Зрелищность этой «Анны Карениной» на уровне лучших современных шоу. Режиссер требовал, чтобы уже на съемочной площадке все точно соответствовало заранее рассчитанному по тактам музыки монтажу. И все склеилось идеально. Работа виртуозная, эффектная, дорогая, если не по стоимости (бюджет фильма не оглашен), то по выделке. Но вряд ли новаторская. После «Вани с 42-й улицы» Луи Маля, «Нью-Йорка, Нью-Йорка» Чарли Кауфмана, «Цезарь должен умереть» братьев Тавиани, «Корпорации «Святые моторы» Леоса Каракса это просто перевод арт-хаусного приема в регистр масскульта. Впрочем, мировой бокс-офис «Анны Карениной» неплохой, но не выдающийся — пока около 36 миллионов долларов. В номинации «Золотого глобуса» попала лишь музыка к фильму.
Что в сухом остатке? Отличный вальс в духе Шнитке. Бедняжка Фру-Фру, упавшая со сцены в партер. Потрясающее платье Бетси Тверской (Рут Уилсон) цвета лайма. Крашеный блондин Вронский (Аарон Тейлор-Джонсон из фильма «Пипец»), по-пацански затягивающийся на балу папироской. Нестрашный Каренин (Джуд Лоу), достающий из коробочки «резиновое изделие № 2», чтобы заняться супружеским сексом. Стива (Мэтью Макфейден), сплетничающий в ресторане. И Левин (Домналл Глисон), похожий на протестантского пастора, когда он выдает в себе, как сказали бы сегодня, полного мракобеса и охранителя. А ведь режиссер только Левину подарил подлинные просторы полей и ночь в стогу — как единственному герою, лишенному фальши.
В конце света / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
В конце света
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
На прилавках — роман Евгения Водолазкина «Лавр»
Отношения с историей в нашей стране с петровских времен и по сей день остаются сложными и нервными. А это значит, что историческому роману у нас неуютно — как далеко в прошлое ни заберись, все равно окажешься на спорной территории, под огнем чьих-нибудь идеологических орудий. Вот и пришлось этому жанру убраться из опасной ниши высокой словесности туда, где поспокойнее, — в область непритязательного и, как следствие, ненаказуемого массового чтива... Новый роман петербуржца Евгения Водолазкина — первое за очень долгое время счастливое исключение из этого правила: его «Лавр» — безусловно, высокая актуальная проза и вместе с тем идеальный исторический роман.
Завершается XV век, Русь с тревогой, но вместе с тем и с некоторой надеждой на освобождение от бед ждет конца света, в городах и слободках свирепствует чума, а юноша, почти мальчик, Арсений совершает страшный проступок — по трусости и недомыслию губит свою возлюбленную Устину и их неродившегося ребенка. Теперь для того чтобы спасти их души, отмолить любимую женщину и сына, умерших без причастия и покаяния, перед Господом, Арсению нужно положить свою жизнь за их жизни. Ему предстоит полностью отрешиться от всего мирского, утратить все — даже самого себя, для того чтобы искупить сотворенное зло. Путь целителя, юродивого, паломника, схимника, одинокого мудреца становится его путем. От севернорусских земель до самого Иерусалима, меняя по дороге имена и звания, встречая и теряя близких людей, но храня в сердце великую любовь к своей мертвой — но все равно живой — Устине, Арсений движется к цели — незримой и заведомо недостижимой в этом мире. И лишь завершив символический круг — спасши от расправы обесчещенную дурным человеком девочку и ее новорожденного сына, — герой обретает право на прощение и мирный уход.
Выдающийся русский латинист А. Н. Попов в свое время говорил, что преподавать легко — надо просто знать впятеро больше, чем рассказываешь студентам. Водолазкин — филолог, специалист по древнерусской литературе, любимый ученик академика Лихачева — настолько «впятеро» знает о русском Средневековье, что ему нет нужды тщательно, по крошечке собирать фактуру, пугливо избегать анахронизмов или обращаться к языковой стилизации как к способу легализовать свой сомнительный с академической точки зрения дискурс. Он просто выдыхает воздух соответствующей эпохи, и все, с чем этот воздух соприкасается, становится правдой — ненатужной и совершенной. Именно поэтому средневековый травник у Водолазкина имеет право без стеснения сказать: «Мы в ответе за тех, кого приручили», а история молодого археолога, приезжающего копать Псков в 1977 году и встречающего там свою несбыточную любовь, органично проступает в видении юного флорентийца — современника Рафаэля.
