Он ходил с этим ощущением всю вторую половину дня и до морозной дрожи в пальцах хотел сорвать на ком-то злость.
Бесило все. Глушь. Сырость в воздухе – с утра собирался, но так и не собрался дождь. Недоразумение, которое здесь называли зимой. Девки, провожавшие его испуганными и восхищенными взглядами. Наставницы, поджимавшие губы при виде директора.
Бабы. Сборище тупых клуш, неспособных отличить самурая от подделки!
Какого демона он делает в этом курятнике?!
Двадцать ударов палкой по пяткам! Каждой тупой гейше в этом бабском гадюшнике! Чтобы в следующий раз четко следовали отданному приказу!
При мысли о необходимости устроить выволочку наставницам в глазах темнело от бешенства, и Такухати боялся не справиться с собой. Такое же бешенство накатывало при виде невинно хлопающего глазами фэнхуна. Майко уже доложили, что тот отнес «директора» куда-то в горы. Летун и не скрывал – да, отнес. А почему не отнести, если хозяин приказал? Да, потом вернулся обратно, потому что приказ, а Хоно давно собственность генерала и помнит, что приказы не обсуждаются… Нет, ему ничего не показалось подозрительным. Генерал говорил с ним мыслеречью, как всегда.
Ёкай? Мыслеречью?!
Хотя кто их, ёкаев, знает…
С ладоней сорвались голубые молнии и ушли в землю, заставив взлететь вверх фонтанчики грязи.
Легче не стало.
Акио одним прыжком забрался на спину предательской птице и скомандовал: «В горы!»
Высота и бьющий в лицо ветер немного помогли успокоиться, но не остудили до конца ярости.
«Вниз!» – велел он, заприметив ровную площадку среди скал. Спрыгнул, опустил руку и рывком поднял свою тень, подарив ей объем и плоть.
Опасное занятие – вызывать Темного Двойника. В самый раз для самоубийц и психов.
Тень ударила подло, без предупреждения. Такухати в последний момент успел вскинуть меч.
И начался бой.
Текла по пальцам магическая сила, дрожало голубое пламя на лезвии катаны, стонал и свистел воздух. Двойник бил подло, растекался по земле, уходя от удара, и снова вставал за спиной. Его сотканный из тьмы меч успел срезать прядь волос и вспороть кожу на плече, прежде чем Акио разрубил тень надвое. Черной тряпочкой двойник сполз к ногам, свернулся на привычном месте, как нашкодившая псина.
Такухати криво ухмыльнулся. Паскудная мысль, что он стал посмешищем в глазах пятидесяти женщин, больше не вызывала неконтролируемой ярости, бешеный гнев сменился холодной трезвой злостью. Генерал вложил катану в ножны и перевел взгляд на летуна.
Это был первый из трех собственноручно пойманных им фэнхунов. И единственный, оставшийся в живых после огненной долины.
Раньше Такухати воспринимал фэнхунов как нечто неодушевленное. Разумность огненных птиц была большим подспорьем и облегчала управление ими, но и только. Акио никогда не приходило в голову относиться к этим созданиям как к существам, наделенным волей и собственными желаниями.
– Значит, ты утверждаешь, – произнес генерал обманчиво-спокойным голосом, – что отнес меня по моему приказу в горы и вернулся обратно. И тебе ничего не показалось странным или неестественным?
Фэнхун безразлично качнул головой.
«Врет! – подумал Такухати, изумляясь наглости твари. – Знает, что я ничего ему не сделаю, и врет».
Он мог причинить птице боль. Притушить ее пламя или даже убить. Но это было равносильно тому, что засечь кнутом до смерти дорогого чистокровного жеребца.
К тому же он в любой момент ждал послания из столицы. Если потребуется лететь, каждая минута промедления будет играть против него. А чтобы осилить путешествие, птица должна быть полна сил.
– Аркан накину, – сообщил он фэнхуну. – Чтобы никуда не летал без моего разрешения.
Фэнхун возмущенно вскинул голову. Ему, как и его сородичам, полеты были необходимы. Костров, которые жгла прислуга для птицы, не хватало. Летун нуждался в близости небесного огня Аматэрасу, раз уж огненная кровь земли была далеко.
– Захочешь – проси, – безразлично бросил Такухати, устраиваясь на спине птицы. – Возвращаемся!
У женщин в школе слишком много свободного времени, которое они тратят на бабскую суету и сплетни. Акио мрачно ухмыльнулся и подумал, что знает, чем занять бывших гейш. Служанкам не помешает пара дней отдыха, а наставницам полезно будет вспомнить, что в жизни есть куда более неприятные занятия, чем выполнение простого приказа не покидать комнату.
– Похоже, она сегодня не придет.
– Неудивительно, – хмыкнул Джин. – После того, что ты устроил в школе.
