Она попробовала еще раз то, на пакете которого было написано образец №2. Выглядит как раздавленный сыр. Сыр? Различные запахи, висящие в воздухе, не давали сосредоточиться. Она должна была взять образцы сыра. Она была уверенна, что образец №17 был каким-то «Lancre Blue Vein», который бурно реагировал с кислотой, прожег маленькую дырочку в потолке, и покрыл пол лабораторного стола темно-зеленной субстанцией, тягучей как деготь.
Она все равно протестировала его.
Через несколько минут она свирепо копалась у себя в блокноте. Первый образец, который она взяла (порция паштета из утки) был занесен как образец №3. А что за образцы №1 и №2? Так, №1 был белой глиной с Мисбегот-бридж, а что такое тогда №2?
Она нашла его.
Но этого не могло быть!
Она посмотрела на пробирку. Оттуда на нее смотрел металлический мышьяк.
Она взяла только кусочек образца. Она может проверить еще раз, но... наверно лучше сказать кому-нибудь.
Она выбежала в главную комнату, где сидел дежурный тролль.
— Где коммандер Ваймз?
Тролль оскалился.
— Ф кабинете... Малопопка.
— Благодарю вас.
Тролль повернулся к испуганно выглядящему монаху в коричневой сутане.
— И? — спросил он.
— Лучше, если он сам это расскажет, — сказал монах. — Я просто работал за соседним столом.
Он поставил маленькую банку с пылью на стол. На горлышке у банки был повязан галстук-бабочка.
— Я хочу выразить жалобу глубочайшего возмущения, — писклявым голоском сказала пыль. — Я проработал там только пять минут и вдруг пшик. Сколько дней уйдет, пока я восстановлю свою форму!
— Проработал где? — спросил тролль.
— Товары для духовной службы Нонсача, — с надеждой сказал испуганный монах.
— Цех святой воды, — добавил вампир.
— Ты нашел мышьяк? — спросил Ваймз.
— Да, сэр. Много. Очень много мышьяка в образце. Но...
— Что?
Веселинка опустила взгляд.
— Образец проверялся дважды, нет никаких сомнений, что все правильно...
— Хорошо, и что там было?
— В том-то и дело, сэр. Этот образец не из дворца. Вышел небольшой конфуз, и реакция на мышьяк была обнаружена в массе извлеченной из-под ногтя отца Тубелчека, сэр.
— Что???
— У него под ногтями была какая-то масса, и мне в голову пришла мысль, что эта масса от того, кто напал на отца Тубелчека. С одежды или чего-нибудь такого... У меня еще остался образец, и если вы хотите пригласить стороннего эксперта, я не буду вас осуждать.
— Почему у старика был яд? — спросил Кэррот.
— Возможно, он поцарапал убийцу, — сказала Веселинка. — Понимаете... во время драки...
— С монстром из мышьяка? — сказала Ангуа.
— О, черт, — сказал Ваймз. — Сколько времени?
— Бинг-бонг-бинг-бонг!
— О, черт...
— Девять часов, — сказал органайзер, высунув голову из кармана Ваймза. — Я чувствовал себя несчастливым из-за того, что у меня нет обуви, пока не встретил безногого!
Полицейские переглянулись.
— Что-что? — очень осторожно спросил Ваймз.
— Людям нравится, когда я, время от времени, появляюсь и говорю афоризм или Совет Дня, — сказал джинчик.
— А где ты встретил безногого? — спросил Ваймз.
— Я не совсем встретил его, — сказал джинчик. — Эта такая общая метафора.
— В том то и дело, — сказал Ваймз. — Если бы ты встретил безногого, ты бы мог сказать ему, что если у него есть обувь, то она ему не нужна.
И он запихнул пискнувшего джинчика обратно в карман.
— Есть еще кое-что, сэр, — сказала Веселинка.
— Продолжай, — слабо сказал Ваймз.
— Глина, которую мы нашли на месте убийства, — сказала Веселинка. — Вулкан сказал, что она с добавками — старые битые горшки. Ну... был сделан соскреб с Дорфла для сравнения, нет полной уверенности, но джинчик из иконографа прорисовал очень мелкие детали, и... там та же глина что у Дорфла. У него в глине есть оксиды железа.
Ваймз вздохнул. Все люди вокруг пили алкогольные напитки. Здесь без полбанки разобраться невозможно.
— Кто-нибудь понимает, что все это значит? — спросил он.
Кэррот и Ангуа покачали головами.
— Может, было бы лучше, если бы мы знали, как сложить эти кусочки? спросил Ваймз, повышая голос.
— Как кусочки мозаики? — догадалась Веселинка.
— Да! — воскликнул Ваймз так, что в комнате все затихли. — Теперь чтобы сложить картинку вместе, нам не хватает кусочка с небом и листиками, и все.
— Сэр, у нас всех был тяжелый день, — сказал Кэррот.
