— Конечно. Выполним твою программу на сто процентов.
Я галантно подал ей руку, приглашая встать с кровати, Маша сделала реверанс, вложила руку в мою ладонь, и я вывел ее на середину комнаты. Пока я искал нужный трек в телефоне, мы продолжали стоять взявшись за руки. По моей спине бегали мурашки.
Наконец-то, я нашёл эту песню, сделал звук погромче и положил телефон на спинку дивана. Из динамика доносилось унылое трыканье гитары, и Машка подняла на меня свои удивленные глаза. Это была ее любимая занудная Мишель.
Соколовская ничего мне не сказала, просто опустила голову мне на плечо, а руками обняла за спину, и мы топтались на одном месте, немного покачиваясь из стороны в сторону. Я обнимал ее за талию и волновался, как первоклассник. Я не знаю о чем она думала в этот момент, но я думал лишь о том, как бы сейчас хотел ее поцеловать.
Песня быстро закончилась и из динамика посыпался бодрый драм-н-бейс. Мне очень не хотелось выпускать Машу из своих рук, но пришлось сделать это, чтобы выключить музыку.
Машка вернулась на кровать, по дороге зацепив с собой бутылку коньяка. Мы чокнулись и осушили рюмки.
— Ты прости меня за все, — грустно сказала Маша.
— Я на тебя не злюсь.
— Знаешь, я жалею, что тогда попросила оставить меня в покое, без тебя в жизни чего-то не хватает. Только не расценивай это, как призыв к действию, — она улыбнулась.
— Смотреть можно, трогать нельзя? — я улыбнулся ей в ответ.
— Вроде того.
— Как насчёт твоего долга?
Соколовская попыталась состроить гневное лицо, но оно вышло очень забавным.
— Бессовестный, — Машка шлепнула меня по руке, — хочешь воспользоваться тем, что я пьяная?
Я смеялся.
— Никаких поцелуев, Зуев!
— Но ты должна мне, — мне нравилось ее травить.
— Больше я ни с кем не целуюсь, теперь я собираюсь уйти в монастырь.
Больше я ни с кем не целуюсь… В душе снова заскребли кошки.
— Так у вас с додиком все сдвинулось с мертвой точки?
— Да. Мы вроде, как вместе. Были… — Машка опять приуныла и потянулась за рюмкой.
— Опять куда-то свалил?
— Ага.
— Ничего страшного, завтра объявится и все объяснит, ты позлишься, но простишь его. А когда он снова пропадёт, приходи, я тебя пожалею.
— Ты жестокий, — Маша сидела мрачнее тучи.
— Ты тоже.
Пауза снова затянулась, и я видел, как Машка немного пошатывается сидя на месте, она явно перебрала с алкоголем. Куколка оказалась совсем слабенькая.
— Ладно, надо ложиться спать, пока опять не разругались.
Машка кивнула.
— Где ляжешь? На кровати или на диване?
— На кровати.
Я отодвинул тумбочку, поднял Соколовскую с места и расправил постель. Потом уложил ее в кровать, как маленькую, и укрыл одеялом.
— Может ещё сказку расскажешь? — бормотала Маша.
— А может тебе ещё и колыбельную?
Она лежала с закрытыми глазами и улыбалась.
Я выключил свет и собирался лечь на диван, но Машка что-то неразборчиво прошептала, и я развернулся в ее сторону.
— Что?
Она опять что-то пробормотала.
На ватных ногах я подошёл к кровати и в полумраке пытался понять, говорит ли она во сне или о чем-то меня просит. Куколка не спала.
Она взяла меня за руку и робко потянула к себе. Я стоял, как истукан.
— Помнишь, ты просил меня когда-то… — она говорила шепотом, — можешь обнять меня и ни о чем не спрашивать?
Мое сердце бешено колотилось.
Машка отодвинулась к стене, освобождая мне место. Я аккуратно прилёг рядом и смотрел, как в темноте блестят ее пьяные глаза. Потом она развернулась ко мне спиной и вплотную прижалась, чтобы я ее обнял. Одну руку я запустил под ее шею, а второй обнял ее за живот, вышло слишком интимно. Я гнал от себя пошлые мысли, но природа брала верх.
— Можешь, развернуться ко мне лицом на всякий случай? Боюсь случится беда.
Машка звонко рассмеялась.
— Извращенец.
— Эгоистка.
