нет. Он всегда искал, что бы еще на себя взвалить.
Потом Пирра устроилась на кровати, которую она раздвинула для Ноны, и выпила еще два стакана. Она дала Ноне чуть-чуть попробовать из второго по ее просьбе. Как Нона и думала, это было ужасно: вкус бензина и ощущение солнечного ожога на губах. Улегшись в постель, она продолжала вытирать губы, чтобы избавиться от этого вкуса.
– Если с Кэм все в порядке, – спросила она, – почему ты только что попрощалась с ней?
– С чего ты взяла, что я прощалась?
Нона открыла рот, чтобы ответить, но Пирра сказала:
– Не отвечай. Спи.
После этого купаний больше не было.
10
Впрочем, поход на пляж, когда там были люди и был свет, считался другим делом. Нона попытала удачу.
– Никакого пляжа, – сказала Кэм, вытирая посуду, – не понравился мне город сегодня. Пока я там была, в центре застрелили двоих. А еще кого-то вытащили из реки.
– Он утонул?
– Ему сломали шею.
– Отвратительно, – решила Нона и вдруг придумала: – Кэм, а я могу вернуться в школу вечером?
– В школу? Это зачем?
Нона попыталась придумать умную и убедительную причину.
– Табаско чем-то обеспокоена. Она говорит, что кто-то наблюдал за классом, и отказывалась пояснять. Я хочу убедиться, что с ними все в порядке.
Не то чтобы Камилла не восприняла это всерьез: на самом деле Камилла восприняла это слишком серьезно. Сведя темные брови, она поставила очередную тарелку на сушилку и поджала ногу: теперь она стояла на одной ноге, уперев вторую в бедро.
– Не в темноте. Не после сегодняшней стрельбы.
– Но еще не стемнело. И вообще небо теперь всегда светлое.
– Когда закончатся уроки, будет уже совсем темно.
– Но я помощница учительницы. Я несу ответственность.
– Я знаю, – сказала Камилла, опуская ногу и поднимая другую, – а еще ты отвечаешь за собственную безопасность. Взаимоисключающие вещи.
Ноне стало жарко и обидно.
– Трудно всерьез чувствовать ответственность за двух других людей, которыми я могу быть, – сказала она, зная, что это звучит сердито, и не понимая, как этого избежать, – я их не знаю. Но я чувствую себя очень даже ответственной за Табаско, за Чести, за Руби, за Утророжденного и даже за Кевина, и у меня не так много времени, ты знаешь. Может быть, те двое, которыми я являюсь, тоже почувствовали бы невероятную ответственность за Табаско и прочих.
– Одна из них точно. А может, и вторая. Но вообще я не про них говорила. Ты вообще-то кое-что должна мне, Стражу и Пирре.
В отчаянии Нона рухнула на мягкий коврик на полу, который они с Кэм использовали для растяжки.
– Кэм, получается, ответственность – это когда ты не можешь делать то, что считаешь важным?
– Да, – просто сказала Кэм, – давай не будем ждать Пирру и пойдем искать ужин.
Они пошли в рыбную лавку, где Нона с тоской смотрела на океан и слушала последние новости о беспорядке в порту, чтобы потом перевести их Кэм. Красивые девушки без оружия должны сидеть дома, утверждал торговец рыбой. Космический лифт взломали около часа назад, потому что почти всех солдат-лоялистов бросили на казармы, и старые рабочие ворвались в лифт с ключ-картой, чтобы угнать шаттл и улететь с планеты прочь. Большинство расстреляли, а шаттлов наверху все равно не было. Шаттлов вообще больше не было.
Когда Нона передала это Камилле, та сказала:
– Надеюсь, Пирра пойдет домой переулками.
– С Пиррой все будет в порядке, Кэм?
– Пирра умеет выживать.
Но Камилла позволила Ноне взять ее за руку, и они пошли домой плечом к плечу, с пенопластовым контейнером пряного риса и масляной горячей рыбы. Это было очень дешево; люди не ели выловленную в порту рыбу, потому что говорили, что она облучена синим светом. Еще они говорили, что синий свет еще и в воздухе, и носили против него маски, но Паламед утверждал, что это ерунда. Кэм съела большую часть рыбы и риса, пока Нона ковырялась в еде, а потом еще были фрукты, которые они не доели раньше. Тарелка Ноны осталась почти полной, несмотря на одну искреннюю попытку поесть и две попытки сделать вид.
– Еще три ложки и немного воды, – непреклонно сказала Камилла.
– Но я сегодня ужасно много съела.
– Ты ела кашу и мясной рулет.
– Я наелась, правда!
– Ты снова ела песок?
– Я не ела песок уже несколько месяцев, – возразила Нона, но потом добавила немного честнее: – То есть недель. То есть одну неделю.
В конце концов Нона пошла на сделку: она согласилась выпить стакан воды и съесть еще две ложки. В результате до второй дело не дошло, потому что раздался условный стук: пять коротких, два длинных (стук они часто меняли). Кэм разблокировала и открыла дверь, впуская Пирру.
Пирра выглядела ужасно. Темная кожа, присыпанная бетонной пылью, лоснилась от дыма, а в ржавых пятнах на лице Нона вдруг узнала кровь. Пахло от Пирры бензином и потом. Кэм сразу опознала красное и принялась ощупывать Пирру, руки, плечи.
– Кровь не моя, – быстро сказала Пирра и упала на стул около кухонного стола.
Нона встала и налила ей стакан ледяной воды из кувшина с крышкой.
– Спасибо, – сказала Пирра и осушила его залпом. Нона зачарованно смотрела, как дергается при глотках ее коричневая шея. Под подбородком, среди пыли и грязи, уже темнела черная щетина. Поймав взгляд Ноны, Пирра пощупала шею и засмеялась:
– Да, знаю. Гидеон всегда обрастал уже к середине дня. Секстус, можешь это убрать? Если помешать сальным железам работать, можно прервать и рост волос. Быстрый удар танергии ниже корня их заморозит.
Глаза Пирры лихорадочно блестели, а зрачки расширились. Нона даже не заметила, как Кэм и Паламед поменялись местами. Паламед закатал один рукав Пирры, посмотрел на скользкую кровавую корку и резко сказал:
– Нет уж, спасибо. Мне один раз довелось поработать с… телом вроде твоего, и я не хочу повторять это ради чего-то меньшего, чем кровоизлияние в мозг. Что тебя ударило в предплечье?
– Отлетевший кусок автомобиля. Они стреляли в полицию, и полиция ответила выстрелами из гранатомета. – Пирра умоляюще протянула стакан Ноне; Нона снова налила ей воды. – Не волнуйся. Я присела на корточки в общественном туалете и все сама сделала. В основном все уже готово.
– Ты…
– Спасла кого могла, остальных оставила умирать. Или гореть. Многие горели. Для них ничего было не сделать. Беда в том, что люди замечают, если ты не горишь. Там была толпа. Убивают и за меньшее.
Паламед ничего не сказал, только поправил несуществующие очки, недовольно фыркнул и легко провел рукой по руке.