У Ваймза опустились плечи.
— Хорошо, — сказал он. — Завтра... я хочу, чтобы вы, Кэррот, проверили големов в городе, и если они собираются сделать что-то, то я хочу знать — что именно. А вы, Малопопка... Вы осмотрите весь дом старика на предмет обнаружения мышьяка. Я очень надеюсь, что вы сможете его найти там.
Ангуа вызвалась проводить Веселинку до дома. Веселинка очень удивилась, что мужчины согласились. Помимо всего, это означало, что Ангуа придется одной возвращаться домой.
— Ты не боишься? — спросила Веселинка у свой спутницы, идущей вместе с ней сквозь сырые облака тумана.
— Нет.
— Но постоянно кажется, что убийцы и насильники вот-вот выскочат из тумана. А ты сказала, что живешь в квартале Теней.
— А, да. Но ко мне никто давно не приставал.
— А, может быть, они боятся твоей формы?
— Возможно, — сказала Ангуа.
— Возможно, они научились уважать форму.
— Может ты и права.
— Э... извини меня... но ты и капитан Кэррот...?
Ангуа вежливо ждала.
— ... э...
— О, да, — сжалилась Ангуа. — Мы э. Но я снимаю жилье у миссис Кэйк, потому что в таком городе нужно иметь личное пространство. — «А также понимание хозяйки симпатизирующей к нам — существам со специфическими запросами», — добавила она про себя. Такими как ручки в дверях, за которые можно потянуть когтями, и окна открытые в лунные ночи. — Нужно место, где можно побыть самой собой. В полиции постоянно пахнет носками.
— Я остановилась у своего дяди Задушу, — сказала Веселинка. — Там не очень хорошо. Все все время говорят о шахтах.
— А ты нет?
— А что говорить о шахтах? «Я шахтер в моей шахте, и моя шахта — это моя вахта», — пропела Веселинка. — А потом переходят на разговоры о золоте, что, говоря по правде, еще скучнее.
— Я думала гномы любят золото, — сказала Ангуа.
— От этих разговоров повеситься можно.
— Ты уверена, что ты гном? Извини. Это была шутка.
— Есть более интересные темы. Прически. Одежда. Люди.
— Бог ты мой. Ты говоришь о бабьих разговорах?
— Я не знаю, я еще никогда не вела бабьи разговоры, — сказала Веселинка. — Гномы просто говорят.
— В полиции все то же самое, — сказала Ангуа. — Можно быть любого пола, но вести себя надо как мужик. В полиции нет мужчин и женщин, а есть группа приятелей. Ты скоро выучишь язык. В основном, говорится о том, сколько пива было выпито вчера, сколько было съедено кэрри, и кого в каком месте стошнило. Думаешь только о себе. Скоро тебя затошнит от этого. И будь готова ко всяким сексуальным шуточкам в полицейском участке.
Веселинка покраснела.
— Правда, это скоро закончится, — сказала Ангуа.
— Почему? Ты подала жалобу?
— Нет, когда я начала подыгрывать им в шуточках, они, кажется, прекратились, — сказала Ангуа. — Знаешь, они перестали смеяться... Даже когда я сама делаю неприличные жесты. Я думаю это нечестно. Хотя, это были довольно-таки безобидные жесты.
— Да, это все бесполезно, мне надо переехать, — вздохнула Веселинка.
— Я чувствую что все... неправильно.
Ангуа посмотрела вниз на ее хрупкую усталую фигуру. Она узнала симптомы. Всем нужно личное пространство, как и Ангуа, иногда хотя бы личное пространство внутри себя. Как ни странно, Веселинка ей нравилась. Возможно за ее искренность. Или то, что она была единственной, за исключением Кэррота, кто не нервничал немного, когда разговаривал с ней. И это потому, что она не знала. Ангуа хотела сохранить это незнание как маленькую драгоценность, но она знала, когда кому-нибудь надо немного изменить жизнь.
— Мы сейчас недалеко от улицы Вязов, — осторожно сказала она. Заглянем, э..., только на минутку. У меня есть кое-что, что ты можешь взять попользоваться...
«Скоро мне это будет не нужно», — сказала она себе. «Когда я уйду, я не смогу много унести».
Констебль Крючконос смотрел в туман. Наблюдение, за исключением стояния на месте, было лучшее, что он мог делать. Но так же он был хорош в соблюдении тишины. Не создавать никого шума была еще одной из его лучших черт. Когда надо было ничего не делать, он был среди лучших. А это означало сидеть абсолютно неподвижно в своей берлоге. Если бы его позвали на мировой чемпионат по неподвижности, он даже не повернул бы головы.
Сейчас, подперев руками подбородок, он смотрел в туман.
Облака кружились под ним в хороводе, и отсюда с высоты шестого этажа могло показаться, что сидишь на берегу холодного, залитого светом луны моря.
