Я изумленно молчала, не представляя, как реагировать на услышанное. Филин Июньский владеет осенней магией? И как это понимать?! Зато теперь хоть стало понятно, почему он вообще смог передать мне энергию тогда, в день нашего знакомства, и почему я смогла ее принять. Это ведь… Как это вообще возможно?
Вспомнилась схожая ситуация с Глебом, этот подозрительный ожог от лоз на его руке. Значит ли это, что Осенний Двор не вымер полностью, что я не последняя его наследница? Ведь носителем магии являюсь не только я.
В голове было столько вопросов, что я не знала, какой из них задать первым. Филипп заметил мое замешательство и приблизился.
— Понимаю, это сложно принять и еще сложнее понять, — с этими словами он поднял руку и медленно гладил рукой по моим рыжим кудрям и перебирал пряди между пальцами, не отрывая от них зачарованного взгляда. — Но есть вещи, о которых многие не помнят, а большинство не знает. Ведь совсем немногие, даже среди самых сильных магов, на самом деле обладают наиболее могущественной вещью, которая только может быть — истинной памятью души, что хранит в себе воспоминания сотен прожитых жизней, что были свидетелями множества столетий перемен…
Его ладонь незаметно перешла на мое лицо и нежно провела по щеке. От этой неожиданной ласки я забыла, как дышать, а сердце замерло в томительном ожидании его последующих действий. И когда он наклонился ко мне и поцеловал — осторожно, трепетно, почти невесомо, едва касаясь губами моих губ, — я не стала сопротивляться. Хотелось проверить, правда ли его губы такие мягкие и нежные, как я помнила, вероятно, из прошлой жизни.
Внезапно слова Филиппа обрели смысл, и я поняла, что он имел в виду. Мои странные сны — вовсе не память предыдущих поколений и даже не воспоминания из детства. А мои собственные. И связаны они были с ним. С тем, кто сейчас целовал меня так, будто ничего дороже для него никогда не существовало и не будет существовать ни в одной из жизней.
От этой нежности по телу пробегали мурашки, но мне было мало. И, словно почувствовав это, в следующую секунду он усилил напор. Поцелуй стал более жадным и требовательным, глубоким и головокружительным. Я знала: все это время ему не хватало меня так же сильно, как мне не хватало его. Вот только понять это я смогла лишь сейчас, а до этих пор жила, будто во мраке, ничего не видя перед собой, как тычущийся носом слепой котенок…
Его руки также пришли в движение и теперь прижимали меня к своему крепкому телу. Мне так хотелось почувствовать их на своей коже, а не через несколько слоев одежды. Хотелось раствориться в новых, но в то же время хорошо знакомых ощущениях, что из всех людей на свете мог подарить мне только он…
— Кхе-кхе! — раздался громкий кашель. — Вы ужинать собираетесь или как? Мы вас заждались уже, а вы тут на морозе… мерзнете.
Застигнутые врасплох, мы повернулись к крыльцу, на котором стоял Глеб и лукаво взирал на нас. Я тут же устыдилась своего поведения и того, что позволила Филиппу со мной делать, и уже хотела отстраниться от него, разорвать объятия, в которых он меня по-прежнему держал. Но мужчина не позволил и лишь сильнее обнял, а после посмотрел так, что все смущение испарилось без следа.
Действительно, в наших отношениях нет места стыду и неловкости. Ведь мы женаты уже много жизней подряд. И в этой жизни, надеюсь, мы снова будем вместе.
Вошли в дом мы в полной тишине, и в таком же молчании уселись за стол. Глеб с Инной по одну сторону, мы с Филиппом по другую.
Ненадолго задержала свой взгляд на следопыте, вспоминая поцелуй… и в голове возникли образы давно забытых мгновений нашей совместной жизни. Именно эти образы приходили ко мне во снах: о нашей счастливой семье, успешном правлении Осенним Двором, а потом и предательстве, что разлучило нас на долгие века и многие жизни…
Но даже то, что в прошлом Филипп был осенним лордом, вовсе не объясняло того, почему сейчас, имея наследственность рода Июньских, у него остались способности к магии увядания. При чем тут память души, о которой он говорил? Как это вообще связано?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Заметив, что я, да и все остальные то и дело выжидающе поглядываем на него, Филипп отложил столовые приборы и произнес:
— Полагаю, мне следует кое-что вам рассказать.
