– Примкни штык, парень, – напомнил Франсуа.
Вернер начал искать вокруг себя штык и полностью растерялся от начавшегося сражения. В эту секунду он не смог бы вспомнить даже своего имени. У него была всего минута, чтобы запомнить ночную беседу, все советы Франсуа, вспомнить его рассказ о мальчишке из Вердена, который погиб по собственной неопытности. Пришло время проявить характер, который до этого сидел где-то глубоко в душе. Это надо было сделать сейчас, в данный момент, а не когда захочется или когда будет настроение. Хочешь ты или нет, но ты примешь правила игры, которые установила мать-природа, или ты умрешь. Вернеру надо было встать и проявить те качества, которые он никогда не проявлял ранее. В обычной и мирной обстановке люди меняются годами, да и то не у всех получается, а здесь всего минута – и нужно принять то решение, к которому ты никогда не готовился. Словно выйти на сцену перед многотысячным стадионом, зная, что ты не умеешь петь, и опозориться – ведь не каждый решится на это. Пришел час действовать, а не придаваться сладким мечтам. Если в этот момент он не встанет и не соберется, то никогда не узнает тех вещей, о которых до сего момента и не догадывался. Если он не соберется, то так и не узнает, что Агнет никогда не была девушкой Хайнца и всегда противилась его ухаживаниям. Если он не встанет и не будет сражаться, то так и не узнает, что автором любимой книги его будущего внука был человек, сражавшийся против него в этой битве. Если он не встанет, то не увидит это место через много лет. Он так и не поймет многих вещей, о которых ему говорил Франсуа, он не поймет эту жизненную философию, он не познает цену потерям. Если он сейчас не будет сильным, то никогда больше не увидит Агнет. Если он не подымется духом, то тьма навсегда предстанет перед его глазами, и никогда больше он не увидит света, никогда больше он не сможет радоваться утреннему солнцу. Если он не решится сейчас собраться, то все потемнеет и не прояснится больше никогда. Вперед, Вернер!
Немецкие и французские пехотинцы, словно волна об волнорез, столкнулись друг с другом в нескольких десятках метров от воронки. Завязалась страшная рукопашная, не на жизнь, а на смерть. Озверевшая людская масса смешала в себе всю злость этого утра. Через несколько секунд Вернеру предстояло убить или быть убитым.
– Удачи, Вернер, – улыбнулся Франсуа и выскочил из воронки.
Вернер высунулся и смотрел, как Франсуа убивает его товарищей, озаряясь в солнечном свете, который прорезался сквозь людей. Когда-то он был нежным и отзывчивым семьянином, любящим отцом и самым любимым мужем. Но сейчас это уже не человек, а бесчувственная машина для убийств, для которой жизнь потеряла всякий смысл. Ночью он позволил себе расслабиться, но даже эта секунда слабости доказывала, что Франсуа закрылся от мира, стал каменным в душе. Вглядываясь в сражение из воронки, Вернер не решался сражаться, пока его не заметил француз. Подняв штык, он побежал на Вернера с криком, острие штыка было направлено прямо на Вернера. В ошеломлении Вернер смотрел на приближавшуюся смерть, держа в руках винтовку, и где-то в глубине подсознания прокручивал рассказанную Франсуа историю о нелепо погибшем мальчишке под Верденом. Но Вернер пообещал себе, что он вернется домой. Подняв винтовку и наведя ее на врага, он выстрелил. Француз был сражен прямо в сердце и, опустив штык, но оставаясь на бегу, он врезался в Вернера, и они, столкнувшись, вместе упали на двухметровую глубину – на самое дно воронки. Франсуа в этот момент колол уже третьего немца, показывая мастерское владение оружием. Вернер, лежа под тяжелым телом, выбрался из-под убитого, выпученными и испуганными глазами посмотрел на свою ладонь и увидел кровь. От испуга и отвращения он чуть не закричал. Медлить было нельзя. Вновь взобравшись наверх, Вернер схватил валявшуюся винтовку и, вспомнив все матерные и нецензурные слова, побежал в гущу событий. Звериные крики сменялись похабными фразами с обеих сторон. Сотни голосов проклинали друг друга одновременно с ударами. В хаотичности боя Вернер увидел, как какой-то француз налег на лежащего немецкого солдата и пытался заколоть того ножом, но немец сопротивлялся одной рукой, держа руку врага с ножом перед собой, однако нож медленно приближался к его грудной клетке. Увидев это, Вернер ничего уже не соображал. Убив человека, он почувствовал одурманивающий вкус крови, он перешел грань и заповедь, нарушив многие свои принципы, которыми он жил все эти годы. Адреналин бурным потоком хлынул в кровь и сконцентрировал всю энергию мальчишки на сложившейся ситуации. Вернер ринулся на помощь и воткнул штык в спину врага с такой силой, что винтовка выскользнула из рук, когда француз издал истошный вопль и замертво упал на землю. «Я… я убил человека», – опомнилось его подсознание, забыв обо всем, что происходило до этой минуты. Но через мгновение эта мысль испарилась, когда кто-то сильно толкнул Вернера в плечо. Обстановка царила ужасная. Людей резали и кромсали, штыки кололи куда угодно: в пах, глаза, протыкали шею. Большинство солдат бросали винтовки и хватались за лопатки, ими было легче орудовать. Так, один француз, воткнул лопату в лицо немецкого солдата, прямо по вертикали, лопата так и застряла в его раскроенном черепе. Люди убивали людей словно скот на бойне, не испытывая при этом никакой жалости и милосердия. Это были банкиры, цирковые акробаты, юристы, учителя, врачи, повара, инженеры, писатели, маляры, строители, детские воспитатели. Кто-то впадал в психоз и откусывал нос противнику, другие выкалывали пальцами глаза. В жизни у них у всех есть семьи, дети, они любят их, ласково укладывают спать, но здесь они – безжалостные животные, убивающие чтобы не быть убитыми. Немец, которого спас Вернер, продолжал лежать на земле, в состоянии шока оглядывая штыковую, будто на последнем ряду кинотеатра.
