Пленник принялся оживать, но Илейко не позволил ему это сделать: чуть сдавив шею, отправил того снова в темную страну беспамятства. Однако пятясь назад, да еще и с телом в охапке, он сбился с пути и к шалашу не попал. В полной черноте ночи Илейко не узнавал места. Не мудрено, времени провести рекогносцировку не было, все ушло на здоровый сон. Бортник тоже куда-то делся.
Зато никуда не делись огни. Посовещавшись о чем-то возбужденными голосами, они что-то, если судить по звуку, вывалили в лодку, а сами завозились, засопели поблизости. Илейко даже показалось, что они затянули то ли песню, то ли молитву. Ему ничего другого не оставалось, как лежать под кустами и следить, чтобы пленник снова не пришел в себя. Нет, конечно, можно было вскочить и, изображая дикого кабана, броситься на злодеев, подраться там и пасть смертью храбрых.
"Тебе же не суждено пасть в бою", — почти отчетливый шепот достиг его слуха, словно в ответ на его мысли. — "Так чего же ты боишься, герой?"
Илейко пошевелил захваченного человека — нет, тот пока еще был далек от житейских неурядиц, стало быть, мог только молчать.
"Беги, проверь удаль свою и свой рок", — снова то ли шепот, то ли отпечаток чужой мысли в мозгу.
— Зачем искушать судьбу? — ответил Илейко, обращаясь в ночь. Говорил он тихо, и звук собственного голоса не придавал ему уверенности. Вообще, разговаривать с самим собой — не самая хорошая привычка — всегда можно сойти за сумасшедшего, если кто ненароком подслушает.
— Поддаваться искушениям — я не затем сюда явился, — добавил он, внутренне досадуя, что вообще разговаривает.
"Зачем же тогда?"
— Чтобы идти своим путем, — твердо ответил лив и приказал себе замолчать.
Однако не успел он договорить, как что-то резко сдернуло его с места, вцепившись в воротник и отвороты куртки. Едва успел пленника отпустить, не то сдернуло бы вместе с ним.
Илейко не удивился — не до того было, он ощутил себя в воздухе, причем сразу же достаточно высоко: под ногами шумела прибоем Ладога и качал верхушками сосен лес, начинавшийся за дюнами. Место, где они с Лаури караулили черную тропу, сразу же затерялось.
"Под твоими ногами сокрыты богатства. Они откроются тебе, только пожелай. С ними ты обретешь власть и могущество. С ними ты будешь владыкой мира. С ними ты будешь счастлив" — шептал голос на ухо.
Илейко не ответил, под ногами у него было слишком много богатств: лес, пресная вода, песок и какие-нибудь очень полезные ископаемые.
"Что же ты молчишь, человек?"
"Да пошел ты!" — подумал он и нечаянно добавил вслух. — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ничто не приходит даром, только милость божья.
"Это отказ?"
— Нет, — Илейко начал терять терпение. — Это категорический отказ.
"Тогда посмотри, сколько внизу горя и страдания", — прошелестел голос. — "Может быть, ты в состоянии успокоить, обогреть и накормить страждущих?"
— Ты мне их покажи, этих страждущих! Уж я найду способ их успокоить, обогреть и накормить. Заодно с тобою, мерзкий искуситель. А ну — покажись, подлец!
"Да ты — вред этого мира!"
— Я — соль его.
В ушах раздался возмущенный свист неведомого собеседника, хотя, на поверку, это оказался свист ветра, ибо хватка за куртку исчезла, и теперь Илейко мчался с постоянным ускорением к земле за всеми вытекающими из этого последствиями.
Разбиться можно даже об воду, поэтому лив решил лететь к верхушкам сосен. Конечно, просто махая руками, как птица крыльями, пользы будет чуть: руки разомнутся в плечевом поясе — и только. Но Илейко видел в свое время, как ловко сигают с крыш всякие несознательные коты. Вроде бы падая вниз, они умудряются, распушив хвост и раскинув лапы, лететь куда-то в сторону, даже за угол. Поэтому он схватился за полы своей кожаной куртки и развел их в стороны. А также открыл рот и закричал: "Ааааааа!"
То ли обретенная парусность оказала какое-то действо, то ли его полет все-таки кто-то или что-то направляло, но приземлился он в пушистую сосновую крону, покатился вниз, но на полпути все же зацепился за сук. До земли было еще порядочно, поэтому, сползая по стволу, практически лишенному сучьев, Илейко потратил уйму времени, да еще и в смоле извозился.
Едва коснувшись земли, он даже не успел перевести дыхание: неведомая хватка снова повлекла его в никому неизвестном направлении. Это уже было лишним. Это уже вызывало не только раздражение, но и злость.