— Да уж давно пора, — проворчал Глеб, исподлобья глядя на мужчину. — Эти твои секретики уже начинают порядком напрягать. Что если ты какой-нибудь усовершенствованный шпион его величества, над которым ставили опыты, чтобы смешать в тебе магию всех времен года? Мы тебе без вопросов доверились, а ты возьмешь и пронзишь нас насквозь ледяными шипами, пока мы спим.
— Ну что ты такое говоришь? — мягко осадила мужа Инна, улыбаясь абсурдности его предположений. — Я уверена, никакой он не шпион! Стал бы он тогда так рисковать ради нас?
— Не ради нас, а ради… — он с намеком посмотрел на меня, но не стал договаривать.
Филипп беззлобно усмехнулся и взял меня за руку под столом, а потом сказал:
— Поверь, я бы рискнул ради каждого из вас. И причины на это имеются самые веские. Но подробности потом, сначала я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
— Ага… Прыгнули с крыши. Или утопились в холодном озере.
— Глеб! — с укором воскликнули уже все вместе.
— Ну что ты как маленький! — добавила я. — Дай уже человеку нормально все объяснить!
— Да пожалуйста! — вспылил он и поднялся из-за стола, а затем стремительно скрылся в соседних комнатах.
Мы недоуменно переглянулись, и Инна уже собиралась броситься за мужем, но я ее остановила:
— Постой! Можно я с ним поговорю наедине?
Девушка нехотя уступила и осталась за столом, а я побежала за этим несносным капризулей.
— Что происходит? Почему ты себя так ведё…
Я не договорила, изумленно застыв на месте от увиденного.
Глеб стоял у окна и судорожно расчёсывал кожу на руке, да с такой силой, что даже издалека на ней были хорошо видны ярко-красные полосы.
Я подбежала к нему, пытаясь ухватить за руку, чтобы посмотреть, что с ней случилось, но мужчина вдруг резко оттолкнул меня, не позволяя коснуться его, и со злостью прокричал:
— Не трогай!!!
Почувствовала обиду за такое недоверие ко мне, но послушно отступила. А Глеб, посмотрев на выражение моего лица, все же унял злость и пояснил:
— Вдруг это заразно.
И тут я поняла.
— Это что, след от лианы?!
Он кивнул.
— Покажи!
Мужчина протянул руку. Не прикасаясь к ней, осмотрела со всех сторон и с удивлением отметила, что рана покрылась мелкими кровоточащими царапинами — то ли от того, что он так сильно чесал ее, то ли сама рана стала настолько ухудшаться.
В растерянности подняла глаза на Глеба.
— Почему она не затянулась? Мы же в зимнем краю! Должно было все пройти.
— Не знаю… — устало выдохнул он. Видно, уже давно беспокоился на счет раны, искал ответы, но так и не нашел, а теперь впал в отчаяние, потому что улучшений не видно.
— Странно. Я нормально себя чувствую. А Инна? На ее теле остались какие-нибудь следы?
— Нет. После ритуала все стало, как прежде. Она здорова.
Я кивнула, задумавшись над тем, что можно предпринять. Но ничего путного в голову не приходило.
В детстве, пока магия во мне спала, я была нейтральна к силам Весны. Моей подругой была Лана Апрельская, учителем — Ясень Мартовский. Также часто приходилось общаться с другими детьми Весны и находиться в непосредственной близости от их колдовства. Но никакого вреда мне это не причиняло. Так может, зря я обвиняла Ясеня и Леонарда? Может, они заблокировали магию, чтобы обезопасить меня?
Нет! Нельзя его оправдывать! Последние поступки Ясеня показали, что ничто, кроме собственного удобства и выгоды, его не волнует. И мое здоровье тем более!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Теперь, с пробудившейся магией, я так же уязвима перед ним, как и он передо мной. Филипп не мог пробиться сквозь цветы, потому что также легко обращался к своей осенней силе, как и к летней. А значит…
— Ты осенний маг! — воскликнула я.
