— Нет. Где?
— Что ты мне хотела сказать?
— Теперь — ничего, — сварливо ответила она. — Только то, что вы могли бы, по крайней мере, стереть ее помаду с губ.
Я стер. Она выхватила у меня платок, перекатилась на другой бок и взяла с тумбочки коробок спичек. Она зажгла спичку.
— Вонь поднимется, — сказал я.
— А мне плевать, — сказала она, но спичку задула.
Я взял у нее платок, подошел к окну, открыл, выбросил платок, закрыл окно и уселся на свое прежнее место, рядом с ней:
— Если тебя так больше устроит.
— Что мама говорила — обо мне?
— Она сказала, что ты в меня влюблена.
Она моментально спросила:
— А вы что сказали?
— Я сказал, что просто ты в детстве увлекалась мной.
Ее нижняя губа дрогнула:
— Вы… вы и вправду думаете, что это так?
— А что же еще?
— Не знаю. — Она заплакала. — Все, все надо мной из-за этого смеются. И мама, и Гилберт, и Гаррисон… Я…
Я легонько обнял ее за плечи.
— Ну их всех к черту.
Спустя немного она спросила:
— Мама в вас влюблена?
— Помилуй Боже, нет! Большей мужененавистницы я не встречал.
— Но у нее всегда были…
— Это сугубо телесное. Не обманывайся на сей счет. Мими люто ненавидит мужчин — всех до единого.
Она больше не плакала. Наморщив лоб, она спросила:
— Я не пойму, вы ее тоже ненавидите?
— Нет, как правило.
— А сейчас?
— Не сказал бы. Она ведет себя по-идиотски, а считает, что очень умно. Это противно, но все же не могу сказать, что ненавижу ее.
— А я ненавижу, — сказала Дороти.
— Это ты мне еще на той неделе говорила. А я вот что хочу спросить: ты знакома или, может, видела когда-нибудь этого Артура Нунхайма, о котором мы сегодня в кабаке говорили?
Она настороженно посмотрела на меня:
— Просто хотите тему сменить?
— Мне обязательно нужно знать. Так как?
— Нет.
— Его в газетах упоминали. Тот самый, который сообщил в полицию, что Морелли связан с Джулией Вулф.
— Имени не помню, — сказала она. — Скорее всего, услышала о нем только сегодня.
Я описал его внешность.
— Встречала такого?
— Нет.
— Его могли знать и под именем Альберта Нормана. Знакомо?
— Нет.
— Кого-нибудь из тех, кто был у Стадси сегодня, знаешь? Или о них что-нибудь?
— Нет. Честное слово, Ник, я сказала бы, если бы знала, что угодно сказала бы, лишь бы помочь вам.
— Кому бы это ни повредило?
— Да, — тут же сказала она, а потом добавила: — Это вы о чем?
— Прекрасно понимаешь о чем.
Она прикрыла лицо руками, и ее почти совсем не стало слышно.
— Мне страшно, Ник. Я… — Она резко отдернула руки — в дверь постучали.
— Да-да, — сказал я громко.
Энди приоткрыл дверь и просунул голову. Он сказал:
— Лейтенант вас хочет видеть, — и постарался согнать с лица выражение острого любопытства.
— Сейчас иду, — пообещал я.
Энди открыл дверь пошире.
— Он ждет. — Он попытался многозначительно подмигнуть мне, но, поскольку уголком рта он шевельнул больше, чем глазом, получилось скорее нечто устрашающее.
— Я вернусь, — сказал я Дороти и последовал за Энди.
Он прикрыл дверь и шепнул мне на ухо:
— Малолетка-то подсматривал.
— Гилберт?
— Ага. Услыхал мои шаги и успел удрать. Но это был он, точно.
— Он и на большее способен, — сказал я. — С миссис Йоргенсен разобрались?
Он сложил толстые губы ноликом и шумно вздохнул:
— Ну и дамочка!
XXV
Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна, и вид у нее был весьма довольный… Она весело улыбнулась мне и сказала.
— Теперь душа моя чиста. Я во всем покаялась.
Гилд стоял возле стола, утирая лицо платком. На висках еще блестели капли пота, лицо казалось старым и усталым. На столе лежала цепочка с ножом, рядом платок, в который она была завернута.
— Кончили? — спросил я.
— Не знаю, и это факт, — сказал он и обратился к Мими: — Как по-вашему, мы закончили?