Лив уцепился рукой за первый подвернувшийся ствол и попытался оказать сопротивление. Его нисколько не удивило то, что движение замедлилось, можно сказать, даже прекратилось вовсе. Ему некогда было обращать на это внимание, он держался за сосну, которая начала подозрительно гнуться. На долю мига в голове всколыхнулись сомнения в прочности дерева, но в следующее мгновение они улетучились: корни у сосны мощные, поверхностные, в стволе течет, как сок, смола. Легче скалу разломать, чем то дерево, что растет в ней.
Илейко держался изо всех сил, даже несмотря на то, что противодействие ему росло. Он уже начал сомневаться, не оторвутся ли его ноги, — теперь неведомая и явно нечистая сила держалась за его щиколотки.
Но бес, или бесы, оказались тоже не всесильны. Оторвать человека от сосны им оказалось не под силу. Они повыли для профилактики ливу в ухо, посвистели и похохотали на все лады, одновременно ослабляя свой напор. Тем и слаба нечистая сила, что нет у нее терпения. А у человека — есть.
В один момент Илейко почувствовал, что давление достаточно ослабло, чтобы сделать правой рукой жест, каким обычно ловят надоедливую муху. Но лив, не особо надеясь на успех, изловил все-таки что-то, что не имело ни плотности, ни веса, да и вообще ничего не имело. Только злобу.
Еще много лет назад, когда они развлекались у часовни в Герпеля, он обнаружил у себя удивительную способность удерживать нечисть за любое место, какое попадалось под руку. После этого у него остался ожег. Зато от пойманного беса позднее даже мокрого места обнаружить не удалось.
Вот и сейчас, уцепившись за шею твари, как хотелось надеяться, Илейко расставил в упоре ноги, благо уже ничто не влекло его в прекрасное далеко. Визг, последовавший за этим, казалось, должен был сбить все листья с деревьев, но стояла погожая весенняя ночь, листьев пока было маловато, разве что какие-нибудь прошлогодние в траве. Лив отцепился от сосны и начал вслепую наносить удары кулаком по окрестностям, стараясь не попасть по дереву. Отвернувшись, боковым зрением, он отметил, что нечто гадкое и плоское, как раскатанная береста, извивается от каждого его попадания.
Это оказалось, наверно, не то, к чему был готов отловленный бес, потому что он издал томный звук, который мог быть истолкован превратно, и в тот же миг все исчезло. Илейко лежал на стылой земле, уткнувшись в нее лицом, рядом слабо шевелился словленный в плен швед, а Лаури, не скрываясь ни от кого, чесал в затылке, будучи в полный рост.
— Что это было? — спросил он.
Два лиходея с разорванными горлами булькали уходящей в грязь жизнью, остальные на лодке гребли прочь всеми подручными средствами, черная тропа слабо отсвечивала зловещим красноватым цветом. И везде — запах серы.
Есть такие места на Земле, где никогда не лежат кошки, где мгновенно портится мясо и сворачивается молоко, где компас сходит с ума, а затекающая вода крутит свою струю вопреки обычному направлению. Пьяные люди там трезвеют, а трезвые начинают мучиться головными болями, не растут деревья, а трава бывает в столь угнетенном состоянии, что напрашивается мысль о стаде слонов, вытоптавших ее. Если и существует Другой мир, то это место — самая доступная его часть.
Когда-то давно в Тулоксе бытовала легенда, что по этой тропе черти спускаются в ад, здесь же обнаружили разорванного в клочья человека, то ли мельника, то ли купца. И диверсионный отряд настроенных решительно шведов, обложенный со всех сторон защитными грамотами самого Папы, тоже прошел по ней. Сначала туда, потом обратно.
На беду оказался поблизости напарник Лаури, услышавший не самый желанный в этих местах говор. Его убивали, не просто ограничившись перерезанным горлом, над его телом глумились, пользуясь безнаказанностью. А еще отыгрывались за оказанное активное сопротивление. Так и лежал он под водой, с привязанным к ногам камнем, в самом конце черной тропы.
Может быть, это и послужило своего рода приглашением в этот мир неведомых существ, которые предпочитают разрушать и гадить вокруг себя. А может быть, чья-то воля, в слепом поклонении религиозным канонам уже не способная различить, что не может позволить себе Человек, чтобы не превратиться в убогую злобную и завистливую Тварь.
Лаури не убивал этих двух людей, из всего произошедшего он видел только вихрь, прошедший по тропе. Все произошло настолько быстро, что оставалось только в недоумении разводить руками. Пришедший в себя Илейко, особо ничего не скрывая, поведал, как летал на берег Ладоги и боролся там с нечистой силой. К этим событиям бортник отнесся с большой долей недоверия. Но откуда тогда взялась смола на куртке компаньона? Позднее он отправится в устье реки Тулокса и там, за дюнами, обнаружит интересную кривую сосну, будто нарочно выгнутую кем-то.
