– А ты не терпи, – посоветовал Лемех, откидываясь на спину и выуживая из заплечного мешка короткую трубочку, которую не разжигал уже многомного дней. – Давай, не терпи. Что хотел, то и сделай.
Ариша беспокойно шевельнулся.
– Гринь, ты, того, значит…
– Что хотел? Что хотел сделай? – зашипел Гриня, вновь подскакивая. – Сказать тебе хотел – убирайся! Ты мне не отец!
Лемех пожал плечами.
– Отцом я тебе всегда буду, сыне. Сколько б ты ни отрекался.
– Лес мне отец! И мать! И… и жена!
– Бедный, – покачал Лемех головой. – Детей тоже с лесом заводить станешь?
– С кем захочу! Не твоё это, не твоё, и всё! Говори, что хотел, и выметайся! Ты никто тут, понял? Никто!
Движение Лемеха было обманчивомягким и столько же обманчиво медленным. Вроде бы ничего особенного и не сделал хуторянин, а Гриня вдруг оказался на полу после звонкой оплеухи.
– Говорят, ухо у мальчишек у них на заднице, – спокойно сказал Лемех. – Но бывает, что и на своём месте, только прочистить порой полезно бывает. Ну, как дымоход засорившийся пробивают.
– Ббатюшка, – Ариша нагнулся к брату. – Прости уж ты его, не знает сам, что говорит…
– Он уже всё сказал, – Лемех оставался спокоен, невозмутим, словно вновь оказавшись в строю «Весельчаков» перед очередным делом. – А ты? С ним согласен?
– Ннет, – промямлил Ариша. Сильные руки вцепились в край столешницы. – Не согласен, батюшка. Только… только здесь и впрямь лучше. Дух захватывает! Ниггурул, чудовище спящее… и мы, Стражи во тьме, хранители… защитники… Батя, ты сам с нами быть должен!
– Это я уже слышал. А вот теперь вы сами послушайте, – и он не торопясь, подробно принялся рассказывать про Зарёнку. Щеки Ариши залило румянцем.
– Так вот и стоит теперь, – закончил Лемех. – Не человек, не эльф, не дерево – неведома зверушка.
– Она сторожит чудовище, – голос Грини задрожал от слёз. – Она хранит всех, она и другие, подобные ей. Не тебе её судить! – он оскалился, словно волчонок.
– Ещё затрещины захотел? – беззлобно осведомился Лемех.
– Нет судьбы выше! – заверещал Гриня придавленным котёнком. – Нет судьбы выше – других хранить! Других защищать! А ты, ты – только другими прикрываться и можешь!
– Выкричался, сын?
– Нет! Нет! И не выкричусь! Ты, ты, ты меня хотел лишить… хотел, чтобы я остался… чтобы как закуп, как холоп закупной на тебя б работал!.. – Гриня захлебнулся криком.
Ариша насупился.
– Брат, ну что говоришьто? Я в Лес пошёл, потому что жизни хочу настоящей, скучно мне на хуторето. А батя нас не обижал, не ври уж.
Гриня только истерически всхлипнул.
– Что ж ты всё рыдаешьто, сын? Чего боишься? – Лемех в упор глядел на младшего. – Мы в эльфийских владениях. За дверью – твоя разлюбезная Борозда. Правда, с женихом, но это, я так понимаю, тебя не смущает. Что я тебе сделаю?
– Уже сделал! – выкрикнул Гриня. Левое ухо его горело.
– Непочтительно с отцом говорить не моги, – отрезал Лемех. – Ничего тебе не содеялось от отцовой науки. Чай, не покалечил. А вот ты сидишь как на иголках. Дерзишь, грубишь – чего сказатьто хочешь? Чтобы я шёл, значит, своей дорогой – так я это уже слышал. Что Борозду любишь – тоже слыхал. Что она тебе пообещалато? Что обнимет и приголубит, а жених, мол, побоку, потому что у тебя «сила» имеется?
Гриня покраснел так, словно его сунули в кузнечный горн и как следует раскалили перед тем, как уложить на наковальню и начать охаживать молотами.
– Вишь, угадал я, значит. Нужно эльфам от тебя чтото – и они собственные брачные клятвы забудут. И как станут тебе данное обещание держать – поистине не знаю, Гриня. Не знаю.
Пунцовый сын не отвечал.
– А ты, Ариша? Ну ладно, скучен тебе хутор, зачем сюдато? Я на народишко местный, который из Стражи, хоть и мельком поглядел, а до сих пор тошно. В нашей роте таких бы после первого дня вышибли. Или держали б в лагерных рабах. Ты таких в друзьятоварищи хочешь?
Старший сын пожал плечами.
– Прости, батюшка, но в Страже каждый за себя. Ктото на сам Ниггурул выходит, хранителем становится, ктото в войске, ктото в обслуге – такие тож есть, спокойной жизни захотевшие. Нет мне до них дела.
– Глупо, сыне. С кем на поле боя выходишь – они тебе как родня должны быть. За кого ты жизнь отдашь, как и они за тебя.
– Тут оно не так, – покачал головой Ариша. – Твари – они ведь не то что люди. Гончих эльфийская магия бьёт, мы так, на подхвате. Наше железо только чутьчуть нужно.
