прочего у меня нарушился сон из-за смены часовых поясов, и я чувствовал себя отвратительно. Вернувшись в свою пустую квартиру, я почувствовал себя чудовищно одиноким и брошенным. Мое повышение казалось бессмысленным или даже хуже – символом моей готовности продаться кому угодно. В отчаянии я бросился на кровать. Клодин использовала меня, а затем выбросила вон. Решив не поддаваться душевным мукам, я запретил себе испытывать какие-либо эмоции. Казалось, целую вечность я лежал на кровати, уставившись на пустые стены.
Наконец мне удалось взять себя в руки. Я встал, выпил пиво и с грохотом опустил пустую бутылку на стол. Затем выглянул в окно. Там, на дальней улице, мне показалось, что я увидел, как она идет в мою сторону. Я бросился к двери, но решил вернуться к окну и взглянуть еще раз.
Женщина подошла ближе к дому. Она была одета в тот же элегантный костюм, и ее уверенная походка напоминала мне Клодин, но это была не она. Сердце оборвалось, и вместо злости и ненависти я почувствовал страх. Может, она умерла – или ее убили. Я принял пару таблеток валиума и напился, чтобы заснуть.
На следующее утро из беспамятства меня вывел звонок отдела по работе с персоналом MAIN. Глава отдела, Пол Мормино, заверил меня, что понимает, как для меня сейчас важно отдохнуть, но настоятельно просил зайти в офис после обеда.
– У меня для вас хорошие новости, – сказал он. – Вас это точно порадует.
Я покорно выполнил требование и узнал, что Бруно оказался более чем верен своему слову. Он не только назначил меня на должность Говарда, но и сделал меня главным экономистом с прибавкой зарплаты. Это действительно приободрило меня.
Я взял отгул на весь вечер и отправился гулять вдоль Чарльз-ривер с квартой пива. Сидя там, глядя на парусники и борясь с усталостью и чудовищным похмельем, я убедил себя, что Клодин выполнила свою работу и переключилась на следующее задание. Она всегда подчеркивала необходимость секретности. Я был уверен, что она позвонит мне. Мормино был прав. Мою усталость и тревогу как рукой сняло.
Следующие несколько недель я старался не думать о Клодин. Я работал над отчетом, посвященным индонезийской экономике, и редактировал прогнозы нагрузки Говарда. В итоге получилось именно то, чего добивались мои боссы: средний рост энергопотребления 19% в год в течение 12 лет после внедрения новой системы, с сокращением до 17% в следующие 8 лет и до 15% в оставшиеся 5 лет.
Я представил свои выводы на официальной встрече с международными кредитными организациями. Их команда экспертов устроила мне безжалостный допрос. К тому времени мои переживания сменились мрачной решимостью, с которой я некогда добивался успехов в учебе, вместо того чтобы бунтовать. Тем не менее воспоминания о Клодин не отпускали меня. Когда бойкий молодой экономист, вознамерившийся сделать себе имя в Азиатском банке развития, мучал меня своими вопросами весь вечер, я вспомнил совет, который дала мне Клодин в своей квартире на Бикон-стрит много месяцев назад.
– Кто способен заглянуть на 25 лет в будущее? – спросила она. – Они знают не больше твоего. Так что главное – уверенность.
Я убедил себя в том, что я эксперт, напомнил себе, что я знаю жизнь в развивающихся странах лучше, чем многие из тех, кому предстояло оценивать мою работу, хотя некоторые были вдвое старше меня. Я жил в Амазонских лесах и объездил те районы Явы, которые никто не хотел посещать. Я прошел несколько интенсивных курсов по тонкостям эконометрики, и, в конце концов, я представитель нового поколения молодых гениев, опирающихся на статистику и поклоняющихся эконометрике, которые берут пример с Роберта Макнамары, консервативного президента Всемирного банка, бывшего президента Ford Motor Company и министра обороны при Джоне Кеннеди. Он как раз и создал себе репутацию на цифрах, теории вероятности, математических моделях и – как я полагал – браваде раздутого самомнения.
Я старался подражать и Макнамаре, и своему боссу Бруно. Я перенял манеру речи у первого и развязную, пижонскую походку у второго, элегантно помахивая портфелем. Оглядываясь назад, я сам удивляюсь своему нахальству. На самом деле мой опыт был более чем скромен, но нехватку подготовки и знаний я компенсировал смелостью.
И это сработало. В конечном итоге команда экспертов утвердила все мои отчеты.
В следующие месяцы я побывал на встречах в Тегеране, Каракасе, Гватемале, Лондоне, Вене и Вашингтоне (округ Колумбия). Я познакомился с известными личностями, включая иранского шаха, бывших президентов нескольких стран и самого Роберта Макнамару. Как и частная школа, это был мужской мир. Меня поразило, как моя новая должность и рассказы о моих недавних успехах с международными кредитными агентствами влияли на отношение ко мне других людей.
Сначала все это внимание ударило мне в голову. Я чувствовал себя чуть ли не Мерлином, который одним мановением волшебной палочки способен возродить целую страну, где промышленность расцветет бурным цветом. А потом меня охватило разочарование. Я засомневался в своих мотивах и мотивах всех, с кем я работал. Громкая должность или степень доктора наук вовсе не помогали понять бедствия прокаженного, живущего в выгребной яме в Джакарте, и сомневаюсь, что виртуозное владение манипулятивной статистикой позволяло нам заглянуть в будущее. Чем лучше я узнавал тех, кто принимал решения, влияющие на мир, тем более скептически я относился к их способностям и целям.
Я сомневался, что ограниченные ресурсы позволят всему миру наслаждаться роскошной жизнью, как в Соединенных Штатах, когда даже там миллионы граждан живут в бедности. Более того, я не был уверен, что население других стран хочет жить, как мы. Наша статистика насилия, депрессий, наркомании, разводов и преступности говорила о том, что, хотя у нас одно из самых богатых обществ в истории, вполне возможно, что оно также одно из самых несчастных. Зачем заставлять другие страны подражать нам? Вглядываясь в лица на встречах, которые я посещал, я заметил, что мой скептицизм часто сменяется молчаливым гневом в ответ на их лицемерие.
Однако со временем это тоже изменилось. Я пришел к выводу, что большинство этих людей искренне верят в то, что поступают правильно. Как и Чарли, они были убеждены, что коммунизм – источник зла (а не реакция на решения, которые принимали они и их предшественники) и что их долг перед страной, будущими поколениями и перед Богом – насаждать капитализм во всем мире. Они также придерживались принципа выживания сильнейших; если уж им повезло родиться в привилегированном классе, а не в картонной лачуге, то они обязаны передать это наследие своим потомкам.
Я
