зря, кажется, на меня не держат зла, я как раз хотел подняться, чтобы тебе рассказать.
– Не сейчас, по-моему, Илья подъехал, слышишь?
Все трое подошли к большому панорамному окну, изготовленному из сверхпрочного непробиваемого стекла и увидели, что к воротам действительно подъехала машина Ильи. Он выбрался с пассажирского места, обошел машину, открыл водительскую дверцу и помог выйти жене.
– Ишь ты, какая красавица, – заметил Безбородов-старший.
– А где же Аня? Почему они не взяли ее с собой? – удивился Влад.
– Аню привезет Макс, – пояснил Альберт Валентинович, – устал он уже перед вами гомика изображать.
Все рассмеялись.
Юля пошла встречать гостей, обнялась с Любой, смутилась, увидев Илью. Ей хотелось целовать ему руки, и только понимание того, что она может поставить его в неловкое положение, заставило ее сдержаться. Она решила подождать Аню с Максом на улице, подышать, успокоиться. Кроме того, ей хотелось извиниться перед этой милой и умной девушкой за то, что она втянула ее в свою игру, за свое приглашение якобы на семейный уик-энд и твердое намерение сделать ее свидетельницей… Чего именно? Она и сама теперь уже не знала. Может быть, в тот момент она еще имела надежду обойтись всего лишь выяснением отношений с документами в руках и в присутствии финансиста? За то, что транслировала идеи, разработанные Агатой, хотя сама в тот момент не имела об этом ни малейшего представления. Аня, как близкая подруга Любочки и Ильи, в курсе всех событий. И Аня была в кинотеатре в тот самый момент… Она видела, как погиб Грек. Об этом Юля тоже знала. Когда начиналась вся эта история, она не знала только того, что второй муж Любочки – частный сыщик, бывший следователь. Человек, который впоследствии спас ей жизнь.
Осень уже оставила далеко позади воспоминания о бабьем лете. С озера тянуло сыростью. Их ухоженный поселок, летом выглядевший как идиллический кукольный городок, в тяжелых осенних сумерках, под бесформенными от набухшей от влаги тучами казался мрачным и даже опасным.
После возращения из больницы Юля еще не выходила из дома и сейчас тоже боялась сделать лишний шаг. Только здесь, на своей территории, под окнами собственного дома она чувствовала себя в безопасности. Сейчас, глядя на мягкий свет, льющийся из гостиной, она подумала о том, что Влад был миллион раз прав, когда потратил кучу времени и денег на поиск и установку этих самых непробиваемых стекол. Только он мог понять, как это важно, чтобы никто не смог вторгнуться в твою жизнь – ни по случайности, ни по злому умыслу. Но она, Юля, как она смогла позволить чужой воле настолько грубо управлять собой? Как поверила в грязную, чудовищную ложь, которая вломилась в ее жизнь и чуть не разбила ее, почти уничтожила? Самой себе она уже ответила. Если бы речь шла не о Камилле, а о любой другой женщине, ее доверие к Владу вряд ли можно было бы так легко сломать. Но это была дочь той самой женщины, в чьей смерти Влад чувствовал себя виновным. И Юлия сочла, что он хочет прожить ту, несостоявшуюся, часть жизни заново. Ложь влетела в ее жизнь, как тот камень, который глупый ревнивый мальчишка когда-то бросил в окно любимой женщины. Только сейчас она поняла, что это такое – мучительная, непереносимая тяжесть вины, бремя стыда, который невозможно искупить прямо сейчас, сию минуту. Влад жил с этим долгие годы. Теперь такую же ношу придется нести ей. Муж не упрекнул ее ни словом, не задал ни одного вопроса, хотя уж один-то наверняка волновал его, это точно: жила ли она с Греком все это время? Он имел право на этот вопрос, но не задал его. А жаль. Хотя бы в этом Юля не предавала своего мужа.
Ей хотелось верить, что это не она оказалась слабым звеном, подпорченным плодом, гнилым яблочком. Просто она не сумела достаточно надежно захоронить своих призраков и, сама того не понимая, оставила им возможность приходить к ней, смущать ее, витать где-то вокруг, заставлять верить себе.
Влад уже простил ее. А со временем сможет и понять. Уж кому, как не ему, знать, что такое видения из далекого прошлого, в каком бы обличье они ни приходили: как нежная девушка с чертами давно умершей женщины, как застывший в вечной неподвижности младенец или как улыбка с ямочками на всегда небритых щеках.
Примечания
1
От редакции – этой истории посвящен роман «Женщина перемен».
