могла есть и спать. Сердце мучительно болело. Но сейчас я понимаю, для чего все это было, Ной. Я так счастлива за тебя. За себя. И за нас с тобой.
– Я тоже, детка, – пробормотал с улыбкой я и уткнулся в мягкий шелк ее волос, радуясь, что теперь и она чувствует уверенность и покой. – Я тоже.
Глава 14
Париж
После Зальцбурга карьера Шарлотты резко пошла в гору. Музыкальный критик, сидевший в тот первый вечер в зале, оказался не просто корреспондентом какой-то провинциальной газеты. Это был сам Виктор Пельтцер – в прошлом знаменитый дирижер, скрипач, историк, изучающий Моцарта и известный своими невообразимыми причудами. Его рецензия на Концерт № 5 в исполнении Шарлотты могла считаться разве что даром небес. По крайней мере так сказала Сабина Гесслер, которая зачитала ее в вечер нашего знакомства.
«У Конрой звучное вибрато, энергичное и смелое, и тонкое понимание музыки. Каждая нота и оттенок оказывают потрясающее влияние. Ее музыкальные штрихи и акценты, плавные переходы и постоянные нарастания и смягчения звука в высшей степени индивидуальны, как будто эти ноты двухсотлетней давности писались именно для нее. Вероятно, даже сам Моцарт не предполагал, что хоть один солист-скрипач способен играть, как Конрой, но, думаю, пришел бы от нее в восторг, что случилось и со мной. С вашего позволения, я с огромным удовольствием и немалой гордостью первым воспою хвалы этой молодой скрипачке, чьей игрой безмерно наслаждался. Не сомневаюсь, в ближайшем будущем ко мне присоединится многочисленный громкоголосый хор ее поклонников».
Пельтцер оказался прав. Шарлотту окружил рой восхищенных рецензентов, но помимо этого, стали поступать и другие предложения. Крупнейшие и престижнейшие симфонические оркестры мира приглашали ее к себе в качестве солистки, а «Сони Мьюзик» и вовсе не терпелось сделать запись ее выступлений как можно скорее. Рамки Венского гастролирующего оркестра стали для Шарлотты слишком тесными, и Сабина Гесслер, будучи профессионалом своего дела, отпустила ее, не чиня никаких преград. Она даже порекомендовала надежного агента, в котором восходящая звезда теперь остро нуждалась. После финального триумфального выступления в Вене Шарлотта покидала гастролирующий оркестр со слезами счастья на глазах под бурные овации, которые, похоже, значили для меня больше, чем для нее. Шарлотта сердцем и душой была предана музыке, а я же искренне радовался тому, что ее талант вырвался из созданной горем клетки и что теперь игру моей любимой женщины слышал весь мир.
– В Парижской филармонии есть место в расписании на следующей неделе. Они приглашают меня выступить в качестве солистки, – сообщила Шарлотта вечером в отеле накануне отъезда из Вены. – Ты готов к очередной поездке? Или, может быть, хочешь вернуться в Нью-Йорк?
Путешествуя в одиночку, я почти не запомнил пребывание в Париже. Знание французского должно было помочь мне ориентироваться в городе, однако к тому времени я настолько погряз в трясине уныния и безразличия, что практически ничем не интересовался. А Шарлотта пришла в восторг от Парижа. Она влюбилась в этот город во время гастролей, и возможность начать там следующий этап карьеры казалась ей приятной неожиданностью.
– Конечно, готов. Едем в Париж.
– Ты уверен? – Я почувствовал ее изучающий взгляд. – Ной, ты по-прежнему выглядишь усталым. Может, нам взять перерыв?
– Не нужно перерывов, – заверил я Шарлотту. «Мне нужно сделать тебя счастливой». Последние полтора месяца я провел в аду, пытаясь приспособиться к слепоте, не для того, чтобы отступать назад и тормозить ее карьеру. Как говорится, «отосплюсь на том свете». К тому же после Парижа у нас будет уйма времени для отдыха.
Переполненная оптимизмом, Шарлотта нежно прижалась к моим губам, сразу возбуждая меня, и я не жалел о своем решении. Однако той ночью, после того как я занялся с ней любовью и безмятежно уснул, у меня снова началась мигрень – пятая за две недели, судя по количеству оставшихся в пузырьке таблеток. Я резко проснулся. Затылок разрывался от боли. Я принял лекарство и терпеливо ждал в ванной, держась за голову, в ожидании пока оно подействует. Шарлотта спала, ничего не замечая.
Страх вгрызался в меня, как роющий нору паразит. Теперь было глупо отрицать очевидное: со мной творилось что-то ненормальное.
Следующим утром позвонил Юрий Козлов. Во время путешествия я отправил своему бывшему редактору из «Планеты Х» отрывки мемуаров, и он с радостью взял на себя роль моего литературного агента.
– Ной, bratishka, у меня новости, – начал он. – Я отправил твой текст знакомому издателю из Нью-Йорка. Лену Гордону из «Андерхилл Пресс». Слышал о нем?
– Кажется, нет.
– Он руководит небольшим агентством. Весьма престижным. Понимаешь, о чем я? Среди его клиентов люди с громкими именами. И ему понравилась твоя работа.
– Серьезно? – Я слушал слова Юрия, не понимая, что с этим делать.
– Да, серьезно, мистер Крутыш, – засмеялся Юрий. – Только нужно закончить книгу. Ты дописал книгу?
– Пока нет. Остался финал.
– Тик-так, bratishka. Я дам тебе немного времени, но Лен Гордон ждать не будет. Он, может, и мой друг, но весьма важный и влиятельный. Известный в своих кругах. Так что не облажайся.
Я рассказал Шарлотте, что Лен заинтересовался моей книгой, и она сразу же открыла ноутбук.
– Важный, говоришь? – спросила она, вбивая в поиск его имя. – Что ж, посмотрим, преувеличивает Юрий или… О бог ты мой.
– Что?
– «Андерхилл Пресс»? – Шарлотта сжала мою руку. – В этом издательстве печатается Рафаэль Мендон.
– Оу! Это… хорошо? – Я откинулся на спинку кровати.
– Очень! – Шарлотта обняла меня за шею. – Ной! Лен Гордон прочитал твою книгу и хочет с тобой встретиться! – Она подпрыгивала на кровати, обхватив мою шею в удушающих объятиях. Я рассмеялся, чувствуя, как от ее воодушевления теплеет в груди, хоть и не испытывал особого восторга по этому поводу.
– Она еще не закончена, – сказал я. – Пока это лишь разрозненные куски текста, и каждый вечер я дописываю что-то еще. У нее даже нет названия.
– А я не прочла ни слова, – сухо заметила Шарлотта. – Когда мне выпадет шанс?
– Детка, я не хочу, чтобы ты читала ее, пока не закончу.
«Тебе вовсе ни к чему тревожиться о мигренях, срывах и приступах головокружения…»
Но Шарлотта и без книги уловила недомолвку.
– Ной, пока ты следовал за мной во время гастролей, что-то случилось? – спросила она, нежно коснувшись ладонями моей груди. – Знаю, тебе пришлось нелегко. Иначе и быть не могло. Но скажи… произошло что-то плохое?
– В Амстердаме угодил в кое-какие неприятности, – признался я, а потом поведал ей
