— В реальности.
— Вам не нравится эта земля? Так найдите новую.
— Вот этого-то я и не знаю — где ее найти.
— Вам не нравится этот строй? Да?
— Да.
— Он вас не устраивает?
— Нет.
— Сердце у вас к нему не лежит? Я вас спрашиваю — да?
— Да.
— Сказать грубо — вы его не принимаете нутром? Так?
— Так. Они хотят сделать всех ровными. Не равными, а ровными. А может быть, я на голову выше их?
— Одно из двух: либо они подрежут вашу голову, чтобы она не торчала над всеми, либо вы смените строй, который мешает держать голову, как хочется.
— М-да, — неопределенно буркнул Лев.
— Ах, вам не нравятся мои слова? Тогда оставьте в покое этот строй и приспособляйтесь к нему.
В комнате наступило молчание. Потом Одноглазый сказал:
— Учиться вам надо. Хотите?
— Хочу. Давно ждал учителя.
— Я вас выучу. Вы подходящий человек для нас.
Одноглазый долго говорил что-то Льву полушепотом.
Потом Лев сходил в кладовую и принес оттуда карту. Гость перечислял города, поселки. Лев все запоминал. Несколько раз Одноглазый называл Грузию, Дагестан, Баку.
Спать они легли поздно. Петр Игнатьевич на рассвете выходил во двор и видел свет в комнате Льва. Он хотел было пойти и посмотреть, что делает квартирант, но почему-то не решился.
За обедом он спросил Льва:
— Лева, кто это у тебя вчера гостевал?
— Приятель. В Грузию едет работать.
— Вон как…
— И меня звал. Там, говорит, виноград, вино, шашлык. Славный парень.
— Ну, и что же ты?
— А вот думаю. Может быть, махну.
— Конечно, поезжай. В твои годы только и поездить. Эх, сколько я исколесил на своем веку!
— Пожалуй, поеду. Да-да, именно: надо поездить, — решительно сказал Лев.
Вечером он встретил на улице Андрея.
— Слушай, — сказал Лев. — Когда же мы примемся за дело? Неужели, черт возьми, тебе не надоели глупости, которые преподносит вам Опанас? Это же слюнтяйство — в такое время обсуждать «Кандида» Вольтера или спорить о том, что ставить: «Горе от ума» или «Ревизора». Нужно готовить другой спектакль, совсем другой.
— Какой?
— Об этом потом. Прежде всего надо послать к чертовой бабушке этого слизняка Опанаса…
— Ну, это ты, брат, перехватил!
— Ах, перехватил? Стало быть, вы еще хотите играть? Прекрасно. Я предпочитаю не возиться с перезрелыми сосунками.
— Что, что?
— Это не о тебе. Ты настоящий, на тебя можно положиться. Джонни еще… Пожалуй, и Лена. Если бы меньше думала о Викторе.
— Лена ушла в лес. Джонни притащил ей письмо, она, как бешеная, умчалась. Виктор болен.
Лев передернул плечами.
— Авось выздоровеет. Слушай, правда, что Богородица из тамбовских?
— Как будто.
— Где он живет?
— На Прямой, дом двадцать.
— Ну, пока. Мы увидимся еще. Но говорю тебе, как взрослому человеку: открой глаза, Андрей. Посмотри, что делается вокруг. По секрету: скоро на юге будет очень жарко. Понимаешь?
— Вот бы туда!
— А не поедешь! Ну? Если приглашу, поедешь?
Андрей задумался.
— Нет, — сказал он, — не поеду. Отца жаль. Старый он.
— Эх, вы. Ну, не осуждаю!
Лев ушел. Он спешил к Богородице: тот учился в вечерней смене и вот-вот должен был уйти в школу.
Комната, сплошь завешанная иконами, запах ладана и свечей, тусклые, давно не мытые окна, — таково было жилище Богородицы.
— Ох, сколько богов у тебя! — пошутил Лев.
Белобрысый Богородица нахохлился.
— Послушай, — начал Лев, — ты, говорят, тамбовский?
— Я-то?
— А-а, узнаю саламатника. Из каких мест?
— Из Двориков.
Лев опешил.
— Из каких?
— Это на юге губернии.
— Врешь?
Богородица перекрестился.
— А я из Пахотного Угла. Ты что, не знал меня?
— Знал. И у нас в селе видел. Ты с отцом приезжал.
— Почему не в Тамбове учишься?
— Батьку за Антонова в Соловки отправили. Мне в Тамбове жить не дадут.
— Ай да псаломщик! Хвалю! Вот что, Мишка, мне нужна твоя помощь. Петра Ивановича Сторожева ты, конечно, знаешь?
— Он в Польше теперь.
— О!
— Правда.
— И ты знаешь, где именно он там?
— Этого не знаю.
— Напиши матери, узнала бы у Сторожевых адрес. Пускай соврет: дескать, амнистию ему друзья хлопочут. Садись, пиши.
— Некогда. Завтра напишу.
— Пиши сейчас!