– Вставай, идиот, а то убьют. – Крикнул ему Вернер.
Неожиданный и сильный удар пришелся Вернеру прямо в лицо. Щека оказалась рассечена и кровь хлестнула, заливая все лицо. Вернер почувствовал жжение, потерял координацию и упал на землю. Это был удар Франсуа. Приложив Вернера кулаком, он лопатой рассек шею другому солдату.
Придя в себя, Вернер увидел картину, которая навсегда осядет в его памяти. В нескольких метрах от него, в человеческой мясорубке, он вновь заметил Франсуа. Он видел его так отчетливо, что мог прочесть каждую эмоцию на его лице. Француз стоял в боевой готовности перед молодым немецким солдатом. Винтовка в руках новобранца дрожала. Испуганные глаза на детском лице были полны страха и чувства безысходности. Их глаза были уставлены друг на друга. Франсуа уже приготовился сделать выпад, как шрапнель прошила ему предплечье и руку, и его повело чуть в сторону. Новобранец воспользовался этим коротким моментом, и острый штык вошел в тело Франсуа. Оскалив зубы от боли, Франсуа тяжело задышал, лопата выпала из его руки. Новобранец спокойными глаза смотрел на умирающего француза, держа винтовку в руках. Выдернув штык из тела, он убежал, растворившись в толпе. Франсуа упал сначала на колени, потом на спину, поджав ноги, и головой ударился о землю. Каким бы грубым и циничным он ни был, но сущность человека всегда проявляется, когда он умирает. Его губы дрожали, а зубы стучали друг об друга. В этот момент с ним были Вивьен и Жаклин, он отправлялся к ним.
Вернер подполз к раненому другу.
– В-вернер, – чуть слышно простонал Франсуа, взяв немца за руку.
– Мсье, Вы держитесь, молчите, и набирайтесь сил. Скоро они отступят, а мы останемся тут, притворившись мертвыми, и доползем до воронки.
– Ле… кие, – захлебываясь в крови, проговорил Франсуа.
– Что, мсье, что у Вас?
– Л-л-легкие, Вернер, это к-конец. Ты, главное, береги себя, ты еще молод, и у тебя вся жизнь впереди. Не забывай наших бесед.
– Конечно, мсье, я никогда не забуду, – отвечал Вернер.
– Вернер, запомни, нет ближе союзника, чем враг.
– Боже, мсье, у Вас кровь идет изо рта, молчите, ничего не говорите.
– Мама, мама… мама… Вивьен… Жакл… – уже легким шепотом проговаривал Франсуа, уходя куда-то в далекий край.
– Вивьен и Жаклин, – повторил Вернер. – Я запомню их имена, обещаю вам.
Но Франсуа уже ничего не слышал. Его зрачки расширились, как у Руди Байера, а взгляд сделался стеклянным. Вернер понял, что это лицо смерти.
Среди беспорядочных криков, воплей и лязга оружия отчетливо слышался свисток и французская речь, призывающая к отступлению. Рукопашная начала смещаться и спустя минуту немецкая пехота уже бежала вперед, догоняя отступавших.
На соседнем участке в поддержку Райнеру в атаку поднялись обещанные Плессеном пехотинцы баварского полка.
Вернер, собрав все силы, схватил винтовку и с криком побежал вперед, в атаку, держа в мыслях человека, который мог убить его в этой толпе, но стал для него самым близким. Он крепко сжал винтовку в руках, словно это была вся его непутевая жизнь. Ощущение свежих сил придало ему смелости. Боевой клич соратников дарил надежду на скорую победу, но о ней думать было еще рано. Предстоял еще долгий бой на улочках городка. Вернер, чувствовал сильную головную боль. Он вбежал в Биаш одним из последних, но его переполнял адреналин, словно хотелось еще и еще.
