Это я понимаю.
— «Как бы общие» равнозначно «как бы частные». А частные понятия и явления поддаются определению через ближайший род и видовое отличие.
— У меня просто нет слов, чтобы тебе объяснить, что такое «гламурный»! Нету!!!
— Тебе двадцать шесть лет, говоришь? Как минимум двадцать четыре года ты пользуешься русским языком каждый день примерно шестнадцать часов в сутки. Неужели ты все это время симулировала?
— А-а-а-а-а!!! — понеслось из трубки, подгоняемое менее культурными оборотами.
Ну что я вам могу доложить, друзья… Титаническими усилиями я таки выдрал из нее определение. Я прочувствовал, каково было шоумену Динамиту тянуть за собой авиалайнер. Итак, гламурным можно назвать нечто:
— облаченное в одежду дорогих марок;
— с короткой или удлиненной прической (не путать с длинной или укороченной, хе-хе);
— наглое;
— неизменно задействованное в великосветских событиях.
И ведь вполне прилично получилось, надо признать. Почему эти слова она вспоминала и складывала в синтаксемы полчаса? Это категорически не гламурно!
Когда собеседница отдышалась и оправилась от перегрузок, в мой адрес раздался вопрос:
— А зачем тебе все это? Зачем ты выпытываешь из меня какие-то определения?
— Светик, — рассудительно ответил я. — Человеку свойственно познавать мир. Стремление к новым знаниям — неотъемлемый атрибут высшей нервной деятельности.
То, что прозвучало от нее, надо читать вслух стоя. Она сказала дословно так:
— Мир познают дети в возрасте от пяти до семи лет.
Я всегда знал, что революционеры и гении юны. Вне всяческих сомнений, Менделеев подарил миру свою периодическую систему в шесть лет. Однозначно, Сахаров придумал термоядерную бомбу, мастеря куличики в песочнице. Уотсон и Крик набросали эскиз молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты, после того как подрались из-за игрушечного автомобильчика. Познание и открытия — удел инфантов. Я поделился своими соображениями на эту тему со Светланой. Ее ремарка повергла меня в еще большее умиление:
— Ничего удивительного. Все мужчины — дети.
И вот я сижу сейчас и думаю, а не пригласить ли вас, милые женщины, в суд в качестве обвиняемых в педофилии?
— Але, привет, Лиза!
— Привет-привет!
— Значит, смотри: сейчас десять минут десятого. Если выйдешь в течение следующих пяти минут из дома, у меня будешь где-то в районе десяти.
Я даже по телефону услышал, как завизжали ее тормоза.
— Ч-ч-его? Я — к тебе?
— Ну так а я о чем толкую?
— Погоди, мы же договаривались, что встретимся на нейтральной территории. Я тебя еще совсем не знаю!
Да, договаривались. Но я решился на небольшой блеф в игре, чтобы просканировать мягкие ткани Лизы на предмет заноз. Итак, заноза номер один. Что это за страна чудес такая — нейтральная территория, — где процесс познания протекает быстрее, чем где-либо еще? Международное право, например, предусматривает в нейтральных водах лов рыбы, перевозку грузов, боевое патрулирование, исследование морских форм жизни при помощи батисфер и
еще много чего. В буферных зонах между воюющими сторонами стоят миротворческие силы ООН и запрещено ведение огня. В зонах с нейтральной юрисдикцией за линией паспортного контроля в аэропортах есть магазины dutyfree. Может, предложить законопроекте создании еще одной разновидности нейтральных территорий, где будут встречаться люди для ускоренного познания друг друга? А что: найти большой пустырь где-нибудь около промзоны, повесить огромный баннер «Нейтральная территория», пустить туда бесплатные маршрутки от ближайшего метро — и пускай люди там встречаются для первого-второго-третьего свидания… Пусть в столице будет назначено такое место, чтобы не лазить по карте с циркулем и не вычислять нечто географически среднее между Перово, где живет она, и Бирюлево, где живет он.
