— Хороша работа, — похвалил старик. — Германцы делали. Видишь, орел и свастика, — показал он на крошечную эмблему, вделанную в рукоятку. — Жаль, сдавать придется, а то б не страшно было сад по ночам охранять.
— Чокнулся, старик, — возмутился Семка. — Сдавать! Да нас затаскают потом по судам. Что да как. А за него полкуска получить можно. Молчок, и все.
— Ладно, подумаем, — буркнул Тимофеич. — Давай пока работать…
* * *
Отраженный стеклами очков солнечный зайчик метался по столу. Вот он на миг остановился, брызнув оранжевым пламенем, и в тот же момент узкая девичья рука, гулко хлопнув, накрыла его.
Старший следователь областной прокуратуры Петр Петрович Маврин, крупный мужчина лет тридцати, с широкими, густыми бакенбардами, замолчал и с недоумением посмотрел сквозь толстые стекла очков на худенькую девушку, одетую в скромное коричневое платье с белым отложным воротником. Девушка сразу покраснела.
Кроме него и девушки, в кабинете находился еще пухлый молодой блондин лет двадцати пяти — Эдуард Кононов, начинающий следователь районной прокуратуры. Он смотрел на девушку с явной насмешкой.
— Итак, Эдуард Георгиевич, твое мнение? — вздохнув, спросил сидевший на подоконнике Маврин.
— Все ясней ясного, Петр Петрович. Паренька за неосторожный выстрел не привлечешь, да и последствия плевые — царапина на плече. Деду под семьдесят — не судить же за хранение огнестрельного оружия в таком возрасте. Дело надо прекратить, а виновных — кого в комиссию по делам несовершеннолетних, кого в товарищеский суд…
Маврин некоторое время молча изучал своего собеседника, а потом перевел взгляд на девушку. Та снова покраснела.
— А ты, Катюша, как мыслишь?
Катя Майорова, практикантка с последнего курса юридического института, ответила сразу:
— Эдуард Георгиевич прав. Судить за это нецелесообразно… Правда, об оружии нет данных.
— Э… оружие, — махнул рукой Кононов. — Оно там, наверно, столько провалялось, что теперь в самый раз для криминалистического музея.
— И все-таки, — настойчиво продолжала девушка. — В институте нам перед отъездом на практику рассказывали, как важно в подобных случаях проследить судьбу оружия.
— Институт! — ухмыльнулся Кононов. — То институт, а то практика. Погоди, вот станешь самостоятельно работать, поймешь разницу. Так ведь, Петр Петрович?
— Это так, — медленно произнес Маврин. — Но так ли это?
— А чего еще делать? — пробормотал Кононов. — Дом разрушен, кирпич пошел на баню этому самому старику — Тимофеичу. Семен Прудников, который взял второй пистолет, испарился в неизвестном направлении, на него, кстати, материалы можно выделить в отдельное производство, а дело прекратить.
Майорова больше не спорила, но по выражению ее лица было видно, что она придерживается иной точки зрения.
— Да, голуби мои, — задумчиво посмотрев на обоих, сказал Маврин. Потом медленно, словно нехотя, слез с подоконника, открыл дверцу нижнего отделения сейфа, покопался там и вытащил полированную шкатулку. Полюбовался замысловатым узором и поставил на стол.
— Вот, пистолеты хранились в ней. Старикан этот. Тимофеич, отдал.
— Видел я ее, — спокойно сказал Кононов. — Шкатулка как шкатулка. Обычный ширпотреб с претензией.
— Обычный, да не совсем. Я по крайней мере в продаже таких не видел.
— А этот узор напоминает монограмму, — вставила Катя Майорова, пристально рассматривая шкатулку.
— Правильно. — согласился Маврин. — Значит, уже не ширпотреб.
— Букв я здесь не вижу, — возразил Кононов.
— И не увидишь. Возьми-ка лучше ее, залезь в нишу да закройся.
Петр Петрович показал на углубление в стене, где хранились вещественные доказательства. Тот послушно исполнил. Из шкафа вылез сконфуженным.
— Три буквы из немецкого готического шрифта. Это что же, фосфоресцирующий состав?
— По-видимому. Вделан под полировку, да как искусно. А ты — ширпотреб! Произведено в Германии. Но не это главное. — Маврин снял крышку. — Оружие, по словам старика, было покрыто обильной смазкой и плотно прижималось к стенкам. Вот следы двух пистолетов. — он показал замаслившиеся отпечатки, — а вот… — Палец его уперся в стенку шкатулки. — Что это, по-вашему?
— По-моему, следы третьего пистолета, — неуверенно произнесла Катя.
— Сразу уже и третьего, — буркнул Кононов. — Мало ли как они лежали.
Так же неторопливо Маврин снова открыл сейф и достал лист бумаги с машинописным текстом.
— Прочти-ка, пожалуйста.
— Заключение экспертизы… — прочел тот.
— Вот видите, — обрадованно воскликнула Катя, — третий пистолет все-таки был!
— Так точно. И весь вопрос — где он сейчас, кому и для чего понадобился?
— Может, старик врет, сам припрятал третий пистолет? — сказал Кононов.
— Старик говорит правду, рисковать ему незачем, ведь он понимает, что рано или поздно мы разыщем Прудникова и все станет ясным.
— Да-а-а… — протянул Кононов. — Кому же понадобился третий пистолет?
— Вот-вот. А помните, как они наткнулись на шкатулку? Вся стена стояла намертво, а тут вдруг раствор легко осыпался, кирпичи сдвинулись. Третий пистолет кто-то взял, и взял недавно. — Он сделал паузу и продолжил: — Я проверил сданный стариком «вальтер» по центральной картотеке в Москве. Шесть лет назад в городе Новоспасске из этого пистолета стреляли. Был убит Александр Афанасьевич Коробко, пенсионер, шестидесяти четырех лет от роду. Преступление пока не раскрыто. Ну как, Эдуард Георгиевич, отнесешь пистолет в музей?
— Где уж теперь мне спорить, — поднял руки Кононов. — Совсем приперли к стенке. Не зря вас называют специалистом по «мокрым» делам.
Маврин поморщился:
— Гляди, как бы тебя не стали называть специалистом по сырым делам. Очень спешишь с выводами.
— Виноват, исправлюсь. Молод ишо.
— Посмотрим. А пока давай свои соображения.
— Надо начать с поисков Прудникова.
— Розыском его занимается милиция. А тебя я прошу установить пофамильно владельцев снесенного дома, их родственников, друзей, которые хотя бы мало-мальски продолжительное время бывали у них. Повторяю: только установить. Дальнейшие действия согласуем. Катюша будет твоим помощником. А я… я, пожалуй, слетаю в Новоспасск, познакомлюсь с делом об убийстве Коробко, да и шкатулку с собой прихвачу, посоветуюсь со специалистами. Все. Будь здоров, Эдуард. Катя, погодите. — остановил Маврин девушку и, когда Кононов вышел, заметил как бы между делом: — Вы своим зорким женским оком посматривайте за Эдуардом Георгиевичем. Горячий он у нас.
