мигрировала в стопу, колено или бедро.
Неважно, дала ли о себе знать старая боль или появилась новая, решение одно – придерживаться выбранного курса. Не попадайте в ловушку страха – просто продолжайте делать то, что вы делаете. Продолжайте применять методики Процесса и обучать мозг тому, что это безопасно. Всплеск пройдет.
Всплеск угасания может не на шутку напугать, если не быть к нему готовым. Но если вы понимаете его причину, то знаете, что бояться нечего. В конце концов, всплеск угасания происходит лишь в процессе угасания. Таким образом, если вы с ним столкнетесь, скажите себе: «Я на верном пути. Это признак того, что моя боль уходит!»
Процесс в действии
В последних двух главах я рассказал о практике наблюдения за симптомом, Процессе, коррективном опыте, регрессе, избегающем поведении, а также о всплеске угасания. Я знаю, что это много новой информации. Думаю, вам будет полезно понять, как все эти элементы складываются в общую картину. Для этого я расскажу вам о пациентке по имени Ханна и о том, как она проходила терапию переработки боли.
Ханна была одной из участниц исследования боли в спине в Боулдере. Она страдала от боли в области крестца (где позвоночник соединяется с тазом) более 10 лет. Уровень ее боли варьировался от 2 до 10 баллов из 10. За прошедшие годы она обращалась к разным медицинским специалистам и получала от них разные диагнозы. Ханне сказали, что у нее слабость связок, что ее бедренные суставы слишком подвижны, что у нее одна нога короче другой, а еще что у нее сколиоз. Неплохой списочек! Ханна – здоровая, активная женщина, однако из-за всех этих диагнозов она чувствовала себя разбитой грудой слабых связок и перекрученных костей.
Одним из главных триггеров боли для Ханны была ходьба. На основании всех полученных диагнозов она составила сценарий того, что, по ее мнению, происходило в ее теле: «Когда я хожу, я слишком сильно двигаю бедрами, в результате чего мой крестец выскакивает и оказывается пережат». Неудивительно, что ей было так больно ходить. Когда она представляла, что ее кости двигаются и пережимаются, ее переполнял страх.
У Ханны было еще два других триггера боли, помимо ходьбы. Во-первых, ей было больно сидеть на поверхностях, расположенных ниже уровня колен (например, за рулем ее машины). Она даже стала называть себя «девушка с подушкой», потому что всегда носила с собой подушку, чтобы на ней сидеть. Во-вторых, боль в спине усиливалась, когда она стояла. Это было весьма неудобно, потому что Ханна работает учительницей и ей по несколько часов в день приходится стоять перед классом.
Боль нередко приводила Ханну в отчаяние, что вполне логично. Иногда Ханна злилась на боль. Иногда она даже злилась на мебель (как-то она сказала мне: «У меня дома есть стул, слишком низкий для меня. Он меня просто бесит»). Но больше всего Ханна злилась на саму себя. Она винила себя за боль, которую испытывала. Она призналась мне: «Так продолжается десять лет. Я уже должна была с этим разобраться». В дополнение к своему страху Ханна явно была слишком требовательна к себе, что усиливало ее тревожность.
На первом сеансе я объяснил ей, как устроена нейропатическая боль и как мы застреваем в цикле боли и страха.
Ханна слишком долго верила, что ее боль вызвана структурными проблемами, но согласилась отнестись непредвзято.
Я научил Ханну проводить наблюдение за симптомом. Я объяснил ей правила Процесса. Я посоветовал ей при сильной боли применять как можно больше видов избегающего поведения. Ей следовало свести к минимуму ходьбу и преподавать, сидя на высоком стуле или табурете, а также использовать столько подушек, сколько ее душе будет угодно. Когда же боль будет утихать, я призвал ее применять практику наблюдения за симптомом для получения коррективного опыта.
Когда Ханна пришла на следующий сеанс, ей было больно и она выглядела еще более расстроенной, чем прежде. «Алан, я неправильно выполняю наблюдение за симптомом!» (Я же говорил, что она слишком к себе строга.) Мы обсудили, что она делала, и стало очевидно, что она проводила наблюдение за симптомом с чрезмерным напряжением. Поскольку она была очень расстроена, ей было сложно наблюдать за своей болью с легкостью и любопытством. По ее словам, ей казалось, будто она «сражается с болью». Ханна пыталась использовать практику наблюдения за симптомом как оружие, а не как инструмент. Она не наблюдала за болью, как ястреб, – она хотела разорвать ее в клочья, как ястреб. Борясь с болью, Ханна, сама того не ведая, только усиливала ее воспринимаемую мозгом опасность.
Ханне нужно было начать все с чистого листа. Мы решили выбраться из кабинета на улицу. В Колорадо выдался чудесный день. Мы прогулялись по парковке, радуясь лучам солнца, греющим наши лица. Ханна быстренько провела наблюдение за симптомом, и ей наконец удалось снять напряжение. Она больше не боролась с болью – по крайней мере, какое-то время. Это позволило ей выполнить наблюдение за симптомом с необходимой легкостью, непринужденностью. Она сказала мне: «Впервые я наблюдала, а не пыталась исправить».
После достигнутого успеха я призвал ее и дальше проводить наблюдение за симптомом с новообретенной легкостью. Прежде она пыталась выполнять соматическое отслеживание по пять минут за раз. Теперь же она сократила продолжительность сеанса до пяти секунд. Иногда ей удавалось получить коррективный опыт. Иногда – нет. Как бы то ни было, она продолжала пытаться, и со временем у нее начало лучше получаться. Практики наблюдения за симптомом стали менее напряженными. Затем они стали более продолжительными. Мозг Ханны начал вырабатывать новое понимание ощущений, поступающих от тела. Уровень боли стал самым низким за последние 10 лет.
А затем случилась прогулка.
Ближе к концу исследования Ханна, набравшись уверенности, отправилась на долгую пешую прогулку (13,5 километра, если быть точным). Когда она вернулась домой, ее спина изнывала от боли, сила которой достигла 9 баллов из 10. Это был ужасный всплеск угасания.
Ханна была опустошена. Она разочаровалась во мне и в моем методе лечения. Она сказала, что
