проводов концы.
На этот раз в последнюю атаку
Из темных окон прыгают бойцы.
БРАНДЕНБУРГСКИЕ ВОРОТА
Не гремит колесница войны.
Что же вы не ушли от погони,
Наверху бранденбургской стены
Боевые немецкие кони?
Вот и арка. Проходим под ней.
Суд свершив справедливый
и строгий.
У надменных державных коней
Перебиты железные ноги.
ЭПИЛОГ
Курганы щебня, горы кирпича.
Архивов важных — драная бумага.
Горит пятно простого кумача
Над обнаженным куполом рейхстага.
Весь город будто кратера нутро.
Мы в нем пока, как посреди арены.
Лишь именами грозными хитро
Испещрены задымленные стены.
А первый, озаренный флагом тем.
Сумел остаться неизвестным свету,
Как мужество, что мы явили
всем,—
Ему еще названья тоже нету.
ГЕОРГИИ СУВОРОВ[8]
Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица.
Настигнутая бешеным огнем.
Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Еще война. Но мы упрямо верим.
Что будет день — мы выпьем боль
до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет
двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий
выстрел.
И первый проблеск утра,
как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как
быстро,
Как быстро наше время протекло!
В воспоминаньях мы тужить
не будем,
Зачем туманить грустью ясность
дней.
Свой добрый век мы прожили как
люди —
И для людей…
АЛЕКСЕЙ СУРКОВ
Подошла война к Подмосковью.
Ночь в накале зарев долга.
Будто русской жертвенной кровью
До земли намокли снега.
По дорогам гремят тачанки.
Эскадроны проходят вскачь.
Приготовились к бою танки
Возле стен подмосковных дач.
Стук подков на морозе четче.
В пар укутан блиндажный лаз.
У околицы пулеметчик
С темной рощи не сводит глаз.
Будто руки окаменели.
Будто вкопан он в грунт, во рву…
Этот парень в серой шинели
Не пропустит врага в Москву…
* * *
Курганами славы покрыта родная
равнина.
И Днепр, и Морана, и Висла.
и Вол га-река.
Ты лжешь, чужеземец,
что медленна кровь славянина.
Что в грозные годы душа славянина
кротка.
От нас убегали монгольские орды
Мамая.
Солдат Бонапарта мы в наших
снегах погребли.
На полчища Гитлера кованый меч
поднимая.
Мы грудью прикрыли просторы
славянской земли.
От Волги и Дона до Савы. Моравы
и Дравы
Коврами цветов мы над пеплом
покроем луга.
Могилы славян вознесутся
курганами славы.
И пахаря плуг разровняет могилы
врага.
* * *
Софье Крене
Бьется в тесной печурке огонь.
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты.
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло.
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
ФЕДОР СУХОВ
В бою под Орлом, под Варшавой,
В жестоком огне батарей
Я чувствовал слева и справа
Поддержку окопных друзей.
И видел, как кто-то смелее
И старше намного меня,
Себя самого не жалея.
Шел прямо под ливень огня.
Тогда я узнал, что такое
Священный, почетнейший долг.
— За мною! — взмахнувши рукою.
Скомандовал громко парторг.
И как бы там смерть ни косила,
И что б ни грозило вдали.
Земная партийная сила
Меня поднимала с земли.
На трудном пути каменистом
Смотрел я вперед, а не вниз,—
И стал потому коммунистом.
Что вел меня в бой коммунист.
