поддакивала, и я знаю, что она мне поверила. Адам, однако, был настроен более скептически. Но я наивно полагаю, что он изменит свое мнение об этой теории. В конце концов, это он предложил нам спрятаться под защитой старого домика его бабушки на западе Корка[12]. Он считает мое психическое состояние неустойчивым и думает, что пара дней отдыха в деревне – это то, что мне нужно. Подозреваю, что Эйва всячески ему угрожала, чтобы убедить предложить свою помощь, но я не в том положении, чтобы обижаться.
– Ты пойдешь со мной? – умоляю я, набравшись наконец смелости, чтобы открыть заднюю дверь машины.
– Не думаю, что это такая уж хорошая идея, – говорит Адам, прежде чем Эйва успевает хоть что-то ответить.
– Почему? – ощериваюсь я, мгновенно вставая в защитную стойку.
Если бы взглядом можно было убить, Адам оказался бы в двух метрах под землей, а сверху красовался бы венок, ведь Эйва пронзает его глазами словно двумя острыми клинками.
– Да, Адам, почему это не такая уж хорошая идея? – эхом отзывается Эйва. – Я не отпущу ее одну.
– Лаура, ты собираешься вынести очень серьезные обвинения, – объясняет Адам. – Не думаю, что стоит вмешивать еще кого-то.
– Почему, черт возьми, нет? – спрашиваю я, хотя меня и не удивляет отсутствие поддержки со стороны Адама.
– Ну, во-первых, нет никаких доказательств.
– Какие еще доказательства тебе нужны, Адам? – рявкаю я. – Мой труп?!
– Давай без драмы, – огрызается он. – Я всего лишь говорю, что ты достаточно взрослая, чтобы самой сражаться в собственных битвах – тебе не нужна ничья помощь.
Я правда ценю попытки Адама защитить Эйву. Я даже почти впечатлена. Эйва, однако, смотрит на него с отвращением. Она сама мисс Независимость, и так было всегда, сколько я ее знаю. Ей нелегко выполнять чьи-то приказы.
– Это не просто спор из-за того, кто оставил свет на крыльце включенным на всю ночь, – парирует Эйва. Она даже не пытается скрыть, что напряжена. – Любовница мужа пытается убить ее.
От слов Эйвы желчь начинает бурлить у меня в желудке. Хотя я уже давно подозревала Марка в неверности, услышать это из чужих уст означает, что я больше не могу прятаться за отрицанием.
– Он правда пытается от меня избавиться, Адам, – пытаюсь убедить его я.
Адам даже не смотрит на меня, когда я говорю. Он упрямо глядит в окно. Его поведение кажется мне до жути фамильярным, и меня переполняет подозрительное чувство. Если мне тяжело убедить, что я в опасности, того, кто стал свидетелем странного поведения Марка, то как я могу ожидать, что мне поверит незнакомец? Может, Адам прав, может, мне не стоит вмешивать полицию? Но сейчас я всего лишь какая-то глупая женщина в грязном бальном платье воскресным днем, рассказывающая безумную историю о злобном муже.
Я не могу перестать думать о детях. Я знаю, что Марк не причинит им вреда, но я помню времена, когда была уверена, что он и мне не причинит вреда. Я скучаю по ним. Я так скучаю по ним, что это причиняет мне физическую боль. Я скучаю по запаху мягких детских волосиков Кэти. Я скучаю по липким поцелуям Бобби. Но больше всего я скучаю по тому, как мне нравится ощущать себя мамой. Сейчас я не чувствую этого. Я плохая мать, потому что не могу их защитить. Я понимаю, что обязана спасти их даже больше, чем саму себя. Я должна поговорить с полицией.
Взгляд Адама стеклянный, а глаза заплаканы. Он подает мне противоречивые знаки, и это чертовски сбивает меня с толку.
– Я действительно не думаю, что это хорошая идея, – снова повторяет он. Похмельное выражение лица не придает веса его аргументам. – Давай ты просто отдохнешь несколько дней, а там посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.
– Отдохнет? – бормочет Эйва с отвращением. – Давай, Лаура, пошли.
Эйва вытаскивает свои измученные ноги из машины и направляется, чтобы помочь мне.
– Спасибо, – улыбаюсь я, копошась в попытках пересесть в коляску, сократив при этом неловкие движения до минимума.
– Без проблем, – оживленно щебечет Эйва с напускным энтузиазмом. – Можно поделиться с тобой секретом?
Я киваю и пытаюсь выдавить из себя улыбку.
– Мне страшно, – говорит она.
– А мне не страшно, – совершенно неубедительно лгу я, когда мы подходим к видавшей виды деревянной двери. – Я просто хочу покончить с этим и убраться отсюда к чертовой матери.
– Добрый день! – кричит Эйва в кажущееся пустым пространство участка.
На веранде прямо у входа одиноко стоит стол из красного дерева. Он расположен по центру, и хотя для этого нет никаких оснований, мы с Эйвой проходим мимо стола настороженно.
– Здесь никого нет, – разочарованно произносит Эйва.
– Что будем делать? – спрашиваю я, начиная паниковать.
Я понимаю, что это нерационально, но жутко боюсь, что Марк мог тайно следить за нами. Кажется, я пересмотрела фильмов ужасов и мои нервы натянуты словно проволока.
– Добрый день! – наконец произносит хриплый голос.
– Добрый день, сэр! – отвечает Эйва, беря на себя контроль над ситуацией, несмотря на дрожь. Очевидно, что она хорошая, законопослушная гражданка. Одно только нахождение в полицейском участке заставляет ее трястись несмотря на то, что она одета в очень модные и теплые угги.
Я замечаю, как ее глаза расширяются от восторга, когда из небольшой комнаты в задней части участка выходит высокий привлекательный полицейский.
– Сегодня прекрасный день, – говорит он. – Что привело вас в эту часть света?
Эйва слегка поворачивается ко мне и закатывает глаза. Неужели так очевидно, что мы напуганные горожанки, отправившиеся на денек в деревенскую глухомань?
– Мы хотим заявить о покушении на убийство, – говорю я, и меня одолевают сомнения, прежде чем слова срываются с губ.
– Да, – жалостливо подтверждает Эйва, слишком активно кивая.
Поведение полицейского совершенно меняется, и он внезапно начинает вести себя на удивление официально и профессионально.
– Покушение на убийство? – эхом отзывается он.
– Да, – отвечает Эйва, и ее речь становится невнятной.
Полицейский быстро оглядывается и кивком просит о помощи своего коллегу.
– Хорошо, мне нужно, чтобы вы дали свидетельские показания, – доброжелательным тоном объясняет он. – Вы пострадали?
– Нет, – быстро отвечаю я. – Он пока еще не успел ничего сделать.
– Ага, но он собирается, – быстро вставляет Эйва.
– Кто? – спрашивает сбитый с толку полицейский.
Я киваю:
– Мой муж.
– Ваш муж покушался на убийство? – спрашивает второй полицейский, приближаясь к нам.
Всем своим видом он напоминает пародийный образ полицейского из глубинки с большой выслугой. Он крепко сбит, но имеет несколько заметных лишних килограммов. На воротнике его формы видны свежие желтоватые пятна. Я чувствую запах жареных яиц: виновница, начатая булочка
