударные волны.
Одиннадцатый и последний снаряд просвистел прямо над верхушкой парапета и врезался в основание наблюдательной вышки. Тяжелые мешки с песком заглушили большую часть взрыва, но осколки снарядов прорезали пол платформы вышки, как раскаленные добела топоры, убив троих из семи ее обитателей… включая лейтенанта Макмина.
А затем, через одиннадцать секунд после их снарядов, над батареей прокатился гром орудий КЕВ «Ривербенд».
* * *
— Одиннадцать тысяч ярдов через четыре минуты, милорд, — объявил Арли Жоунс. Ему приходилось говорить довольно громко, когда он стоял рядом с бароном Сармутом, потому что оба они уже вставили свои защитные затычки в уши.
— Спасибо, Арли, — поблагодарил Сармут.
Он и его молодой флаг-лейтенант стояли на правом крыле флагманского мостика, пока Хэлком Барнс следовал за «Ривербендом» и «Эрейстором». «Гвилим Мэнтир» не приближался бы к мысу Тоу так близко, как его меньшие собратья, отчасти потому, что ему требовалась большая глубина, а отчасти потому, что никто не мог быть уверен, что доларцы не заложили ни одной из своих морских бомб, чтобы защитить эти воды.
На самом деле Сармут точно знал, где граф Тирск поставил свои минные поля. В результате он знал, что все броненосцы могли подойти к батарее всего на расстояние четырех тысяч ярдов. Однако он никак не мог объяснить, откуда у него взялись эти знания, и у него была репутация осторожного, методичного офицера, которую нужно было поддерживать.
Кроме того, даже если бы не было никаких морских бомб, были те ракетные фургоны, о которых он не должен был знать. Если беспокойство о минах, которых, как он знал, там не было, удерживало его корабли вне досягаемости ракетных установок, которые, как он знал, там были, его это устраивало. Он был в восторге, когда первый фургон взорвался под огнем «Ривербенда», и с тех пор были уничтожены еще три из них.
Остается всего двенадцать проклятых тварей, — мрачно подумал он, глядя вниз на вихрь дыма и пламени сквозь снарк над головой.
* * *
— Милая Бедар, — пробормотал Зошуа Мэйкэду, когда «Гвилим Мэнтир» наконец открыл огонь.
В отличие от кого-либо еще в эскадре — кроме, если бы он только знал, ее командующего — у него и Бринтина Халиса был беспрепятственный обзор невероятной перспективы, и его двойная труба находилась перед его глазами. Он никогда не представлял себе ничего подобного огромным клубам коричневого чарисийского порохового дыма, таким же огромным струям грязно-серо-белого дыма, вырывающимся из земляных валов батареи, когда доларские орудия открыли ответный огонь, черный дым, вырывающийся из труб эскадры, и белый дым горящих казарм, поднимающийся от батареи номер один. Чей-то интерьер. Даже на высоте воздушного змея он дрожал и подпрыгивал от ударных волн, когда главная батарея флагмана выплюнула еще более огромную гору дыма.
Четыре 10-дюймовых снаряда с воем пронеслись через шесть миль пустого пространства, а вместе с ними прилетели семь 8-дюймовых снарядов.
Двенадцать секунд спустя они нанесли удар.
* * *
Куэнтрил резко закашлялся, несмотря на пропитанную водой бандану, закрывавшую его нос и рот, и уставился в слепящий дым покрасневшими, полными слез глазами. Он и остальные орудийные расчеты лейтенанта Брустейра — во всяком случае, его уцелевшие орудийные расчеты — имели лишь смутное представление о местоположении своей цели. Дым от выстрелов был достаточно неприятен; дым от горящего дерева, валивший из пылающих казарм, столовой, лазарета и того, что когда-то