Однако абсолютная, как по камертону выверенная историческая достоверность — вовсе не единственное достоинство водолазкинского «Лавра», а ниша исторического романа — не единственная, в которую он ложится с приятным щелчком, как правильно подобранный кусочек пазла. Несколько лет назад «Письмовник» Михаила Шишкина заставил всерьез говорить о долгожданном рождении в русской литературе нового способа говорить о любви: этот роман был насквозь пропитан любовью, буквально состоял из нее, притом что любовная интрига как таковая в нем (за исключением первых нескольких глав) отсутствовала. В известном смысле «Лавр» продолжает ту же диковинную новомодную традицию: по сути дела это глубокий и страстный любовный роман, в котором любовь вынесена за скобки повествования. Она служит внутренней пружиной, приводящей в движение весь романный механизм и заставляющей главного героя ходить, говорить и двигаться, но при этом остается целомудренно и загадочно укрытой от читательских глаз.
Редчайшее сочетание постмодернистской игры и прозрачной, классической традиционности, суховатой академичной компетентности и теплой мудрой иронии делает «Лавр» Евгения Водолазкина той книгой, о которой приятно говорить и думать, которую хочется носить с собой, открывая и перечитывая в случайных местах, которую так и тянет дарить и рекомендовать знакомым. В том, что ее ждет счастливая читательская судьба, особо сомневаться не приходится. Надо думать, что и премиальная судьба этой книги тоже будет счастливой — не всякий год на отечественном книжном рынке появляется нечто настолько соответствующее самым разным читательским ожиданиям и надеждам.
Неистовый потомок Виссариона / Искусство и культура / Художественный дневник / Джаз
Неистовый потомок Виссариона
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Джаз
Король стиля мануш Фредерик Белинский в Клубе Игоря Бутмана на Чистых прудах
На прошлой неделе все обсуждали российское гражданство Жерара Депардье. А тем временем в Клубе Игоря Бутмана на Чистых прудах дал концерт еще один «французский русский» — Фредерик Белинский, король гитарного gypsy jazz, или, по-другому, джаз-мануш.
Фредерик получил российское подданство два года назад из рук президента Медведева. Даже если не знать, о ком идет речь, фамилия музыканта ясно показывает, сколь глубоки его русские корни. Да, он потомок «неистового Виссариона», задававшего тон в революционном «Современнике» и посмертно в советских учебниках. А также внук пианиста Валентина Белинского, который считался любимым учеником самого Сергея Рахманинова и покинул Россию сразу после революции.
Чтобы искренне исполнять мануш, русских корней мало — нужна цыганская кровь, скажут вам знатоки жанра. Но и этого у Фредерика в избытке. Ведь его дед по другой линии — румынский цыган, известный скрипач Стефан Бротеску. А самого Белинского в начале карьеры прозвали «молодым Джанго» — по имени Джанго Рейнхардта, непревзойденного корифея стиля мануш, поразившего мир трехпальцевой техникой игры: два других его пальца пострадали при пожаре... Плюс классическое образование и консерватория, которую Фредерик окончил с серебряной медалью. В общем, стать великим ему было написано и на роду, и в дипломе.
Но мастеров gypsy jazz не так уж мало, а статус мегазвезды достался именно Фредерику. Он играл и для Николя Саркози, и для Михаила Горбачева, и для князя Монако Альбера II, и для короля Марокко Мухаммеда VI, который, как говорят, обещал осыпать музыканта золотом, если тот примет марокканское гражданство. Но верный зову предков Фредерик пренебрег выгодой и выбрал заснеженную Россию. В состав его знаменитого трио входят русские музыканты. И хотя выступает он на московских площадках нечасто, верные поклонники ждут его с нетерпением. Вот и на этот раз, несмотря на приличную плату за вход (от 1000 до 1500 рублей), в клубе можно было заметить людей самых разных состояний и сословий — от щеголяющих дорогими запонками коммерсантов до студентов.
