бычьим пузырём. У одной из хат, с множественными отпечатками мелких ладоней на не запылившейся ещё глине стены, кружком громоздились совсем уж жалкие шалаши. Даже по местным меркам — в них трудно было признать человеческое жильё. Может только собачьи будки. Или гнёзда для птиц.
К ручью, громыхая и поскрипывая, выехала крепкая телега с высокими бортами. Выехала по изрядно загаженной дороге, хотя скотины в этом нищем закутке не было отродясь. Из округлой приземистой хаты вышла девушка, держа масляную лампу низко у пояса. Полы длинного платья, напоминавшего форму горничной, мели пыль пустого подворья.
— Вечер добрый, хозяйка. — Эйден цокнул, останавливая Желтка, и всмотрелся в густеющие сумерки. — Мы не обидим, детям можно не прятаться. Не так давно мне случилось познакомиться с парой местных ребятишек, они…
— Наслышана, мастер, они мне всё рассказали. — Свет лампы, поднятой ближе к лицу, обнаружил, что девушка уже как минимум тётушка, а то и бабушка местных ребятишек. — Я не пожалела розог для виновников. Хотя за хищение почты в Маньяри можно лишиться и головы. Жаль, что их мелкие чумазые головы не смогли вовремя этого понять. Как и я не могу понять вашего пренебрежения нашим заведением. Ведь в ночь встречи вы возвращались из…
— О… госпожа Дзилано. Не признал вас впотьмах. Ну что вы, быть вашим гостем для меня всегда словно праздник… И не всякий может позволить себе ежедневные праздники. Иногда случается искать дома поскромнее.
Аспен, тем временем возившийся с особой стеклянной колбой, наконец закрепил её на шесте, поднял над головой и устроил в специальных зажимах борта телеги. Спустя пару мгновений раздалось шипение и яркий жёлтый свет залил всю округу шагов на двадцать. Они пересеклись взглядами с бордель-маман, обменялись вежливыми, холодными поклонами. Из хаты и окружающих шалашей стали появляться дети и подростки, будто слетающиеся к фонарю мотыльки. И они, и женщина сразу догадались, что телега сулила нечто хорошее. Аспен взвалил на плечи сразу два тяжёлых мешка муки. Эйден, как-то отрешённо и чуть задумчиво, взял лишь один полегче, с чечевицей. Дети же, хоть внешне худые и неловкие, взялись за остальное с целеустремлённостью муравьёв, и, под деловитым руководством госпожи Дзилано, все припасы были разгружены, заняв собой чуть не треть общей хижины.
Чуть позже, в короткой прощальной беседе, она рассказала, что не является хозяйкой одного из лучших борделей города, а всего лишь управляет им. Детей же, часть из которых ожидаемо оказались «отходами» торговли любовью, поддерживает, как может. В свободное от работы время. Без ущерба для дела. При том, что в Маньяри чрезвычайно тепло относились к продажным женщинам, их ублюдков воспринимали исключительно прохладно.
Не успели друзья отъехать и на полсотни шагов — позади уже дымил костёр из наспех собранного мусора, закипал старый гнутый котёл, намечался самый настоящий праздник.
— Не только остриженного, но и второго, бородатого, я уже видал. — Худой, дерзкого вида сорванец говорил с набитым ртом, по подбородку текло. — По особнякам гулял, по крышам. По самым высоким. Те, что в бордовой черепице — страшнее всего. Чуть что — и вниз катишься, два раза так было, однажды за водосток ухватился, а другой — прямо в яблоню влетел. Хорошо густая, крепкая, так до земли и не достал, в ветвях запутался. Исцарапался тогда весь…
Госпожа Дзилано не торопила, слушала вполуха. Не только Джори, но и остальных, вроде думая о своём, но привычно просеивая городские слухи и наблюдения.
— Но быстро зажило, знахарь же и давал свои склянки. Через госпожу Мэйбл передавал. Щипало. А, так про бородатого! Видел я его, говорю. Дом у Красной аллеи, здоровый такой, где ростовщики-леммасийцы живут. В тех местах, правда, на крышах особо делать и нечего, разве что красиво. Ни мяска не сушится, ни простыней с балкона стянуть. Однако ж и бьют реже. А у тех ростовщиков я с чёрного входа попросился, слуга не пустил. С парадного стучался, пока туда-сюда ходили, я и щётку обувную упёр, и салфетку с комода ближнего. Меня только выгонять — а я уж и сам того. Так вот бородатый, говорю, там тоже был. С самым старым леммаси́ном говорил. Кивали оба. Такие холёные, чистые, согласные.
— За банкирами посматривай, — Дзилано доливала длинным половником опоздавшим, чечевичная похлёбка удалась отменно, — но слишком близко не суйся. Схватит их дуболом за шиворот — поймёшь, что лучше бы с крыши падать. Может, слышал что путное? Хоть слово?
— Через окно ж видал. Только и знаю — кивали. А, ну ещё старый руками разводил, хмурился, как бы сетуя. Не нравилось ему что-то видать, похлёбка кислая или жена старая.
— Я тебе! — Дзилано стукнула мальчишку по лбу, половник звякнул, вокруг засмеялись. — На ещё похлёбки, тяни быстрее. Такой в Леммасе точно не дают.
Джори довольно хлебал добавку. Он хорошо подмечал детали, но редко когда понимал их суть. Знал, что госпожу легко подначить, вспомнив о возрасте. Знал, что она добрая и не слишком рассердится. Хорошо знал, что Дзилано любит их истории, всегда слушает и иногда хвалит. Разницы же, между рассказом о дохлой кошке на крыше или мёртвой служанке в канаве — почти не видел. А вот госпожа Дзилано видела, будто своими глазами, всё, что видели её подопечные. И понимала, конечно, несравнимо больше. Среди прочего, она почти не сомневалась, что старый леммасиец говорил с мастером Аспеном о трудностях, которые ждут их всех. Глава местного отделения банка Хол-Скага́ра был важным, информированным, дальновидным человеком. Торговля с Леммасом считалась важной для карсов, а теперь Редакар делал её практически невозможной. Что ж, финансовые проблемы почти всегда можно было пережить. Тем более — пока знающие и дальновидные люди готовы переживать их рядом с тобой.
Банк Хол-Скагара был представлен на Карском полуострове аж тремя отделениями. В Лониано, Вилбоа́ и Маньяри. То есть во всех значимых городах карсов. Дополняя рассуждения госпожи Дзилано, можно было бы отметить, что леммасийские банкиры не ограничивались делами торговыми, а их ссуды, страховки, проценты и интересы имели не только денежное выражение. Дипломатические связи не только с Леммасом, но и с некоторыми графствами Бирны, Меланором, Старым Агрином и главное — Борграндом, не могли быть точно оценены, ибо были бесценны. Ситуация с Редакаром, развивающаяся довольно рискованным образом, представлялась главам Банка двоякой. С одной стороны — конфликт и нарушение торговых цепочек были опасны для карсов, важных партнёров и давних союзников. С другой — всё это зеркально