Мими рассмеялась:
— Не представляю себе, что еще можно добавить.
— Ладно, — сказал Гилд медленно, как бы с неохотой. — В таком случае, я думаю, мне надо переговорить с мистером Чарльзом. Если позволите, на пару минут… — Он аккуратно сложил свой платок и спрятал его в карман.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Можете разговаривать здесь. — Она поднялась с кресла. — Я выйду и поболтаю с миссис Чарльз, пока вы не кончите. — Проходя мимо, она игриво тронула меня за щеку кончиком указательного пальца: — Ники, не позволяйте им говорить про меня всякие гадости.
Энди открыл перед ней дверь и закрыл, в очередной раз сложив губы ноликом и шумно выдохнув.
Я прилег на кровать и спросил:
— Ну и что есть что?
Гилд откашлялся:
— Она сказала нам, что нашла эту вот цепочку на полу; скорее всего, это самая Вулф оторвала ее, когда дралась с Винантом; она еще объяснила нам, почему скрывала эту вещицу до сих пор. Между нами, смысла в этом маловато, если посмотреть разумно, но может быть, в этом случае так смотреть и не надо. Совсем уж по совести, я просто не знаю, как ее понимать, и это факт.
— Самое главное, — посоветовал я, — не дать ей взять вас измором. Когда вы ее ловите на лжи, она тут же признается и вместо старой лжи выдает новую, а когда вы ее снова ловите, опять признается и опять врет, и так далее. Большинство людей — и даже женщины — ломаются после того, как их три-четыре раза поймаешь на вранье, но только не Мими. Она не прекратит стараний, и надо быть настороже, а не то под конец поверишь ей, не потому, что она скажет что-то похожее на правду, а просто до смерти надоедает не верить.
Гилд сказал:
— Г-м-м. Возможно. — Он просунул палец под воротник. Видно было, что он чувствует себя очень неловко. — Слушайте, вы, значит, думаете, что она убила?
Тут я поймал на себе взгляд Энди, до того пристальный, что глаза почти повыскакивали из орбит. Я сел и спустил ноги на пол.
— Я и сам хотел бы знать. Цепочка эта, конечно, уж очень похожа на ложную улику, но… Мы можем узнать, была ли у него такая цепочка, может быть, установим, есть ли она у него сейчас. Если она так прекрасно запомнила эту цепочку, как говорит, то она ведь вполне могла заказать такую же точно ювелиру, А уж купить ножичек и заказать на нем какие угодно инициалы может каждый. Только едва ли она зашла так далеко. Если все же она эту цепочку специально подбросила, то более вероятно, что это и есть оригинал, который хранился у нее, может быть, много лет. Вам бы, ребята, все это и проверить.
— Стараемся как можем, — смиренно сказал Гилд. — Выходит, значит, это она?
— Убила? — Я покачал головой. — Этого я еще не сказал. Кстати, как насчет Нунхайма? Пули совпадают?
— Да. Все пять из того же ствола, из которого подстрелили Вулф.
— В него пять раз попали?
— Пять. Так близко стреляли, даже одежда обгорела.
— Я видел его подружку, здоровая такая, рыжая, сегодня в одном кабаке, — сказал я. — Она говорит, что убили его мы с вами. Слишком много знал.
Он сказал:
— Г-м-м. А что это за кабак? Мне может понадобиться потолковать с ней.
— «Чугунная Чушка» Стадси Берка, — сказал я и дал ему адрес. — Морелли тоже там ошивается. Он мне сказал, что настоящее имя Джулии Вулф — Нэнси Кейн и что ее приятель сидит в тюрьме в Огайо. Звать Фейс Пеплер.
Потому, как Гилд сказал «да ну?», я понял, что он уже знает о Пеплере и о прошлом Джулии.
— А еще чем вы разжились в ваших странствиях?
— Мой друг Ларри Кроули, пресс-агент, видел, как Йоргенсен выходил из ломбарда на Шестой авеню вчера днем.
— Да?
— Похоже, мои новости вас не очень взволновали. Я…
Дверь открылась, и вошла Мими, неся поднос со стаканами, виски и минеральной водой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне пришло в голову, что вы не откажетесь выпить. Мы поблагодарили ее.
Она поставила поднос на стол, сказала: «Извините, что помешала», улыбнулась с той благосклонной терпимостью, которую обычно выказывают женщины по отношению к чисто мужским компаниям, и вышла.