Парадокс в том, что эта хитрая нейтральная территория тем живучее, чем меньше для нее места. Моя квартира находится в двадцати минутах неспешной езды от места проживания девушки. Рукой подать! Тем не менее в это смешное расстояние дамой была настоятельно впихнута нейтральная территория. Подозреваю, что заангажируй я девушку из соседней квартиры, она бы охотнее поехала со мной на Селигер, чем зашла в гости на чашку кофе. И наоборот, люди из разных городов знакомятся и спокойно едут друг другу в гости, преодолевая сотни и тысячи километров — весьма распространенная практика. Никому из них ведь не приходит в голову назначить первое свидание где-нибудь посредине. Почему два года назад девушка из Питера, с которой мы точно так же общались только в интернете и по телефону, просто села в поезд и приехала по адресу, а не настаивала капризно на встрече в городе Бологое? Хотя нейтральной территории между Москвой и Санкт-Петербургом — целую страну впихнуть можно. Да и вообще: территория может быть нейтральной, но это вовсе не гарантирует, что нейтральным на ней буду я. Если я дурак, пошляк и похотливый кобель, то таким же останусь в любом ареале; если я адекватный человек, то вряд ли это как-то зависит от места пребывания, я просто такой по своему внутреннему устройству. Не место красит человека, если кто не в курсе.
Аргументирую Лизе тем же манером, что выше.
— Но… Но-о-о… — пыхтит она, — что мы будем делать?
Заноза номер два. Столь вожделенная и спасительная нейтральная территория лишена всего того, что есть у человека дома.
Тем не менее, люди даже на нейтральных территориях успешно находят, чем заняться. Чего уж говорить про дом: альбомы с фотографиями, книги, интересные DVD, головоломки, развивающие игры, диафильмы, шарады и паззлы.
— Ну да, — мямлит она, — ты вообще-то умный. Ты что-нибудь придумаешь.
— Конечно. Да и много ли надо придумывать, чтобы просто посидеть и пообщаться в домашней обстановке?
— Но уже поздно, — возражает Лиза. — Вдруг у нас не получится диалога?
Заноза номер три. Вчера мы с ней выносливо проболтали по телефону до трех ночи. Все приличествующие симптомы нам не были помехой: сонливость, зуд в ухе от многочасового натирания трубкой, отсутствие визуального контакта с собеседником. Все было нормально. А тут вдруг, по ее логике, в более комфортных условиях речевой аппарат должно непременно заклинить.
— Да, — признаюсь, — не получится. Вчера получилось, потому что ты меня не видела, и я читал по конспекту. С импровизацией у меня беда, перед зрителями я теряюсь и обильно потею.
— О! — вдруг радостно спохватывается она («Эврика!»). — А вдруг ты ко мне начнешь приставать?
— Поясни, пожалуйста.
— Вдруг ты будешь сексуально домогаться? У меня есть принципы, понимаешь? — Голос ее крепнет. — Сейчас все отдаются направо и налево, а я так не собираюсь. И мне все равно, что про меня будут думать, ясно?
— С чего это я стану тебя домогаться? — спокойно интересуюсь я.
Промах! Ребята, никогда не говорите таких вещей!
— А что, я разве такая непривлекательная? — У нее, бедняжки, аж голос дрогнул.
— Ты считаешь, что твоя привлекательность спровоцирует меня на делинквентное[11] поведение? Ты видишь какую-то связь между своей привлекательностью и моей наглостью — кстати, вмененной мне бездоказательно? Ладно уж, договаривай.
Вот тут она схватывает быстро.
— Да, у меня часто бывало, что мужчины начинали приставать на первом свидании, — кокетливо заявляет Лиза.
— На нейтральной территории? — уточняю я.
— Даже на нейтральной!
— Теперь я понял, почему тебя так на нее тянет. Одним словом, ты хочешь сказать, что самой главной сдерживающей причиной для тебя является «это», да? Ты задаешь мне вопросы, я отвечаю по существу, но тебе все равно слышится подтекст «приезжай — славненько перепихнемся», да?
— Что-то типа того…
— Дорогая, ну и кто тут больше всего думает о сексе?
Смеется.
— Если рассуждать, как ты, то куда ни подайся — везде изнасилуют. Ты боишься меня и всех мужчин, а я уже начинаю бояться тебя. Тогда давай во избежание фобий и мании преследования встретимся в присутствии наших мам. Ты приведешь свою, а я свою. Они будут гарантами нашей благопристойности.
— А ты один живешь?
— Один, да, но ради своей безопасности разбужу маму и приглашу ее сюда.
— А у тебя нет собачки?
— Нет.
— И кошки?
— И кошки.
— А тараканы водятся?
— Представь, даже тараканов вытравил. Не ужились мы с ними.
— Погоди, — говорит она. — Ты что — совсем один живешь???
Вслушайтесь! Гениальная постановка вопроса! Как ярко в нем
высветилась горькая правда нашей жизни: люди без тараканов во всех смыслах — одиноки. Они невольно оказываются в изоляции.
— Ну так что? — спрашиваю.
— Я все-таки боюсь, я тебя совсем не знаю.
