– Это я уже слышал, скажи, чтобы я поверил!
«Невозможно. Тебя не убедит ничто. Только твоя вера, только твоя собственная вера. Поспеши, хуторянин Лемех. Эльфы уже сообразили, что к чему».
Мертвеннобледное лицо Борозды. Эльфийка попрежнему без чувств. Под копыта ложится тропа, освещённая чародейскими светильнями пущи Перворождённых. Сколько ещё до края, сколько до родных мест? Да и то сказать, найдёт ли он там покой? Или придётся бросить всё нажитое, сжечь дом, чтобы не достался супостатам, и на старости лет подаваться куда подальше? Эльфы ведь никогда не смирятся с таким унижением, нечего себя обманывать.
Но что, если Борозда права? Ктото ведь потратил огромные силы, чтобы заточить Птицу, чтобы вырастить Зачарованный Лес, чтобы привести в него самих Перворождённых. И всё это просто так? Забавы ради?
– Кто заточил тебя? За что? Как тебя победили, такую могущественную?
«Ты уверен, что поймёшь? Я стану называть имена и прозвания, что не скажут тебе ничего».
– За дело? Иль по произволу? Заточили за что? – повторил Лемех.
«Те, кто властвовал в этом мире задолго до прихода Спасителя, испугались меня и того, кто меня послал. Испугались настолько, что забыли распри, объединились и смогли загнать меня под землю. Я не хотела сражаться. Вырваться я бы смогла, лишь и в самом деле уничтожив весь мир, а этого я не желала. Пришлось ждать. Заточившие меня не могли нести вечной стражи, они слишком непостоянны, слишком капризны и потому позвали сюда эльфов, совсем юную в ту пору расу. Они гордо именуют себя Перворождёнными, но люди пришли в сущее раньше их. Просто родина эльфов была там, где не случилось ни людей, ни гномов. Отсюда и прозвание…
Вот так и возник Зачарованный Лес, Лемех».
– То есть ты ни в чём не повинна? Тебя загнали в вечную тьму от простого испуга?
«Я не повинна, но я и впрямь могу уничтожить Эвиал. Это правда».
– Но ты этого не сделала?
«Не сделала. Потому что моя темница – единственное место, что не поддастся моим молниям. Ты видишь, я говорю тебе, как есть».
Лемех не знал, о чём спрашивать дальше. Великие силы, загадочные пленители, тот неведомый, что послал её… Он, простой наёмник, в этом точно не разберётся. Всё правильно – слово Борозды против слова Тёмной Птицы. Одна говорит, что, вырвавшись на волю, пленница сожжёт своим пламенем весь мир. Другая – что навсегда покинет Эвиал, отправившись кудато по своим неведомым делам по другую сторону небесного свода.
Кому верить? Никому?
Но эльфы – это всётаки дело привычное, с ними и дрались, и мирились, и большой войны меж поселенцами и Зачарованным Лесом так никогда и не случалось. Так что, глядишь, и удастся от них удрать… куда подальше. Может, и в тот же Княжгород, хотя рука у князя ох тяжёленька.
Только бы удалось выбраться отсюда, из этой проклятой пущи!..
«Решил, что своя рубашка ближе к телу? – Тёмная Птица звучала в его сознании ровно, без чувств. Былое ощущение её презрения и ненависти кудато ушло, растаяло без следа. – Решил, что просто убежишь? Что на твой век хватит? Что земли много, бывалому мужику с руками и головой, с семьёй и работниками всегда найдётся место, что устроитесь не хуже, чем здесь? Сказала бы, что нет, не устроитесь, но не поверишь. А потому – эльфы тебя настигнут, и очень скоро. И стрелы Месяца уже не полетят мимо».
– Если ты такая могущественная, почему ж не прикажешь им перебить друг друга?
«Я могу говорить только с тобой, Лемех. Борозда открыла мне дорогу, сама о том не подозревая. Никому ничего приказать я не могу. Только… навести их на мысль, что им нужны люди. Сделать Гончих Крови уязвимыми для человеческого оружия. Я знала, что рано или поздно они додумаются до своей «стражи», рано или поздно откроют людям дорогу в Зачарованный Лес. После этого мне оставалось лишь ждать когото, похожего на тебя. И я дождалась».
– Подожди… Так вся эта история с «людским железом» – только для того, чтобы мы пришли в Зачарованный Лес?
«Именно, – согласилась Тёмная Птица. – Эльфы слишком негибки. Слишком помешаны на чести и долге. Их невозможно ни в чём убедить. Даже прекрати Гончие Крови плодиться на Ниггуруле, Перворождённые не оставили б своей вахты. Никогда и ни за что. Но ты можешь мне помочь, всё ещё можешь – пока тебя не настигли эльфы. Но, похоже, я только зря трачу силы. Ты боишься, ты поражён страхом. Страх правит тобой, он съел твою душу».
– Никогда не выпускай из клетки зверя, с которым не знаешь, как справиться.