Богородица написал письмо. Лев прочитал его, поправил кое-что, вставил два-три слова, заклеил конверт и пошел на почту.
4
Пришло письмо из Двориков. Мать Богородицы сообщила адрес Сторожева и передавала от его семьи бесчисленное количество поклонов тому, кто хочет за него хлопотать.
Лев усмехнулся, читая это место, поблагодарил Богородицу и сказал, что не забудет его услуги.
Вечером он встретил Опанаса…
— Мне Андрей говорил, что ты куда-то уезжаешь? — спросил Николай.
— Врет.
Лев с усмешкой смотрел на бледный нос Опанаса, на его драную, запачканную шинель.
Опанас не скрывал своего разочарования.
— Впрочем, может быть, и поеду.
— Куда? Не тот ли одноглазый тебя сманил?
— Что ты! Еду на курорт, на юг, в горы. Поправиться хочу. Веселья, браток, ищу, у вас тут сгниешь от скуки. Ну, как твоя аптека? В следующий раз о чем будем болтать?
Опанас с ненавистью глядел на Льва, тот явно издевался над ним.
— Скажу по секрету. — Лев увлек Опанаса в подворотню. — Здесь у меня пока ничего не получилось. Но на днях я устрою хай на весь город.
— Зачем ты Женьку отбил у Виктора? — спросил Никола.
— А от скуки. Да ты о нем не заботься, у него есть утеха. Ты бы и себе нашел, а? Хочешь, уступлю по дешевке Женьку?
Опанас ошалело посмотрел на Льва.
— Вот я скажу Жене…
— Не поверит. Влюблена по уши. А цена недорогая — уйди из «Круга». Тогда я останусь здесь. Так и быть. Ну?
— Подлец! — Опанас рванулся, чтобы уйти, но Лев схватил его за рукав.
— Постой, поговорим. Куда спешить? Мой вчерашний гость поклон тебе прислал. Но, скажу откровенно, от тебя он далеко не в восторге.
— Пусти!
— Ну, ладно, крой! «Круг» побереги до меня — понадобится.
Опанас ушел. Перепрыгивая через лужи, шлепая по грязи рваными ботинками, он вскоре скрылся за поворотом.
Лев смотрел ему вслед и громко смеялся. Прохожие посматривали на него: не с ума ли сошел парень?
— С чего это тебя разносит? — спросил его какой-то старик.
— Смешно, дедка. Жизнь очень веселая!
Дома Лев быстро собрал вещи, уложил их в мешок, вытряхнул содержимое ящика и долго искал те два клочка бумаги, которые сразили Виктора… Хлопнул себя по лбу. Свистнул:
— Ой, дурак я, ой, дурак! — Лев озабоченно потер лоб и прошел на половину Петра Игнатьевича.
Тот работал.
— Виктор не сказал, когда вернется из леса?
— Не сказал. Я Лену видел, говорит, что он нездоров.
Лев вернулся к себе, написал несколько строк: «Витя, прости, прошу искренно. Не могу объяснить всего. Потом поймешь… Уношу теплые воспоминания только о тебе. Прости. Лев», — заклеил конверт и отдал письмо Петру Игнатьевичу с просьбой передать Виктору, когда тот вернется.
— Я уезжаю, Петр Игнатьевич, — весело сказал он.
— Куда?
— Я же говорил!
— В добрый час!
На уроках Лев сосредоточенно думал о чем-то, вынимал из кармана исписанные листки бумаги и что-то добавлял, зачеркивал, переставлял.
На большой перемене он разыскал Джонни.
— Слушай, Сашка. Когда Виктор поправится, ты передай ему: Лев, мол, сказал: «Ну, и слава богу!»
— Хорошо, передам. А ты что? Не увидишь его, что ли?
— Может, не увижу. — И побежал разыскивать Женю. С ней он говорил недолго. Она тотчас ушла домой.
Лев вернулся в класс — начинался урок литературы.
Посмотрев на вкатившегося в класс кругленького, плешивого Саганского, Лев жестко улыбнулся. «Ну, будет ему вздрючка! — подумал он. — А может быть, не стоит? Ну, нет, к черту, Лев Никитич!»
— Ну-с, дети, — прошамкал Саганский, — сегодня, как я уже предупреждал, будем писать сочинение на вольную тему. Пожалуйста, любая вольная философская тема.
В классе зашуршали тетради, потом все стихло, слышался только скрип карандашей.
Лев вынул написанное, еще раз перечитал все сначала.
Через час он сдал учителю «Трактат о подлости».
5
«Что такое подлость? — такими словами начал Лев свое сочинение. — Под этим понятием люди подразумевают одно или совокупность действий, направленных во вред человечеству или группе людей.
Мальчишкой я крал яблоки у старой и бедной, полуслепой старухи. Она поймала меня на яблоне в своем саду и сказала об этом матери. Меня выпороли.
Тогда я решил отомстить бабке. Однажды ночью я забрался к ней в огород. Там росло много тыкв. Тыквы я мелко изрубил топором. Старуха была убита: тыквами она кормилась всю зиму и кормила свинью.
