растениях. Я помню, что я залез на верхушку заборчика, отделявшего наш двор от соседнего, и потянулся вверх. Я не мог видеть, что происходило у Инны в квартире, но я слышал музыку и приглушенные голоса. Потом верхний свет погас, и в комнате остался гореть только включенный мужчиной торшер у широкого дивана. В руке у меня оказался большой камень, я с силой размахнулся и бросил его в окно. О чем я тогда думал? Я хотел сорвать свидание, я не мог допустить, чтобы этот незнакомец вырвал у меня из рук то, чего я ждал несколько лет. Я должен был сначала объясниться с Инной, и пусть уже после этого она решает, кто ей нужен, этот мужик за шторами или я. Я думал, что за звоном разбитого стекла последует попытка мужчины установить хулигана. Надеялся, он выбежит на балкон, и я хотя бы сумею его рассмотреть, чтобы иметь представление, кто он. Но из комнаты на балкон никто не выбежал. Раздался вскрик, на балконе третьего этажа показалась фигура Светланы Ивановны, соседки сверху, она охнула, наклонилась к балкону Инны и немедленно скрылась в своей квартире. Я не стал дожидаться того, что будет дальше. Я убежал. Вернулся к своим товарищам, которые к тому времени уже напились в стельку, выпил залпом стакан, выкурил подряд три сигареты.
Когда я вернулся, родители были дома. Мама сидела тихая и какая-то придавленная, грозный вид отца не предвещал ничего хорошего.
– Где ты был? С кем ты пил? – начал он.
– С ребятами, – как ни в чем не бывало, ответил я, – я не так уж много, пап. Мы по чуть-чуть.
Отец подошел ко мне вплотную, посмотрел в глаза.
– Ты бросил камень в квартиру на втором этаже?
– В какую квартиру? С чего ты взял? Какой камень?
Отец ответил мне увесистой, тяжелой оплеухой. В глазах засверкали звезды.
– Я жду, – рявкнул он, – зачем ты бросил камень? Не смей врать. Это сделал ты?
– Почему ты так решил?
– Тебя видели, – ответил он.
– Кто меня видел?
– Светлана Ивановна с третьего этажа, – ответил отец.
Я понял, что врать бесполезно, да и кураж прошел.
– Я вставлю это злополучное окно, – промямлил я.
– В лучшем случае, – сказал отец, так и не сдвинувшись с места, – если все обойдется.
– Что обойдется? – ошарашенно пролепетал я.
– Ты не просто разбил окно, брошенный тобой камень попал хозяйке квартиры в голову.
– В подбородок, – поправила отца мама.
– Наверное, – согласился отец, – у нее серьезная рана, и ее увезли в больницу «Скорой помощи». Будут зашивать. Моли бога, чтобы все обошлось, щенок. Если я правильно понимаю, это была выходка молодого кобелька? Взрослую бабенку тебе захотелось, паршивец?
Глаза отца сверкали такой яростью, что я даже не понимал, что меня испугало сильнее – страшное известие об Инне или то бешенство, в котором я отца никогда прежде не видел. Он сдержался и больше меня не ударил. Только подошел к маме, что-то сказал ей, заскочил в свой кабинет и через пару минут удалился из квартиры.
– Куда он? – спросил я.
– Пошел к соседке Инны, – объяснила мама, – если она заявит, что это ты бросил камень, тебя ждут серьезные неприятности.
– И что папа ей скажет?
– Ничего не скажет, денег даст, чтобы молчала, – пробормотала мама и ушла к себе.
Ни отец, ни мама, ни я в тот момент даже представить себе не могли, чем обернется мой идиотский поступок.
Инну увезли в больницу «Скорой помощи», где дежурный врач обработал и зашил ей рану. Ей сделали необходимые уколы и отпустили домой. Такси ждало ее у ворот больницы, она не дошла до него каких-то двадцать или тридцать метров. Потом я читал, что проявления анафилактического шока бывают разные и начаться они могут как непосредственно после введения препарата, на который пациент имеет аллергию, так и через некоторое время. Я узнал, что потом, в ходе разбирательства, выяснилось, что дежурный хирург задал Инне необходимый вопрос: нет ли у нее аллергии на медикаменты, и она ответила отрицательно. Так, во всяком случае, показала медицинская сестра, участвовавшая в манипуляции. А уж правду она сказала или просто выручила доктора, с которым работала, кто знает? Казалось, Инна была исключительно здоровой женщиной, кроме как в роддоме, никогда не лежала в больницах, о существовании у нее аллергии на некоторые медикаменты она могла и не знать. В вечернее время у порожков приемного отделения никого не было. Инну обнаружила бригада, которая привезла больного. Ей вкололи адреналин, отвезли в реанимацию, накачали гормонами, но было уже поздно, она умерла от удушья. Смертность от анафилактического шока – явление не такое частое, меры по реанимации больных известны каждому специалисту. Если бы Инне не стало плохо за порогом больницы, если бы драгоценное время не было упущено, она осталась бы жива. Если бы…
Днем и ночью, каждую минуту я ждал прихода милиции или вызова к следователю. Я вздрагивал от звонков и покрывался липким потом, если меня окликали на улице. Причем мне все время казалось, что кто-то меня зовет. Меня мучили повторяющиеся сны, кошмары, которые я не хочу пересказывать, потому что до сих пор панически боюсь их возвращения. Но ничего не происходило, отец почти не разговаривал со мной, лишь посматривал с плохо скрываемым презрением. А я все больше думал о том, что же произошло в тот вечер. Мне хотелось выяснить, кто находится у Инны в гостях. Но в том-то и дело, что на балкон никто не выскочил. Раздался вскрик, потом выбежала соседка из квартиры этажом выше. Пока я, притаившись в кустах, ждал, никто из окон квартиры так и не выглянул. И никто не вышел из подъездной двери. Потом я убежал. Еще один вопрос стал беспокоить меня все сильнее: откуда отец узнал о том, что произошло в квартире Инны? Когда я появился во дворе, света в наших окнах не было. Он мог гореть в спальне родителей, окна которой выходили на улицу, но неужели отец спал в это время суток? И в моей комнате ему делать тоже было нечего. Вечером, особенно в отсутствие мамы, он усаживался в гостиной перед телевизором и никакие силы не могли согнать его оттуда. После очередного презрительного взгляда, которым обдал меня отец, я не выдержал:
– Пап, откуда ты узнал, что в квартире Инны разбили окно?
– Что ты разбил окно, – поправил меня отец.
– Пусть так, – согласился я, – но откуда ты узнал?
– Во дворе говорили, – бросил он.
– Папа, когда все успели это обсудить, – недоуменно вставил я, – когда я