Луна спряталась за тучи, и, если бы не звериное обоняние, тануки вряд ли сумел бы заподозрить, что рядом есть еще кто-то. Самханец умел становиться незаметным.
Вот и сейчас. Не хрустнула ветка под ногой, не зашуршала палая листва. Лазутчик появился за спиной оборотня незаметно, будто из воздуха.
– Пойдем, что ли?
– Совсем совесть потерял – так выскакивать? В следующий раз я перегрызу тебе горло с перепуга. И мне даже не будет стыдно, потому что ты сам виноват.
– Договорились, – со смешком согласился Джин.
Дайхиро бросил еще один взгляд на погруженную в сон школу и подумал, что Мия непременно будет ругаться, если узнает, что он пришел под стены ее встречать.
В темноте узкая горная тропка все норовила вывернуться из-под ног и завести не туда.
– Мне нужна твоя помощь, – нарушил молчание самханец.
– Мало ли чего кому нужно. Я бы вот сейчас не отказался от запеченного барашка. – Дайхиро мечтательно вздохнул.
Вообще, тануки был совершенно не против помочь самханцу. Лазутчик ему нравился. С ним было весело. Джин умел поддержать шутки оборотня, отлично играл в го и вообще был правильным, своим парнем. Вроде и самурай, но совсем не такой надутый, как иные расфуфыренные павлины.
Но бросаться выполнять чужие просьбы по первому слову Дайхиро считал стратегически неверным.
– Перелом сросся, – продолжал Джин, словно не услышал про барашка. – Будь я один, перешел бы горы, добрался до Идогамы, а там нанялся на корабль. Но я хочу забрать Мию с собой, а на ней браслеты.
– А еще у тебя нет денег, и тебя ищет каждая собака в округе, – услужливо подсказал тануки. – Кроме того, зимой через горы попрется только полный псих, и, клянусь Буддой, я скорее съем свою чашу для подаяний, чем отпущу девочку с тобой на перевал.
Джин кивнул, соглашаясь со всеми приведенными аргументами.
– Поэтому мне нужен маг и деньги. В столице есть люди, которые могут обеспечить и то и другое.
– Так в чем проблема? – хмыкнул оборотень. – Отправляйся в столицу.
– Если я объявлюсь, меня так просто не отпустят. И вытащить Мию будет куда сложнее. Поэтому я хочу, чтобы письмо передал ты.
– Я? – изумился оборотень.
– Ты же бывал в городах.
– Бывал, но… – Дайхиро задумался.
– Я предложил бы тебе деньги, но не уверен, что ты не оскорбишься, – продолжал самханец.
– Деньги? – оживился тануки. – Нешто я дурак, от денег отказываться? Но Мия важнее. Так что, если хочешь моей помощи, выкладывай все как есть, самханский прихвостень!
– Что выкладывать?
– Кто ты такой – для начала.
Джин вздохнул:
– Это опасная информация, Дайхиро. Если ты попадешься полиции или тем более секретной службе, тебе лучше не владеть ею.
– Тогда шиш тебе, а не письмо.
Джин снова вздохнул, и некоторое время они шли рядом в молчании, а потом оборотень начал громко и со вкусом рассуждать о ста тридцати способах засолки рыбы – один другого замороченнее.
– Ладно! – перебил его самханец. – Слушай…
И наклонился к самому уху толстенького монаха.
Тануки выслушал тихий шепот и присвистнул:
– Ничего себе!
От чувств оборотень даже запрыгал на одном месте и громко, с удовольствием выматерился, помянув свою матушку и духов гор в весьма фривольном контексте.
– Так что же тебя прислали артефакт воровать? – спросил он у самханца. – Попроще никого не нашлось?
– Меня не присылали, – со смешком отозвался мужчина. – Самхан полностью устраивает цунами, смерть сёгуна и последующий разброд на Благословенных островах.
– Тогда почему?
– Считай, что мне очень не понравилась эта идея. Так что я сам себя прислал.
Тануки покивал. Он не разбирался в политике, но был неглуп, и ему не составило труда представить последствия озвученного Джином сценария.
– Отнесешь письмо?
Дайхиро задумался. Слова самханца разом поставили все на место. Включая нежелание Джина делать Мию наложницей.
Отдать девочку самханцу? Не лучше ли будет ей в гейшах, чем в той банке с пауками, куда Джин планирует увезти маленькую майко?
Оборотень вздохнул. Он ощущал себя отцом взрослой дочери. Категорически не готовым к этой роли отцом.
Отпустишь – гадай потом, не сделал ли ошибки. А не отпустишь – оставишь несчастной на годы. Только слепой не заметит, как восхищенно Мия смотрит на самханца, как ловит случайные прикосновения, как внимает каждому его слову.
