На три пальца левее центра мишени, отмеченного красным кружком.
Меткость — плохой повод для хвастовства или похвалы. Истинный стрелок обязан быть меток по определению, раз взялся за лук, и главное другое — стрелы должны идти сплошным потоком, дружно поражая разбросанные цели…
Но сейчас скорострельность являлась делом будущего.
В воздухе снова прогудела стрела. На этот раз наставник мгновенно прищурился вслед, одобрительно кивнув, когда она с хрустом вошла в край красного пятна.
— Великий раджа панчалов обрадуется успехам сына-наследника! — сдержанно бросил Лучник-Гуру, хотя взгляд его предательски сверкнул. — Убедись, Дрона: царевич накладывал стрелу правильно, и его выстрел оказался точнее.
Друпада просиял: сегодня воистину был день его триумфа!
Явись к Панчалийцу сам Индра с предложением занять место в дружине Громовержца, радость была бы гораздо меньшей.
— Зато моя стрела била сильнее, Гуру, — с должным почтением, но твердо возразил Дрона, беря вторую стрелу.
Лучник-Гуру нахмурился. Он не любил, когда ученики перечат ему (а какой учитель это любит?), но успел привыкнуть к странностям маленького брахмана.
Да и наследник панчалийского престола тоже был отнюдь не подарок!
— И все же соблюдай правила, Дрона. Закон Дханур-Веды умалчивает о верном месте наложения стрелы, но здесь условия диктует Польза! Что толку в силе выстрела, если стрела пролетит мимо?
Наставник втайне похвалил сам себя: красивый ход — объяснить все Дроне его же любимыми словами!
Дрона молча отложил лук, вернул вторую стрелу в кожаный колчан и низко поклонился учителю. "Издевается, щенок?" — подумал наставник, но придраться было не к чему. Да и не водилось за юным брахмачарином такого порока, как зубоскальство над старшими.
Луговина, где шли стрельбы, раскалялась жаровней. Колесница Лучистого Сурьи текла жидким золотом, резь мучила глаза даже при взгляде на потрескавшуюся землю. А уж смотреть на само солнце, пусть искоса… Нет, увольте!
Грисма на дворе! Назвать пеклом — так в пекле небось и то сквознячки гуляют!
Подставишь лицо… не пекло — рай!
Все трое успели остаться лишь в набедренных повязках, и хотелось содрать кожу, если от этого станет хоть чуточку прохладнее.
На лбу у наставника выступили мелкие бисеринки пота. У рослого Друпады капли, стекавшие по щекам, были заметно крупнее. И только лоб поджарого Дроны оставался абсолютно сухим.
Двужильный он, что ли?
Наконец сын Жаворонка распрямился.
— Гуру, дозволь мне сделать еще два выстрела прежним способом. В случае промаха я больше никогда не стану перечить. И пренебрегать твоими советами.
— Ладно. Убедись сам, — махнул рукой наставник. Дрона вновь поклонился и взялся за лук.
Тем временем царевич, окрыленный собственной меткостью и похвалой учителя, всаживал в тыкву Одну стрелу за другой. Красное пятно скрыла густая поросль — оперенные веретена из бамбука и тростника торчали в центре мишени, напоминая иглы в хвосте дикобраза. Тетива гулко хлопнула по кожаному нарукавнику Дроны. Наставник посмотрел на маленького упрямца, перевел взгляд на истерзанную тыкву…
Стрелы в мишени не было.
Тонкой бамбуковой стрелы с подстриженным оперением и шилообразным наконечником "Кшурапара".
"Мимо! — злорадно подумал учитель, — Впредь наука будет!"
— Закон Дханур-Веды молчит, а Польза несомненна, Гуру. Сейчас я повторю выстрел.
И только когда еще одна стрела Дроны — уже с наконечником "Зуб теленка" — вырвала сердцевину тыквы, расплескав ее оранжевой кашицей по веткам ююбы, Лучник-Гуру поджал губы, мысленно ругая себя за тупость: теперь было ясно — первая стрела точно поразила цель, пробив тыкву навылет.
Вон торчит в стволе растущего позади апельсинового дерева.
Впрочем, наставник на то и был наставником, чтобы понимать: мальчик доказал свое. Закон Дханур-Веды молчит, это подтвердил вслух сам Лучник-Гуру, а Польза…
Польза несомненна.
— Хорошо. Я вижу. Можешь и дальше стрелять так, если тебе удобнее. Но овладей и обычным способом, чтобы затем сознательно выбирать лучший.
— Слова Гуру подобны святой амрите. — Дрона припал на колено и коснулся праха под ногами наставника.
Сейчас мальчишка просто обязан был улыбнуться, но этого так и не произошло. Царевич Друпада, сосредоточенно сопя, прилаживал стрелу в нижней трети лука. Получалось плохо.
