— Посмеемся, смех угоден богам и приятен душе… Говорят, у тебя воспитывается панчалийский царевич?
Хотравахана не ответил, да ответа и не требовалось. Какое там "говорят", когда Жаворонок видел Панчалийца воочию!
— И его, само собой, обучают не только смирению и гимнам. Мне почему-то кажется, если правильно подойти к воеводам юного Друпады, они согласятся взять в науку еще одного ученика. А там видно будет.
Хотравахана долго молчал. Отставив молоко, чертил в пыли странные узоры, медленно водя подобранной тростинкой.
— Снова отец из сыновней глины игрушки лепит? Судьбу наперед расписать хочешь, как на пальмовых листьях? Когда ты угомонишься, Жаворонок?! — На сей раз старик не сумел сдержаться, и в голосе его прозвучал упрек.
— Ты знаешь, что мой отец, Наставник Богов, проклял меня после того раза? — еле слышно спросил Жаворонок.
— Знаю.
— А знаешь, как звучало его проклятие?
— Нет. И не хочу знать.
— Выслушай, раз смеешь упрекать. "Так пусть же тебе отныне удается все, что ты задумаешь, несчастный!" Да, именно так сказал мой отец. Но если я хочу, чтобы мой второй сын, Дрона, воплотил в себе идеал обеих высших варн, — я что, желаю зла сыну?! Ответь! Молчишь… Правильно делаешь. Я проклят? Пускай проклятие Брихаса поможет мне! И его собственному внуку.
— Твоими бы устами… — вздохнул Хотравахана. — Хорошо. Я возьму Дрону в обучение. И замолвлю за него словцо перед панчалийскими воеводами. Все сбудется, все тебе удастся, беспокойный ты Жаворонок! И отцово проклятие тут ни при чем… хотя проклясть тебя страшнее, чем сделал это искушенный Брихас, не сумел бы даже я. Ладно, оставим… Прежде чем мы расстанемся, подумай о другом. Проклятие в любом случае остается проклятием, даже если тебе оно кажется благословением. Это лишь означает, что все имеет свою оборотную сторону. Ты хочешь, чтобы твой сын вырос вторым Рамой-с-Топором? Или даже первым?
Жаворонок только кивнул в ответ.
— Ты считаешь, что это благо для него и других? Мудрость и сила, отвага и смирение — в одном человеке? Орел и змея в одной упряжке?! Я знаком с Рамой ближе любого из смертных, и если ты считаешь его счастливейшим из людей… Чего ты хочешь для сына Жаворонок: счастья или славы? Не боишься ли, что. Дрона вырастет слишком великим? Слишком великим для человека?
Жаворонок кусал губы, глядя в опустевший кубок.
— Я очень надеюсь, что ошибся, — глухо закончил старик. — Пусть твой сын вырастет именно таким каким хочешь его видеть ты… вторым, первым, единственным! Увы, я редко ошибаюсь.
Голубая сорока спрыгнула на ветку пониже, застрекотала было, но поперхнулась сплетнями и улетела прочь.
— Кто его мать, Жаворонок?
— Я, — ответил проклятый сын Наставника Богов. — И немного — Опекун Мира.
— Ты откуда такой взялся?
Начальственный мальчишеский окрик вынудил главу обители замедлить шаги и прислушаться.
Кажется, царевич Друпада, улизнув от бдительных наставников и отцовских воевод, решил выяснить отношения с новым учеником-брахмачарином.
Старик остановился в проходе между двумя ашрамами, отчасти скрытый кустами жасмина. Прятаться Хотравахана и не думал — он просто наблюдал за происходящим. А то, что дети его не замечали… Впрочем, однозначно не видел старца лишь крепыш Друпада. Зато маленький Дрона бросил в сторону кустов короткий взгляд, но при этом на смуглом лице малыша не дрогнул ни один мускул. Он все так же стоял напротив царевича, возвышавшегося над ним чуть ли не на целую голову, и глядел сквозь Друпаду. Молча.
Перед царевичами стоят не так. И царевичам положено отвечать со всей почтительностью — это Друпада знал наверняка, в отличие от святых гимнов.
— Что, умный очень? Или язык проглотил? — Наследник панчалийского престола явно обезьянничал манеру кого-то из взрослых. Например, своего отца, сурового царя Пришаты, или же начальника дворцовой гвардии, который сопровождал царевича, руководя обучением воинской науке.
Дрона по-прежнему молчал, отрешенно глядя в неведомую даль.
— Ага, как при наставниках, так ты Стосильный Индра! А как с глазу на глаз… Веды тараторим, знатных людей позорим, суемся куда не звали! А теперь воды в рот набрал?!
"Кое в чем царевич Друпада изрядно преуспел, — поймал себя на мысли Хотравахана. — Не всякий ребенок умеет так связно и последовательно обижать собеседника. Сразу видно — сын раджи! Если б он еще так же Веды учил…"
— Отвечай, когда к тебе наследник престола обращается!
