Сейчас Катарман Керсеб занят детальным изучением последнего донесения, которое пришло от его соглядатаев в Ронкадоре. Отряд всадников, которых трудно спутать с кем‑либо другим, — женщина, вооруженная двумя мечами, ее свита и сотня воинов в белых с золотом одеждах выехал из Эррола в сопровождении некоего барона Вентоттена, хозяина гостиницы «Ноттовей», известной на всю страну своей изысканной кухней. Однако у барона есть еще одна особенность, если этим словом можно назвать принадлежность к роду Ассинибойнов. Отряд покинул столицу на рассвете и направился к озеру Эрен‑Хото. Из чего наблюдатель сделал вывод — они собираются пересечь границу Хартума.
— Что им нужно в этой забытой богами стране? — рычит Керсеб, в десятый раз перечитывая послание.
Конечно, конечно он знает о существовании храма Нуш‑и‑Джан и о талисмане, в нем хранящемся. Но во‑первых, считает это всего лишь легендой, а во‑вторых, не может себе представить, кому понадобится рисковать жизнью ради какого‑то талисмана, назначение которого даже смутно не определено. Когда Великому магистру докладывают о странном и загадочном посетителе, невесть как проникшем в главную башню замка унгараттов — самой мощной крепости не только во всем Большом Бургане, но и в целом королевстве, Керсеб находится на грани ярости и исступления. Он покинул разрушенный Белый замок и перебрался на западное побережье, чтобы его хоть ненадолго оставили в покое со всеми ненужными ему чудесами и происшествиями. Посетитель же, судя по сбивчивому сообщению насмерть перепуганного слуги, — дряхлый и немощный старик, просто не должен был пройти и нескольких шагов незамеченным по прекрасно охраняемому замковому двору, в который еще нужно суметь проникнуть. Таинственное появление Непобедимого не пугает, но крайне раздражает, и он дает себе зарок сурово наказать ответственных за это вопиющее событие.
— Зови, — говорит он слуге. Говорит слишком спокойно, чтобы тот поверил, что гроза миновала. Скорее она только‑только собирается. И расторопный слуга моментально изыскивает себе невероятно важное дело на другом конце Большого Бургана в надежде на то, что, когда он объявится, Керсеб хотя и будет зол, но первый гнев успеет излить на других.
В просторный кабинет великого магистра заходит действительно дряхлый с виду старик и кланяется могущественному хозяину безо всякой тени подобострастия и почтения. Как равный равному, что совершенно не нравится Катарману Керсебу. Но он не успевает выразить свое недовольство — и к счастью, наверное, — потому что старик знаком подзывает к себе кресло на гнутых ножках, стоящее в дальнем углу (специально, чтобы посетители стояли навытяжку перед столом магистра, не имея возможности воспользоваться им), и… кресло услужливо подбегает, семеня и притопывая от нетерпения. Оно останавливается возле старика, и тот величественно опускается в его бархатную глубину.
— Садитесь, молодой человек, — приглашает он Непобедимого, и тот с ужасом обнаруживает, что сам стоит перед неизвестным.
— Вас, вероятно, рассердило мое не слишком деликатное вторжение, — говорит старик, — но, поверьте, у меня не было другого выхода. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас находитесь не в лучшем расположении духа, и у меня не было ни малейших иллюзий относительно того, что вы примете меня, явись я к вам обычным способом. Поэтому мне и пришлось переместиться прямо в башню, минуя приемные покои и охрану. С другой стороны, я считаю необходимым подчеркнуть то уважение, которое испытываю к вам, и обратить ваше внимание на то, что я все же предупредил ваших личных слуг, а не стал бесцеремонно вторгаться в сам кабинет.
Катарман Керсеб понятливо кивает, как школьник, хорошо понимающий, о чем идет речь на уроке.
— Я — Корс Торун, — надменно и величественно произносит старик. Как ни далека Имана от Варда, как ни различны проблемы этих двух континентов, но все же имя одного из величайших магов Арнемвенда хорошо известно великому магистру.
— Это большая честь для меня, — становится он прежним безупречным и изысканным рыцарем. — Прошу простить за неподобающий прием. Не ждал.
— Мы оба равно виноваты в недоразумении, — милостиво говорит Корс Торун. — Но у нас с вами столько общего, что эта крохотная мелочь, уверен, забудется через несколько секунд нашей беседы. Ведь я к вам с деловым предложением.
— И какого толка это предложение? — спрашивает великий магистр.
— У нас с вами есть один общий враг. Его необходимо уничтожить. Из нас двоих я знаю способ и имею средства для его уничтожения, а вы — силу, молодость и возможность сделать это красиво и быстро. Что скажете?
— Звучит заманчиво, — соглашается Керсеб. — Только вот что это за враг такой — общий?
— Та женщина, которой вы так интересуетесь, что даже теперь не перестаете о ней думать. А? — хитро прищурившись, говорит маг.
Великий магистр вспыхивает, но сдерживается и произносит довольно сухо, но все же спокойно:
— Положим, вы проведали о моей неудаче и хотите этим воспользоваться в своих целях. Но чем эта женщина могла навредить вам?
