подозреваемого?
– Ага, есть. Смутные очертания от соседки, смазанные оптикой дверного глазка. Не прокатит.
– Отпечатки на ноже?
– Только если уже есть в базе. Тогда не вопрос. Но никто бомжей и алкашню специально поголовно откатывать не станет. Есть, конечно, вероятность небольшая, что по какому-нибудь более раннему делу засветятся эти пальчики…
– А его кровь?
– И что прикажете с ней делать? Совпадение по группе, так этого мало. ДНК анализ? Ты знаешь, сколько такая экспертиза вообще стоит? Чернов, ты голливудских фильмов насмотрелся? Или наших попсовых детективов? Вот так запросто наша милиция делает анализ ДНК у каждого первого подозреваемого. Особенно алкаша или бомжа. Ага, счас, разбежался! Это если подозреваемый сам заплатит, что бы от срока отмазаться, тогда да, появляются в суде заключения такого плана.
– Это значит отпустить убийцу на все четыре стороны! – резко сказал Алексей.
– Тебе так важна их смерть? Леша, признайся сам себе, что тебе их ни капли не жаль. А еще это значит, что, как вариант, через месяц–другой, когда это дело закроют, ты сможешь пригласить бригаду молдаван, что бы они тут ремонт сделали, и еще через пару месяцев сдашь эту квартиру. И получать какие–то деньги за это. Это, повторяю, как вариант. Или можешь смотреть на опечатанную дверь, пока это дело перекладывают с одной полки на другую, пока ты правду ищешь. Пока оно до архива нераскрытых преступлений дозреет. Лет за пять. Оно тебе надо?
Алексей молчал. Да, Старков расписал всех устраивающий вариант. Но на всякий случай, все же задал вопрос:
– И все, дело закрыто?
– И все. А ты что хотел?
– Что, начальник, вот так запросто можно убить человека, и тебе ничего не будет?
– Ну как это, ничего не будет… – смутился Старков, затем резко добавил: – Ты учти, твои пальцы есть в базе. И мои. Всех милиционеров откатывают. Это я тебе так, на всякий случай напоминаю.
– Ага, мы группа потенциального риска, я понял. Я уже чуть не убил однажды одного кавказца…
Старков поморщился и сказал:
– Алексей, ты не прав. Да, этими алкашами никто особо заниматься не будет. Это просто такой социальный слой…
–…на который всем плевать, и друг друга они могут резать сколько угодно, – закончил Алексей фразу Старкова. – Я понял. Если нечего с тебя взять, ты никому не интересен.
– Зря ты так. Можно подумать, когда были они живы, тебе до них много дела было. Нет же. Вот так и всем. А теперь что вдруг изменилось? Вообще, несколько раз возникала в верхах инициатива откатать всех поголовно при вручении паспорта, но как же, это же нарушает права граждан, сразу правозащитники начинают орать про полицейское государство… Ладно, Алеша, не буду я тебя переубеждать. Ты и сам уже можешь своей головой поработать. Иногда. Если захочешь.
Алексей пожал плечами, мол, куда уж мне, но обострять не стал, сменив тему разговора:
– Как Маше–то преподнести эту новость помягче? Родители все же, какие–никакие…
– Пойдем, что–нибудь придумаем. У тебя водка дома есть?
– Наверное, осталась. Вообще, Маша не любит спиртное. Не держим обычно.
– Сегодня, думаю, выпьет. Что же, придется нам зайти в какой–нибудь магазин. Ну ты как, отдышался?
– Вроде.
– Ну пошли что ли…
Они встали с лавочки и вдвоем неторопливо побрели в сторону ближайшего магазина. Все же в этот день им было суждено серьезно напиться.
***
– Маша, какой к черту театр? Ты меня представляешь там? – возмущался Алексей в трубку телефона. – Хочешь, иди, я не возражаю. Скучно одной – возьми подругу за компанию.
– Слушай, дорогой, пока ты дома себя в четырех стенах маринуешь, может мне лучше любовника с собой взять за компанию, ты же не будешь возражать, да? – ответила она ему с вызовом в голосе.
– Ты что себе позволяешь? – сразу вскипел Алексей. – Ты как…
– Что как? – перебила она его. – А как я терплю, когда ты пьяный вваливаешься среди ночи? Или как время провожу, когда по праздникам тебя вечно дома нет, ты хоть раз интересовался? Или, думаешь, звонки от девок непонятных мне слушать очень приятно и интересно?
– Слушай, Маш, такая у меня работа, не надо…
– Что не надо, Алеш? Сколько мы уже вместе, восемь лет? Сколько тебе еще надо, что бы ты созрел?
– Созрел для чего? – не сразу понял Алексей.
– Дурак! Не жди меня рано. А может, и поздно! – ответила она и бросила трубку.
Перезванивать ей Алексей не стал. Да, он понимал, что она от него хочет. Как любая нормальная женщина, Маша хотела замуж. Но как не менее любой среднестатистический мужчина, Алексей имел на сей счет значительные сомнения, которые подкреплены были характером его работы, уже наложившей своеобразный отпечаток на его мировоззрение, и не менее своеобразные подработки с, мягко говоря, не совсем типичным кругом общения. И если за развоз по заказам и охрану девочек по вызову ему особо предъявить было нечего, то есть, конечно, всплыви эта информация, его бы с формулировкой «разложение морального облика сотрудника милиции» незамедлительно со службы бы отправили в народное хозяйство без права последующего восстановления (но не более того, к этой сфере деятельности уголовный кодекс предъявлял только статью за притоносодержание, чего не было и в помине), то вот за его письма в Оптиум банк светила вполне себе конкретная статья и небо в клеточку. Все это душевного равновесия не добавляло, его часто можно было теперь застать раздраженным, причем без видимой причины, и Маша уже несколько раз становилась крайней. Потенциальная перспектива отцовства, на которую так же намекала Маша, и вовсе вгоняла в ужас, при чем пугал не столько сам факт появления ребенка, сколько последующее его воспитание в окружающих реалиях нашей действительности.
Кроме того, изменилась и сама Маша. Постепенно, незаметно, но из забитой, никому не нужной покладистой девочки, она стала женщиной со своим мнением, характером и точкой зрения. Ее карьера потихоньку шла вверх, она уже доросла до полноценного бухгалтера, а вилка зарплаты по этой профессии может и не подразумевает особый шик, но как минимум позволяет не экономить на еде, приобретая все в свое удовольствие. До поры до времени она молчала, принимая любые выкрутасы со стороны Алексея как должное, но сначала осторожно начала его укорять, потом выговаривать, а теперь и вовсе вступать в словесные перепалки, причем с точки зрения Алексея часто по надуманным поводам, как сейчас с театром. После похорон ее родителей их отношения как–то резко обострились, впрочем, Алексей списывал это на моральную нагрузку от этого малоприятного мероприятия, хотя и особой любви к близким родственникам со стороны Маши он никогда прежде не замечал.
Однако нет–нет, но и Алексей начинал задумываться, а что его связывает с Машей? Любит ли он ее? И любил ли когда? Пожалел когда–то, это да. Она оставалась его первой и единственной женщиной, это тоже
