– Слышали?! – воскликнула Ичиго. – Директор Такухати поймал ёкая!
– Что ты мне обещал оторвать, ёкай? – Акио лениво качнул подвешенного за ноги пленника.
– Похотливый отросток, – услужливо напомнил тануки. – Но я еще надеюсь, что он сам у тебя отсохнет. Если в мире действительно существует высшая справедливость и действует закон кармы, а я верю в карму, потому что Будда был умным человеком и не стал бы врать в таком важном деле… Так вот, если все это существует, у тебя непременно что-нибудь отсохнет и отвалится.
Опальный генерал посмотрел на оборотня с веселым изумлением и рассмеялся:
– Ёкай, который рассуждает о законе кармы? Тебя в столице можно за деньги показывать.
– За деньги я и сплясать могу, – оживился тануки. – Чур, мне – восемьдесят процентов. Остальные двадцать, так и быть, уступлю. Пользуйся, пока я щедрый.
Такухати не ответил на очередную завуалированную дерзость. Он, прищурившись, рассматривал пленника и словно прикидывал что-то про себя. Наконец пришел к каким-то выводам и кивнул:
– Я отпущу тебя, если назовешь женщину, к которой ходишь.
– Вот еще! Ты разве не знаешь, что не подобает благородному мужу хвастать своими победами? И вообще, у меня кружится голова. Считай, что я сомлел.
В доказательство своих слов тануки закрыл глаза и печально вытянул морду. Торчавший перпендикулярно полу хвост тоже поник.
– Шут, – беззлобно усмехнулся Такухати. Не терпевший фамильярности или хамства ни от равных, ни от вышестоящих, генерал ощущал труднообъяснимую симпатию к бесстрашному оборотню. Потому не стал применять воздействий из известного ему богатого арсенала палача, а просто толкнул еще раз подвешенное тело, заставив его крутиться вокруг своей оси.
Тануки приоткрыл один глаз.
– Осторожнее, если не хочешь увидеть все, что я вчера ел, – предупредил он. – У меня желудок слабый.
– А у меня нет времени с тобой возиться. Повиси немного.
Оборотень следовал наставлению ровно до той минуты, пока за Такухати не задвинулась бамбуковая перегородка. Стоило директору покинуть комнату, как тануки принялся раскачиваться и дергаться на веревке, всеми силами пытаясь дотянуться зубами до пут на лапах. Тщетно. Такухати умел связывать пленников.
Совсем отчаявшись освободиться, оборотень возопил:
– Воистину прав был Учитель, говоря, что любая привязанность – суть источник страданий. Вот я привязан к этой презренной веревке, так дай же мне Будда сил отвязаться от нее поскорее!
Но эта жаркая молитва пропала втуне.
От болтанки на веревке и долгого пребывания в неестественном положении у Дайхиро зашумело в ушах. Его мутило уже вполне по-настоящему, а хуже всего, что он понятия не имел, сколько времени провел без сознания в подвале и что случилось с Мией, поскольку пришел в себя уже в этой комнате. Свет, который просачивался сквозь заклеенные рисовой бумагой окна, наводил на мысль, что уже давно наступил день, а расспросы Такухати – на неприятные предположения, что девочка все же попала под подозрение.
Нет, болтаться тут, как вывешенная для сушки рыба, и ждать сюрпризов от Такухати у Дайхиро не было ни малейшего желания.
– О пресветлая Аматэрасу и духи гор! – взмолился оборотень. – Клянусь, что буду кушать мясо не чаще одного раза в день и любить не больше одной… то есть двух женщин в неделю, только дайте мне унести отсюда свой хвост!
Мия замерла у двери в кабинет, вслушиваясь в голоса. Такухати был внутри. И, кажется, был там не один.
– …даймё не перенесет переезда.
– Знаю. – Голос Такухати звучал глухо. – Я хочу, чтобы ты вытащил хотя бы Хитоми и Нобу. И чем скорее, тем лучше. В столице вот-вот все рванет, а я сижу здесь, как… – Он использовал слова, значения которых Мия не знала.
– Это будет нелегко. – Послышался шелест разворачиваемого бумажного свитка. – Госпожа Хитоми Такухати назначена фрейлиной двоюродной сестры сёгуна.
– Невесты самханского принца?
– Да. Это большая честь.
Директор выругался – коротко и зло.
– А ваш брат просто гостит во дворце. Сёгун приблизил его и осыпает милостями…
Мия отпрянула, ощущая себя преступницей. Что бы ни происходило в жизни Акио Такухати и его родных, у нее не было права шпионить за ним.
К тому же она всего лишь хотела убедиться, что директор занят, а значит, не помешает ей освободить Дайхиро.
Ступая на цыпочках, она прокралась дальше по коридору, в дальнее крыло школы. Туда, где находились почти не используемые комнаты.