— Вы хоть знаете, с кем скрестили свой меч? — Вместо ответа Корс Торун барабанит желтыми пальцами, больше подходящими для мумии, по подлокотнику своего кресла. — Вы переживаете свое поражение и знать не знаете, что столкнулись с самой Кахатанной — Богиней Истины и Сути, а также имели несчастье встретиться лицом к лицу с небезызвестными всему Арнемвенду мечами Гоффаннона. Вам известно, кто ковал эти мечи?
— Кто? — Катарман Керсеб весь подается вперед, жадно впитывая каждое слово, произнесенное старым чародеем.
— Они выкованы на заре времен самим Курдалагоном, и в них божественным повелением вплавлены человеческие души — души тех, кто любил эту ведьму. Вот почему ни один из ныне живущих, равно смертный или бессмертный, не может рассчитывать завладеть этим оружием. Оно попросту уничтожит другого хозяина, возненавидев его за то, что он разлучил мечи с их обожаемой госпожой.
Джоу Лахатал мечтал заполучить эти клинки, но, подержав их в руках несколько минут, принял единственно правильное решение — похоронил в одном из своих заброшенных храмов. И если бы не этот олух Гоффаннон, то не видать бы их ни герцогу Арре, ни ей. И кто знает, сумела ли бы она достичь Сонандана, если бы мечи оставались в своей гробнице…
Ну ладно. Дело прошлое. Вы согласны стать моим союзником? Хотите отомстить той, кто называет себя Ингатейя Сангасойей?
— Очень хочу, Корс Торун. Но как я смогу это сделать, когда вы сами только что признали, что Кахатанна бессмертна, к тому же обладает таким мощным оружием? Теперь я не удивляюсь ни появлению драконов, ни тому, что жалкая горстка людей одолела моих лучших рыцарей, расшвыряв их как щенков. Кстати, кто были эти воины?
— Это были таинственные и загадочные сангасои, о которых на Арнемвенде ходит столько легенд.
— Неудивительно, скажу я, они стоят того, чтобы складывать о них легенды.
— Возможно. К тому же это были не простые сангасои, а рыцари полка Траэтаоны. Сам Вечный Воин обучал их, так что смертные противники им не помеха.
— Тем более хочу отомстить — и тем менее понимаю, как использовать мои жалкие силы с пользой?
— Вы задали мудрый вопрос, который говорит о том, что вы не зря занимаете кресло Великого магистра. У меня есть одна вещица — так, мелочь, на которую ни одно живое существо в мире не обратит внимания. Это камешек, осколок с просверленной в нем дырочкой, висящий на самой простенькой, непритязательной бечевке. Это осколок камня Шанги — единственной вещи в мире, с которой Кахатанна справиться не может. Она теряет себя при соприкосновении с этим предметом, и в этот момент с ней можно делать все, что угодно. Если вы согласитесь действовать так, как я подскажу, а я уверяю вас, что наши интересы будут соблюдены в равной степени и у вас не возникнет никаких трудностей с исполнением, — я отдам вам этот камешек. Тогда во время сражения вы должны будете приблизиться к ней и каким‑нибудь образом заставить ее коснуться осколка. Да хоть бросьте им в нее. Главное, чтобы они соприкоснулись хоть на мгновение, — и победа вам обеспечена. Ну как?
— Я практически полностью согласен. Но мне все же хотелось бы знать, чем вам так не угодила Богиня Истины?
— Ответьте мне, Катарман, — хищно улыбается старец, — вы верите в кого‑нибудь из богов? Истово, по‑настоящему — так, чтобы до дна души?
Великий магистр ордена унгараттов ничего не отвечает, только кривит презрительно губы, морщится. Рот все еще болит, разбитый страшным ударом рукоятки Тайяскарона: говорить — неприятно, а улыбаться или кривиться — больно.
— Я так и думал. — Корс Торун довольно потирает руки. — Многие мои коллеги и товарищи по профессии пришли к тем же выводам. Нынешние владыки Арнемвенда нам не по душе. Мир должен принадлежать смелым, бесстрашным, энергичным — словом, тем, кто заслуживает власти; а не тем, кто может ее захватить в момент смуты или унаследовать. Скажем, вы гораздо более серьезный претендент на трон Кортеганы, нежели Барга Барипад и его сопливое потомство. На Пэтэльвене закончилась и слава, и могущество рода. Но страдает от этого не только семья Барипадов (вот уж кто не пострадал!), но все королевство. С нашим миром та же ситуация. Новые боги, так же как в свое время и Древние, ничем не привлекательны для людей в качестве правителей. Мир копается в своих проблемах, а боги погрязли в своих. Нам нужен новый владыка. И такой есть, мы ждем его буквально в ближайшее время. Но сам факт существования Кахатанны нарушает все наши планы. Замечу, что тот, кто уничтожит ее, будет пользоваться особым расположением владыки. Хотел бы я быть на этом месте, молодой человек, но мне мешает возраст и немощность…