«Резонно, – после краткого замешательства ответила Птица. – Но тебе всё равно придётся выбирать – или собственная жизнь, или помощь от меня».
– И ты думаешь, что я рискну всем сущим ради того, чтобы спасти свою шкуру сегодня? На следующий день весь мир может сгореть в твоих молниях, и некуда будет бежать. С эльфами, может, ещё и сговорюсь какнить, а вот с молнией – никогда.
«То есть ты отказываешься? Наотрез?»
«Поищи другого, подурнее. А по мне, жизнь и так неплоха».
«Хорошо», – без всякого выражения сказала Птица и замолчала.
Она вообще звучала совершенно спокойно, ровно, почти как судейский, зачитывающий скучный приговор по скучному же торговому спору двух купеческих гильдий, от которого ему, судье, ничего не обломилось.
Ну а как же иначето?! Эльфы – дело привычное, и дрались ведь, и мирились, и брагу даже пили, случалось; а эта Птица неведомая, страх жуткий, подземный – ну как её освобождатьто можно?! Это всё равно что сто ураганов, двести смерчей, триста пожаров разом выпустить; тебя, может, и минует, а может, и нет, и ничего ты уже тут не сделаешь.
Нет уж, сиди под своим Ниггурулом, Тёмная Птица. Не по дороге мне с тобой, извиняй. Ты бессмертная, потерпишь.
Ариша всё это время почтительно молчал. Найда спрыгнула с Аришиного седла, побежала рядом – молодец, старушка, не сдаётся, как и раньше не сдавалась.
А потом вокруг них стали гаснуть огни. Один за другим срывались с каменных постаментов и уносились кудато вверх испуганными птичками. Ночь протянула с неба бесплотные щупальца, тёмные змеи приподняли призрачные головы от корней; тропа разом исчезла, словно никогда её тут и не было.
– Батюшка?
– Прознали, где мы, – Лемех спешился. Верхами уже не поедешь, только так, пёхом, почти на ощупь, следом за пробивающимся сверху коегде звёздным светом… – Окружать станут, а нам ещё через ловушки идти.
Птица молчала, но Лемех не сомневался – она слышит каждое их слово, каждый хруст ветки под копытами коней, дыхание Найды; она здесь, непонятная и страшная Птица, затаилась и ждёт.
Ждёт, когда эльфы настигнут их, и у Лемеха не останется выбора. О, он не сомневался – Птица сумеет их защитить. А потом – кто ему мешает потом отказаться от обещанного? Не освобождать её, и всё тут? Обмануть такую сущность – никакой не грех, и даже аркинские святые отцы с ним бы согласились.
Но… если она всё слышит, каждую его мысль? Что тогда?
А ничего, с угрюмой злостью подумал он, и для себя, и для Птицы. Что хочет, то пусть и делает. Никто меня не заставит, никто, понятно?!
«Ошибаешься, Лемех. Заставить тебя чтото сделать – очень просто».
«О, заговорила. Ну, давай, Птица, заставь меня тогда тебя освободить!»
«Всему своё время, Лемех. Заставить – это ведь не обязательно стоять над тобой с топором. Я говорю тебе правду, но ты не веришь, ты боишься. Значит, тобой надо играть, а я этого не хочу. Я жажду свободы, мне надо вернуться к пославшему меня, но я не ведаю лжи…»
Птица замолчала, словно осекшись на полуфразе.
…Их ждали у самого края Зачарованного Леса, там, где ловушки громоздились одна на другую. Гриня успел прийти в себя, но, к радости Лемеха, только и сипел чтото вроде:
– Ариша? Батя? Шо случилосьто? Где мы?
Он слово забыл случившееся в последние часы.
Мрак давал все преимущества эльфам. Стрела свистнула возле самого уха Лемеха, дрожа, вонзилась в ствол. Другая ударила в седельную луку. Взвизгнула Найда, предупреждая о западне.
– Ну что… Лемех… далеко ль ушёл?
Борозда. Очнулась. Подёргала плечами.
Лемех молча выдернул короткий сточенный ножик, сунул эльфийке под подбородок.
– Я не дрогну, если что.
– Знаю, – она поёжилась. – Я хочу жить, Лемех, и потому буду лежать тихо. Месяц с Полночью всё равно не дадут тебе уйти.
Хуторянин не ответил. Требовалось обходить силки и волчьи ямы, но их уже взяли в кольцо.
– Батя? – Ариша не боялся, он просто не знал, что делать.
Умирать както совсем уж глупо, подумал Лемех. И да, так не влипал ни разу даже с «Весельчаками», хотя действительно весёлые дела случались, и нередко.
Тьма становилась поистине чернильной, пропало даже звёздное небо над головами, коегде видневшееся в разрывах крон.
– Лемех! – злой голос Месяца. – Хватит дурить. Тебе не справиться со всем Лесом.
– Если не пропустите – конец вашей Борозде! – крикнул в ответ хуторянин, чтобы хоть чтото крикнуть. Терпеть эльфийскую похвальбу он уже просто не мог.