ГЛАВА V
СЕТЬ ДЛЯ МИРОДЕРЖЦЕВ
Заметки Мародера, обитель близ Шальвапура, середина периода Васанта
— Восславься, Могучий, Стогневный, Обильный дождями, о Индра-Владыка! — взлетает к небесам, сияющим утренней голубизной, сильный голос жреца-взывателя.
— Восславься! — рокочет хор подобно отдаленному грому.
— Внемли песнопениям. Вихря Губитель, и щедрой рукою дождь нам пошли, чтобы на пашнях привольно хлеба колосились, чтоб голода-горя не знать!
— Чтоб голода-горя не знать!..
— И Сурью Лучистого, Золото Мира, что свет и тепло животворные шлет нам, мы прославляем!
— Мы прославляем!
— Пусть будут щедры его руки — лучи золотые, даря нам божественный Жар в той мере, что надобно людям, коровам, и злакам, и травам, и тварям живым!
— Божественный Жар!..
— Восславься и ты, Ваю-Ветер летучий, и тучи, что полны живительной влагою, нам пригони… Сидя на пригорке под выгоревшим полотняным зонтом, старый Хотравахана с удовлетворением наблюдал за проведением обряда Гавамая[20]. В случае чего — старик готов был в любой момент вмешаться в происходящее, но повода вмешиваться ему не давали. Обряд успешно подходил к концу, и близилось финальное жертвоприношение.
Вот жрец-взыватель в белых одеждах, развеваемых ветром, торжественно воздел руки к небу, произнося последние строки гимна. Вот уже задымился, плеснул язычками огонь на алтаре — Семипламенный Агни благосклонен к достойным, не заставляя себя долго упрашивать.
Взыватель — сейчас он казался куда выше ростом, чем был на самом деле! — принял из рук жреца-исполнителя чашу с освященным рисом и степенно, как подобает вершителю обряда, направился к алтарю.
Обязанности жреца-взывателя, одного из четверых Ритвиджей, главных жрецов любого моления, сегодня исполнял Дрона, сын Жаворонка. Так что глава обители был спокоен — этот не собьется от волнения, не запутается, не поспешит…
Потому-то и доверил юноше столь важную роль в весеннем обряде плодородия.
Всенародный, Пожиратель Жертв, полыхнул чадным факелом. Почти сразу огонь радостно затрещал, просветлел пламенем, принимая в себя топленое масло и рис. Девять бурых коров начали ритуальный обход вокруг алтаря, двигаясь посолонь, ведомые жрецом-певцом, что важно вышагивал впереди, распевая строки гимнов. На каждом девятом шаге коровий пастырь встряхивал связкой серебряных колокольцев, и тогда иегромкий, но отчетливо слышимый перезвон растекался вокруг, прозрачной паутинкой опутывая место проведения Гавамаи.
И шелестели палой листвой, плелись чудной вязью мантры жреца-взывателя, отрока Дроны, Брахмана-из-Ларца. Щепотки благовоний и кусочки душистого алоэ равномерно падали в огонь, жрец-исполнитель был выше всяческих похвал, и казалось, что пламя подрагивает от удовольствия — до того все было правильно и хорошо.
Да, и хорошо весьма!
— Свастика!
Юный Дрона раскинул руки крестом, будто пытаясь обнять все Трехмирье, и божественный возглас Тваштара-Плотника громко исторгся из его уст. От старого брахмана не укрылось, что на какой-то миг лицо юноши омрачилось выражением недоумения и, кажется, даже испуга, но жрец-взыватель сразу овладел собой.
Обряд был практически завершен. В последний раз звякнуло серебро колокольцев, и жрец-певец молча! повел коров прочь. Устало догорал Агни, насытясь добычей, но Дрона все еще продолжал стоять с закрытыми глазами, воздев руки к небу.
И вот что-то неуловимо изменилось в вышине. Горняя синь пришла в движение, прямо из девственной голубизны рождая пух облачка-младенца. Младенец потянулся, становясь ребенком, подростком, взрослея, наливаясь темной силой…
Все, кроме застывшего у алтаря Дроны, благоговейно взирали на чудное знамение.
Прямо из зенита с треском ударил ветвистый перун Индры, вспарывая ткань небосвода. Следом налетел порыв Ваю-Ветра, грубо подхватил облачко… нет, уж тучу на сносях, беременную ливнем! — встряхнул как следует, и тяжелые капли звонко забарабанили по листьям ближайших деревьев.
Впрочем, дождь скоро кончился. Ветер предупредительно утащил прочь изрядно похудевшую тучу, и теплые руки солнечных лучей мягко легли на лицо жреца-взывателя.
Только тогда Дрона наконец открыл глаза и медленно опустил руки.
