моего безжизненного тела. Он кричит. Я вижу, что его губы шевелятся, но решаю отгородиться от звука, с силой проникающего мне в уши. Сейчас вся власть у меня в руках. Я начальник и командир. Сейчас он не может причинить мне боль.
Мой пузырь иллюзий неожиданно лопается. Я ошибаюсь. Разумеется, он может причинить мне боль. Из нас двоих он явно более сильный противник. Без каких-либо угрызений совести он хватает меня своими большими руками за плечи и грубо сажает ровно. Мне с трудом удается перевести дыхание, но прежде чем я успеваю отреагировать, он подхватывает меня за одеревеневшую талию и стряхивает со своего поверженного тела.
Не знаю, какое выражение я ожидаю увидеть на лице Марка, съежившись в углу, куда он меня отшвырнул. Я жду, что в усталых морщинках, залегших вокруг его глаз, отразится ненависть, но вместо этого вижу грусть – невыносимую грусть. Мне знакомо это выражение лица. Оно разрывает мне сердце. Выдержать его ненависть было бы легче.
У Марка все еще есть секреты, что-то еще, чего я пока не знаю. Это нацарапано на изогнутых морщинках его лица. Ему исполнится тридцать три в следующий день рождения, но в последнее время у него уставшее лицо человека на двадцать лет старше.
Своими измученными руками я притягиваю к себе ноги, сворачиваюсь аккуратным клубочком и кладу подбородок на колени. Я остаюсь дрожащей кучкой лежать в углу, наблюдая, не отступит ли Марк. Я так сильно хочу, чтобы он опустился на колени рядом со мной и сказал, что это всего лишь недопонимание. Что он любит меня и что мы со всем справимся. Но я понимаю, что это несбыточная мечта.
Марк подходит ко мне, и я прижимаю колени к груди еще сильнее. Я начинаю звать Эйву. В этот миг я осознаю, что было потеряно гораздо больше, чем я сначала думала. Мы не двое людей, которые разлюбили друг друга. Мы двое людей, которые доводят друг друга до ручки.
Я зову и зову, но Эйва не появляется. Марк подходит ко мне так близко, что я могу видеть, как тяжело вздымается его грудь с каждым тяжелым вздохом. Я поднимаю руку к голове и локтем защищаю лицо. Сколько я знаю Марка, он всегда был против насилия, но в этот жуткий миг мне кажется, что он собирается напасть на меня, а у меня нет желания сопротивляться. Однако я никогда не подозревала, что он использует кого-то еще, чтобы сделать за него грязную работу.
В моей голове не отложились тихие шаги, прошумевшие по лестнице несколько секунд назад. Я так сильно сконцентрировалась на Марке, что сбросила со счетов шум, как только услышала его. Доктор Хэммонд достигает последней ступеньки, как раз когда я поворачиваюсь к нему лицом. Огромный шприц в его руке выглядит ужасающе, и я кричу так громко, что у меня начинают болеть уши. Уже слишком поздно. Острый, холодный металл иглы проникает мне в шею, и свет перед глазами меркнет.
Глава четырнадцатая
Я потихоньку открываю сначала один глаз, а затем другой. Свет больно жалит, проникая в мои расширенные зрачки. Я лежу на спине с согнутыми коленями. Пытаюсь разогнуться, но не нахожу пространства для маневра. Все тело онемело, и мне неудобно. Мне почти ничего не видно, и я не могу понять, где нахожусь. Кажется, я напугана, но в моей голове столько мыслей, что я не позволяю эмоциям захватить меня. Я чувствую резкие толчки, из-за которых меня качает из стороны в сторону. Неспособность сосредоточиться раздражает мой сонный мозг.
Какой-то шум. Голос или голоса. Кто-то со мной разговаривает, но слова разлетаются слишком быстро. Предложения, произнесенные отрывистым стаккато, сливаются у меня в голове в негромкое жужжание. Шум двигателя тихо урчит на заднем фоне. Я молча лежу и прислушиваюсь. Прислушиваюсь довольно долго. Я в машине. Я явно лежу на заднем сиденье. На краткий жуткий миг я начинаю волноваться, что пара в передней части машины – это Марк и Николь, но постепенно понимаю, что голоса, которые я слышу, звучат нервно и обеспокоенно. Они напуганы не меньше моего.
– Эйва, – зову я.
Затаив дыхание, жду ответа.
– Я здесь, – мягко отвечает Эйва.
Она сидит на переднем сиденье, но кажется, что ее голос преодолевает километры, прежде чем достичь меня. Мне приходится напрягаться изо всех сил, чтобы отличить одно слово от другого, и я чувствую, как мозг пульсирует у меня в затылке.
– Спасибо, – шепчу я, закрывая свои уставшие глаза. – Спасибо… тебе…
Я понятия не имею, куда мы едем, но знаю, что, должно быть, далеко.
– Прости, – извиняется Эйва, расталкивая меня и прерывая беспокойный сон.
– За что? – бормочу я с закрытыми глазами.
– За то, что не поверила тебе.
В голосе Эйвы слышно такое раскаяние, что это печалит меня. Она не должна чувствовать себя ни в чем виноватой. Она вела себя более чем чудесно, а я чуть не оттолкнула ее от себя.
– Не нужно извиняться, – настаиваю я, открывая глаза и глядя в потолок, пока говорю. – Начнем с того, что я и сама в это не верила. А кто бы поверил? Даже сейчас я продолжаю надеяться, что найду какое-то доказательство, что я неправа.
– Не думаю, что ты ошибаешься, – говорит Эйва. – Понадобилось больше двух часов, чтобы прошло действие того, что вколол тебе этот жуткий доктор. Но сейчас ты в порядке. Ты с нами. Ты в безопасности.
Эйва старается изо всех сил, но ее слова приносят мало утешения. Все, что я когда-то любила, жестоко отняли у меня, и я боюсь, что никогда не смогу это вернуть.
Мои глаза снова закрываются, и впервые за целую неделю я сплю, не боясь, что мне будет отказано в возможности проснуться.
– Мы на месте, – гордо объявляет Адам, останавливая машину возле здания, смахивающего на амбар.
– Это то, о чем я думаю? – спрашиваю я, потирая заспанное лицо.
– Кажется, да, – отвечает Эйва, и ее голос звучит так же удивленно, как и мой.
Я сканирую взглядом небольшое, стоящее в отдалении здание на окраине старинной деревушки. Оно вовсе не похоже на полицейский участок. Спереди припаркован очень старый джип без заднего бампера. Попытки Адама убедить нас, что это полицейская машина без опознавательных знаков, с треском проваливаются, но разряжают атмосферу.
Я слишком нервничаю, чтобы войти внутрь. Я понятия не имею, что нужно говорить. Я была настроена очень решительно последние полтора часа, обсасывая мысль о том, что Николь жаждет крови – моей крови. Эйва
