способ превратить Панаму в вечного должника и тем самым вернуть ей статус марионетки.
Когда такси продолжило свой путь в ночи, меня укололо горькое чувство вины, но я подавил его. Какая мне разница? Я сделал свой выбор в Яве, я продал свою душу и теперь мне предложили, как сказал Бруно, уникальную возможность. Я мог стать богатым, знаменитым и могущественным одним махом.
Глава 14. Колониализм США в зоне Панамского канала
На следующий день панамское государство прислало человека, чтобы устроить мне экскурсию. Его звали Фидель, и он мне сразу понравился. Он был высокий и худой и явно гордился своей страной. Его прапрадедушка сражался бок о бок с Боливаром за независимость от Испании. Я сказал ему, что состою в родстве с Томасом Пейном, и с радостью узнал, что Фидель читал его памфлет «Здравый смысл» на испанском языке. Он говорил по-английски, но, обнаружив, что я свободно владею его родным языком, пришел в неописуемый восторг.
– Многие ваши соотечественники живут здесь годами и не учат язык, – сказал он. Фидель повез меня по процветающему району города, который он назвал Новой Панамой. Когда мы проезжали мимо современных небоскребов из стекла и металла, он объяснил, что в Панаме больше международных банков, чем в любой другой стране к югу от Рио-Гранде.
– Нас часто называют Швейцарией обеих Америк, – сказал он. – Мы не беспокоим своих клиентов лишними вопросами.
Вернувшись в город, Фидель повез нас через район, который он назвал трущобами.
– Не худшее место в стране, – сказал он, – но типичное.
Деревянные лачуги и канавы со стоячей водой, хрупкие дома, напоминавшие обломки лодок, выброшенных в выгребную яму. Запах гнили и нечистот ворвался в наш автомобиль, когда дети с раздувшимися животами бросились нас догонять. Как только мы снизили скорость, они собрались с моей стороны автомобиля, называя меня «дядей» и выпрашивая деньги. Это напомнило мне Джакарту.
Граффити украшали многие стены домов. Несколько стандартных сердечек с именами возлюбленных, нацарапанных внутри, но по большей части слоганы, выражавшие ненависть к Соединенным Штатам: «Убирайтесь домой, гринго», «Хватит гадить в нашем канале», «Дядя Сэм – рабовладелец» и «Передайте Никсону, что Панама – не Вьетнам». Однако одна надпись произвела на меня особенно удручающее впечатление: «Смерть за свободу приведет тебя к Христу». Среди надписей были расклеены постеры Омара Торрихоса.
– А теперь на другую сторону, – сказал Фидель. – У меня есть официальное разрешение, а вы гражданин США, так что путь открыт.
Под небом пурпурного цвета мы въехали в зону Панамского канала[34]. Хотя я думал, что готов ко всему, от удивления у меня округлились глаза. Я никак не ожидал такой роскоши – большие белые здания, ухоженные газоны, шикарные дома, поля для гольфа, магазины и театры.
– Немного фактов, – сказал Фидель. – Все, что вы видите, – собственность США. Все предприятия – супермаркеты, барбершопы, салоны красоты, рестораны – все это не подлежит панамским законам и налогообложению. Здесь семь полей для гольфа на 18 лунок каждое, почтовые отделения США, удобно расположенные по всей территории, американские суды и школы. Это настоящая страна внутри страны. – Фидель глянул на меня. – А вон там, – он показал назад на город, – доход на душу населения менее тысячи долларов в год, и безработица достигает 30%. Конечно, в том захолустье, которое мы проезжали, никто не зарабатывает даже тысячи долларов, и вряд ли там у кого-то есть работа.
– Американский колониализм в худшем своем проявлении, – сказал я. – И что вы предпринимаете?
Он повернулся ко мне, и злость в его взгляде сменилась печалью.
– А что мы можем предпринять? – Он покачал головой. – Я, конечно, не знаю, но скажу вот что: Торрихос старается, как может. Думаю, это будет стоить ему жизни, но он и вправду делает все возможное. И будет сражаться за свой народ до конца.
Глава 15. Беседы с генералом
Приглашение стало для меня полной неожиданностью. Однажды утром в тот же визит 1972 года я сидел в офисе, который мне выделили в Instituto de Recursos Hidraulicos y Electrificación, государственной электроэнергетической компании Панамы. Я изучал статистические данные, когда мужчина робко постучался в мою открытую дверь. Я пригласил его войти, радуясь любому поводу, чтобы оторваться от цифр. Он назвался водителем генерала и сказал, что пришел отвезти меня в летний дом генерала.
Час спустя я сидел за столом напротив генерала Омара Торрихоса. Он был одет буднично, в типичном панамском стиле: широкие штаны цвета хаки и рубашка с короткими рукавами, застегнутая на все пуговицы, светло-голубая с изящным зеленым узором. Он был высоким, спортивного телосложения и красивым. Он казался на удивление спокойным для человека с таким грузом ответственности. Прядь темных волос падала на его выдающийся лоб.
Он стал расспрашивать меня про мои недавние поездки в Индонезию, Гватемалу и Иран. Эти три страны восхищали его, но особый интерес у него вызывал правитель Ирана, шах Мохаммад Реза Пехлеви. Шах пришел к власти в 1941 году, после того как британцы и Советы свергли его отца, обвинив его в сотрудничестве с Гитлером [35].
– Представляете, – сказал Торрихос, – участвовать в заговоре по свержению своего собственного отца!
Глава панамского государства хорошо знал историю этой далекой страны. Мы обсуждали, как ситуация изменилась для шаха в 1951 году и как его собственный премьер-министр, Мохаммад Мосаддык, вынудил его отправиться в изгнание. Торрихос знал, как и почти весь мир, что ЦРУ объявило премьера коммунистом и вмешалось, чтобы вернуть шаха к власти. Однако он не знал – или, по крайней мере, не упоминал – то, что рассказала мне Клодин о блестящих манипуляциях Кермита Рузвельта и о том, что это ознаменовало собой начало новой эпохи империализма, став искрой, породившей бушующее пламя глобальной империи.
– Когда шаха восстановили в должности, – продолжил Торрихос, – он ввел ряд революционных программ, направленных на развитие промышленного сектора, чтобы превратить Иран в современную страну.
Я спросил его, откуда ему столько известно про Иран.
– Я считаю, что это необходимо знать, – сказал он. – Я не слишком высокого мнения о политике шаха, меня возмущает его готовность свергнуть собственного отца и стать марионеткой ЦРУ, но, похоже, он действительно заботится о своей стране. Возможно, я могу чему-то научиться у него. Если он выживет.
– Вы в этом сомневаетесь?
– У него могущественные враги.
– И одни из лучших в мире телохранителей.
Торрихос бросил на меня презрительный взгляд.
– Его тайная полиция, САВАК, пользуется репутацией безжалостных головорезов. Это не способствует привлечению друзей. Долго он не протянет, –