Уже у самой двери она наткнулась на другую майко. Та стояла, оттопырив зад и приникнув глазом к щели в стене, и зачарованно рассматривала что-то внутри.
Мия замерла. Освобождать оборотня на глазах у другой ученицы – безумие. Но и новой возможности вытащить Дайхиро может не представиться. Что же делать?
Она с досадой посмотрела на любопытствующую девушку. Кто она? Со спины не понять. На ней было обычное темно-синее кимоно, которое носили все ученицы. Волосы уложены в традиционную прическу.
Если это Оки, то она непременно нажалуется наставницам. А вот Сизука скорее промолчит.
А может, ей надоест пялиться и она уйдет сама?
Из-за тонкой перегородки донеслось неразборчивое горькое сетование, и Мия рассердилась. Сколько можно трястись за себя, когда рядом нуждается в помощи ее самый лучший и самый верный друг?!
– Ты что здесь делаешь? – намеренно громко спросила она.
Девушка даже подпрыгнула от неожиданности. Испуганно и воровато оглянулась, увидела Мию, и лицо ее разгладилось.
– Уф, это ты… – Кумико смущенно улыбнулась. – А я так перепугалась.
Мия выдохнула с тайным облегчением. Кумико не выдаст.
– Тоже на ёкая пришла посмотреть? – продолжала дочь самурая.
– Почти. – Мия решительно отодвинула дверь, вызвав у подруги придушенный возмущенный вопль: «Ты что делаешь?!»
Дайхиро болтался в центре комнаты, связанный и подвешенный за ноги. Услышав звук открываемой двери, он попытался повернуться мордой к выходу, отчего его тело закрутилось, как веретено.
– Ну вот опять! – возмутился оборотень и сердито замахал хвостом. – Мия-сан, немедленно спусти меня на землю! Только мысль о том, что завтрака не было, а обед будет не скоро, не дает мне расстаться с ужином.
– Сейчас! Конечно! – Мия бросилась развязывать узлы, но те были завязаны на совесть. Оборотень же продолжал болтать:
– Ах, Мия-сан, ну что тебе стоило прийти пятью минутами раньше, до того, как язык мой, враг мой, произнес ужаснейшие слова зарока?
Мия не вслушивалась в его болтовню, полностью сосредоточившись на веревке. Кумико прыгала вокруг нее, опасаясь подходить к Дайхиро слишком близко, делала страшные глаза и громко шептала:
– Мия, опомнись! Это же ёкай!
– Ну и что, что ёкай, – отозвалась Мия, чуть не плача. – Помоги мне! Ну же!
– У меня, между прочим, имя есть. Дайхиро, а для тебя просто Хиро, красавица.
На этом терпение Кумико лопнуло.
– Что вообще происходит?! – спросила она, забыв о необходимости соблюдать тишину. – Почему ты хочешь освободить ёкая?
– Дайхиро, – вставил оборотень.
– Потому что он мой друг. – Поняв, что от объяснений никуда не уйти, Мия на минуту прекратила развязывать узлы. – Пожалуйста, Кумико. Если доверяешь мне – помоги. Честное слово, Дайхиро никому не причинил вреда.
– Но он влез сюда ночью… – Кумико осеклась. – Так ты к нему, что ли, бегаешь?
– Нет! Не спрашивай меня, пожалуйста. Просто помоги.
Кумико поколебалась несколько минут, перевела взгляд на висящего тануки. Очевидно, его нелепый и безобидный вид убедил ее, потому что дочь самурая кивнула.
В четыре руки они развязали туго затянутые узлы. Оборотень шлепнулся на пол и возмущенно взвыл.
– Как ты? – спросила Мия, пытаясь ослабить веревку на его теле.
– Ужасно, – слабым голосом простонал тануки. – Кажется, я умираю. Только поцелуй прекрасной девы способен исцелить меня. – С этими словами он выразительно покосился на Кумико.
– Не слушай его, – пропыхтела Мия, расправляясь с очередным узлом. – Он всегда шутит.
– Я уже поняла. Ты неправильно делаешь. Дай я! – Кумико потянула за край веревки, расплетая обвязку. – Это – самурайская техника для связывания пленных. Мне отец показывал.
Всего за пять минут она расправилась с путами. Тануки бойко вскочил и поклонился девушке с превеликим почтением.
– О, спасибо тебе, прекрасная дева, чья краса подобна свету луны над гладью ночного озера. Знаю, что я – всего лишь скромный и недостойный последователь Будды, но клянусь, что буду поминать тебя в своих молитвах и желать всяческих благ!
– А ты забавный.
– Знаю! Мне все так говорят. А еще я красивый и скромный. – Оборотень самодовольно огладил шерсть на хвосте.
– Дайхиро! – перебила его Мия. – Потом поговорим. Надо уходить.
Тануки развел лапами:
– Как, Мия-сан? На стенах защита, а в погребе стоит ловушка.