– Это Борозда тебе поведала?
– Нет, Полночь, – потупился старший сын.
Это было неправильно. Ариша ж не дурак, сколько он, Лемех, ему историй рассказывал про собственную молодость, про роту, про то, как спину друг другу защищали, как без этого никуда не деться было? А тут он вдруг – «неважно»!
– Ничего ты нам не скажешь такого, чтобы нас отсюда увести! – вновь вскинулся Гриня. Он то начинал огрызаться, то впадал в какуюто непонятную прострацию, тупо глядя перед собой. – Лес наш дом! Борозда – моя судьба!
Лемех помолчал.
– Что ж, сыны мои, отец может вас лишь до какихто пор неволить. Коль твёрдо решили, то прощевайте. Матери хотите чего сказать напоследок?
Ариша закусил губу, в глазах его застыло страдание. Гриня, напротив, лишь фыркнул.
– Не знаю я никакой матери. Лес мне и отец, и мать. А ты иди. Надоел.
Он напрашивался на ещё одну оплеуху, но Лемех лишь усмехнулся.
– Что ж, смел ты и впрямь, когда твои дружкиэльфы вокруг. Ну, а коли такой смелый, так бери меч да выходи во двор. Придётся, видать, тебя понастоящему учить. Как не учил ещё ни разу.
Ариша дёрнулся было, но Гриня уже кричал, брызгая слюной, приседая и дико выпучивая глаза:
– Нет! Нельзя меня! Нельзя! Я нужен! Без меня никак! Борозда!.. Она… она… меня тоже любит! Она не даст! Не позволит!
– Идём, – железные пальцы Лемеха сомкнулись на запястье у Грини.
– Батюшка… ну не в себе он, не в себе, – попытался встрять Ариша.
– В себе или не в себе, а за длинный язык учат, – Лемех без особых усилий выволок упирающегося Гриню под ночное небо. – Ну, чего замер? Меч тебе не дали, что ль? Ничего, сейчас добудем. Эгегей! Полночь! Клинок не одолжишь? Одного мальца надо жизни поучить.
Месяц, Полночь и Борозда так и кинулись к ним.
– Ты чего задумал, Лемех?!
– Парень всё забыл, чему я его учил. Пора напомнить.
– Может, учитель скверный попался?
– Полночь, так как, одолжишь мечто? А то смешно сказать, взяли мальчишку в вашу Стражу, а даже захудалого клинка не подарили.
– Гриня не мечом сражаться должен, – вступила Борозда. – Да отпусти же ты его, Лемех!
– Ты что ль взаправду ему обещалась? Обещалась полюбовником сделать?
Против всех его ожиданий, что Месяц, что Полночь, что сама Борозда и бровью не повели.
– Об этом, – сладко улыбнулась эльфийка, – не с тобой говорить мы будем. Всё, Лемех, кончилось твоё время. Девчонку и сыновей мы тебе показали. С тобой никто из них назад не вернётся. Уходи из нашего леса и не возвращайся… если, конечно, не надумаешь сам в Стражу вступить.
– Спасибо за ласку, за совет, за кров тоже спасибо, – Лемех не отпускал извивающегося Грини. Ариша неловко топтался подле него. – Но когда на меня мальчишка глупый лается, я такое не спускаю. Ну, дадите мечто? Или что у вас там найдётся?
– Не дадим, – бросил Полночь. – Не дури, Лемех. Не знаю, на что ты рассчитывал, когда хотел сыновей увидеть, но…
«Помоги мне, – сказала Тёмная Птица. Сказала ясно, отчётливо, как никогда раньше. – Помоги, и сыновья вернутся к тебе».
Лемех потряс головой. Устал, чудится невесть что.
– Тогда я и без меча справлюсь, – он швырнул Гриню наземь, как привык в Роте. – Вставай давай. Не даёт твоя хозяйка даже оружия тебе, так что придётся одними кулаками тебя учить.
Гриня затравленно огляделся. Трое эльфов глядели хоть и с лёгкой озабоченностью, но вполне умиротворённо, словно ничего особенного и не делалось.
– Не бойся, мой Гриня, – улыбнулась Борозда.
Кулак Лемеха почти поднял парня на воздух, отбросив на добрую сажень и заставив корчиться на земле, судорожно хватая воздух раскрытым, как у пойманной рыбы, ртом. Борозда взвизгнула совершенно не поэльфьи, Месяц спустил тетиву, однако стрела его пропала даром, скользнув над самым плечом хуторянина. Жених Борозды вытаращил глаза, словно само небо начало рушиться ему на голову.
Полночь гикнул, закрутил меч над головой, оказался рядом с Лемехом, но эльфийский клинок только проскрежетал, столкнувшись с топором хуторянина. Борозда вскинула руки, меж пальцев заструился голубоватый огонь. Ариша, сообразив, что к чему, рыбкой нырнул за ближайшую изгородь.
Лемех остался один против троих эльфов. Мечник, стрелок и чародейка. Хуже не придумаешь.
Он ушёл от второго выпада Полночи, извернулся, вскидывая самострел одной рукой. Мышцы плеча, казалось, сейчас разорвутся, однако он сумел выстрелить – и раз, и два, посылая один дрот в голову Полночи и второй – в Месяца.