Мы обменялись любезностями и стали ерзать по кровати, пытаясь улечься поудобнее. Я лёг на спину, а она устроилась на моем плече, все равно слишком притягательно ко мне прижимаясь. Возможно, мне только казалось, что она ко мне прижимается. Но ночь выдалась бессонной. Машка лежала в моих объятьях, такая соблазнительная и манящая, и беспечно сопела, а я не мог сомкнуть глаз, осознавая, что я опять пошёл у неё на поводу. Завтра она помирится с чепушилой, а я останусь у разбитого корыта.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 26
Маша
15 февраля
Я проснулась от того, что у меня ужасно затекла шея, затылок покалывало тонкими острыми иголочками, а правую руку я, и вовсе, не чувствовала. Открыв глаза, я обнаружила, что лежу в одной кровати с Лешей Зуевым, закинув на него ногу и обхватив его сонное тело левой рукой.
Воспоминания о вчерашнем вечере больно стукнули по темечку.
Бежать! Нужно срочно бежать! Не оглядываться, сменить номер телефона, внешность и переехать в другую страну, чтобы избежать такого стыда и позора!
Лёха аккуратно, едва касаясь, прижимал меня к своему плечу. Двигаясь очень медленно и осторожно, я попыталась выскользнуть из под его руки. Зуев лежал в расслабленной позе и не шевелился.
Я освободилась от его объятий, двумя пальцами отодвинула одеяло и едва слышно выдохнула. Половина пути уже пройдена, осталось только незаметно через него перелезть, схватить вещи и бежать. Я стиснула зубы, облокотилась на кровать, перекинула ногу на пол, и только собирать завершить свой побег, как Лёша резко открыл глаза. Я нависала прямо над ним в тихом испуге.
— Не домогайся меня, Соколовская, голова болит.
От неожиданности я дёрнулась, попыталась опуститься на пол, но неуклюже зацепилась ногой за одеяло и кубарем покатилась вниз.
Лёха сонно похлопал глазами, сел на кровать и протянул мне руку, но я проигнорировала этот жест, встала на ноги и заметалась по комнате в поисках своей верхней одежды.
— Где мои вещи?
— А я откуда знаю! Ищи там, где ты их вчера бросила.
Зуев зевал и лениво почёсывал макушку. Мой взгляд зацепился за полу-пустую бутылку коньяка и горлу подкатил приступ острой тошноты.
Я бросилась в ванну, откинула крышку унитаза, опустилась на колени и меня вывернуло наизнанку.
Я тяжело дышала, а из глаз катились слёзы. От мысли, что за стеной сейчас находится Зуев, который слышит эти противные звуки, меня бросило в холодный пот. Я подошла к раковине, умылась холодной водой и стала жадно глотать ледяную жидкость прямо из ладошек. Зеркала в комнате не было, но я примерно представляла, что выглядела сейчас, как чудовище из фильма ужасов. Немного отдышавшись, я попыталась пригладить взъерошенные волосы.
Как мне пережить этот позор? Теперь, Лёха станет бесконечно меня подкалывать и, под любым удобным предлогом, напоминать, что мы ночевали в одной постели.
Я никогда в жизни не выйду из этой ванны!
Я сидела на полу уже минут десять, восстанавливая по кусочкам события вчерашнего вечера. Кошмар! Какой же это кошмар! Родители наверно уже потеряли меня, позвонили Тане и узнали, что я у неё не ночевала. Где мой телефон?
— Эй, — Зуев тихонько постучал в дверь, — выходи, ты тут не одна.
Я поднялась, трясущимися руками открыла замок и вышмыгнула в коридор, не поднимая на Леху глаз.
Я бросилась к сумке, чтобы отыскать свой телефон. Ни одного пропущенного вызова. Прекрасно! На часах было десять утра, значит родители уже на работе. От сердца сразу отлегло, на одну проблему меньше. В ту же секунду, телефон завибрировал, звонила мама. Я немедля подняла трубку.
— Доброе утро, Маша, все нормально? — голос мамы звучал буднично, кажется, она меня ни в чем не подозревала.
— Да, все хорошо.
Я услышала шорох за спиной, развернулась, и испугано вытаращила глаза на Леху, прикладывая палец к губам, чтобы он не ляпнул ничего лишнего.
— Не волнуйся, мам, скоро буду дома.
— Не забудь про уроки.
— Конечно, — сказала я и отключилась.
Какие могут быть уроки. Мне бы просто пережить этот день.