Друпада злился все больше и больше. А Дрона молчал.
— Ладно, я тебе развяжу язык! — прошипел царевич, и если бы старый брахман смотрел сейчас ему в лицо, то увидел бы: зрачки наследника превратились в две иглы. — Вот тебе первый урок: мангуст-выскочек бьют по носу! А это — чтоб запомнил получше!
И Друпада с размаху влепил сыну Жаворонка "за-пхэминательную" оплеуху.
В первый момент Хотравахана был удивлен ничуть не меньше Друпады. Не ударом — дело шло к драке с первой минуты, удивление вызвал промах царевича. Маленький Дрона равнодушно отшагнул назад, вновь застыв жертвенным столбом, но этого движения вполне хватило, чтобы оплеуха пропала втуне.
В результате маленький нахал наверняка не выучил первый урок, преподанный ему наставником Друпадой.
Друпада махнул с левой, потом опять с левой, желая перехитрить вертлявого обидчика. Дрона чуть сместился в сторону, стал вполоборота, коротко поклонился гневному драчуну — и наследник трона панчалов едва не шлепнулся в пыль рядом с глазастой статуэткой.
— Здорово! — искренне восхитился царевич, разом позабыв о злости и гневе. — Если и сейчас увернешься — потом научишь! Назначу личным воеводой…
И он резко, почти без замаха, ткнул Дрону кулаком в подбородок. Щуплый мальчишка шагать больше не стал. "Надоело уворачиваться?" — подумал Хотраваха-на, наблюдая, как Дрона берет царевича за кулак (не ловит, а именно берет, спокойно и без суеты), после чего опускает бьющую руку вниз.
— А если так?! — Друпадой овладел азарт. Теперь тумаки и оплеухи сыпались градом, и Дроне пришлось ожить под этим бешеным натиском. Маленькое тело превратилось в редкий кустарник, ветви которого изгибались от порывов ночного ветра, пропуская их сквозь себя, гася в хитросплетении прутьев, раздирая колючками в клочья… Кажется, царевич все же пару раз слегка зацепил сына Жаворонка, но старый брахман не был в этом уверен.
Друпада, видимо, тоже — поскольку продолжал наступать. И в конце концов загнал Дрону под раскидистую бакулу, в чей ствол мальчишка вдруг ткнулся спиной. Вздрогнул от неожиданности, мгновенно став похожим на обычного ребенка, а не на ходячее совершенство, и вот тут-то Друпада решил, что застал соперника врасплох.
Отступать некуда, начнем заново и по-честному… Этот удар царевич подсмотрел, наблюдая за утренними занятиями телохранителей отца. Обманный прыжок в сторону, когда ты фактически остаешься на прежнем месте, и хлесткий удар ногой в голову!
Держись, заморыш! Того, что случилось в следующий момент, сам царевич тоже не ожидал. Дрона вдруг оттолкнулся от ствола, быстро двинулся вперед, сокращая расстояние, после чего наотмашь рубанул Друпаду основанием кулака в переносицу. Раздался легкий хруст, будто треснула сухая ветка.
У царевича потемнело в глазах, ему показалось, что Мать-Тьма накинула на мир свое покрывало, сотканное из мрака… Через мгновение он обнаружил, что лежит на земле, переносицу дергает, как огромный нарыв, и терпеть эту боль очень трудно — но надо! Кшатрий он или нет?!
И Друпада терпел, стиснув зубы, вздрагивая всем телом, с хрипом втягивая воздух ртом — иначе не получалось из-за крови, хлеставшей из сломанного носа,
Потом набежали слуги, царедворцы, среди смазанных пятен их ярких нарядов мелькали серые одеяния брахманов Шальвапурской обители, но Друпаде сейчас было не до них. Даже кровь и боль отступили на задний план перед уязвленной гордостью.
"Я должен этому научиться! Если умеет он, должен уметь и я!" Единственная мысль металась в голове царевича, помогая забыть о боли, обиде, позоре поражения…
Все-таки наследник панчалов был настоящим кшатрием..
— Я видел, как вы дрались.
— Знаю, Учитель. Только я не дрался. Пока он не нарушил Закон, я не дрался.
— Нарушил Закон?
— Да, Учитель. Когда он пытался бить меня руками, он все делал правильно. Я вызвал гнев наследника Царского рода, и он вправе был наказать меня, но наказать по Закону, без гнева и с соблюдением приличии. Устроив из наказания потеху, Друпада дал мне право пассивно опротивляться, как и подобает брахману в стесненных обстоятельствах. Когда же он вознамерился ударить меня ногой в голову, то есть прикоснуться менее благородной частью тела к самой благородной, я сразу получил право ответного удара.
