От имени научного сообщества выступил академик Л.И. Абалкин: «Академическое сообщество выражает удовлетворение тем, что наконец состоялось давно ожидаемое событие — «круглый стол» начинает свою работу... Проблемы настолько осложнились, что, возможно, многие и не знают их истинного масштаба. Поэтому необходима энергичная работа в рамках настоящего форума. Академическое сообщество готово в нем участвовать всеми своими ресурсами, лишь бы достигнуть позитивного результата в деле выработки основательной, фундаментальной программы преобразований и достижения национального согласия».
Видный ученый и врач, организатор медицинской науки, академик Евгений Чазов подчеркнул, что проводя экономическую реформу, надо видеть прежде всего человека. Он сообщил, что только в прошлом, 1992 году, численность населения с нехваткой белков (голодающих) возросла до 25%, резко увеличилась численность рождающихся детей «с отклонениями (рост в 1,5 раза); здравоохранение страны гибнет. Конституция гласит, что «государство обеспечивает охрану здоровья народа». Но оно, похоже, отказалось от этой задачи. Как ставится этот вопрос в будущей Конституции, о которой так много говорят и пишут?» — с горечью говорил врач и ученый.
Депутат Николай Травкин подчеркнул, что со стороны Власти очень важно показать свое серьезное отношение к данному «круглому столу», что власть пошла на создание этого форума не только под давлением общества, но и в своем стремлении достигнуть общественного согласия по важным вопросам, которые «разводят» эти власти, а вовсе не общество. Ясно, что необходимо согласие между парламентом — с одной стороны, и президентом и правительством — с другой стороны, по вопросу об экономической реформе, как главной общественной теме... Поддержал идею «круглого стола» Александр Шохин, один из немногих министров из состава предыдущего правительства, оставшегося в правительстве Черномырдина, напомнив, что такого рода «круглые столы» в разных странах проводятся в кризисные периоды. Выступали многие представители разных слоев общества. Участники этого первого заседания, конечно, не были единомышленниками. Порою высказывались противоположные точки зрения — но почти все были едины в том, что следует использовать механизм «круглого стола» для того, чтобы вовлечь в него основные общественные силы и выработать согласованные позиции по главным вопросам развития страны.
По мере работы «круглого стола» и его секций, в него вовлекалось все большее число участников, форум становился важным фактором политической жизни страны. Увлекся работой «круглого стола» Аркадий Вольский, привлекая все большее число новых предпринимателей, которым для успешной деятельности нужны были прежде всего два главных фактора: политическая стабильность и квалифицированное рыночное законодательство.
...Наметившееся движение к политической стабильности и согласию неожиданно «взрывается». Как по мановению волшебной палочки, в разных «авторитетных» столичных изданиях стали появляться публикации, предвещающие скорый уход в отставку Ельцина, его «поражение» в борьбе с парламентом и прочие измышления. Это Ельцина нервирует необычайно — он всегда болезненно воспринимал любое сообщение СМИ, особенно иностранных, негативного характера о своей деятельности. И такие пророчества его вывели из себя. В результате — его импульсивное «обращение к народу» от 20 февраля, которое, кстати, осталось не понятым в обществе и никаких дополнительных симпатий к нему не вызвало. В этом «обращении» президент ничего конкретного не говорил — жаловался на Верховный Совет и угрожал ему одновременно, намекал на свой «возможный уход». Ясно, что Ельцин был недоволен сближением правительства и парламента, он, президент, в такой обстановке как бы оставался в тени основного политического процесса, а он хотел быть непременно в центре внимания всего и вся.
«Кризис власти» — так была озаглавлена статья Фреда Хиста в «Вашингтон пост, в которой автор писал: «... В последний раз я видел президента, выглядевшим как сейчас, когда Горбачева привезли в Москву после путча»... Похоже, — писал Хист, — что Ельцин терпит поражение. И это может создать дополнительные проблемы для администрации Клинтона и не только потому, что встают проблемы продолжения курса на реформы, свободный рынок и возможностей дезинтеграции самой России. Ясно, что консервативный парламент, в случае если ему будет предоставлена возможность, может бросить вызов новой российской внешней политике в отношении США по вопросам контроля над вооружениями, продаже оружия третьим странам и координации усилий в горячих точках, таких как Босния...».
Так пугала Клинтона эта влиятельная американская газета, выдумывая несуществующие угрозы со стороны российского парламента и одновременно подталкивая Клинтона к «активным действиям в поддержку Ельцина» (Washington Post, 21 February 1993).
В той же газете приводится «мнение» координатора по общественным связям администрации (на правах заместителя госсекретаря) Армитиджа, который заявил, что Ельцин, как это произошло с Горбачевым, «вот-вот исчерпает свои возможности и кто-то другой появится на сцене» (Washington Post, 21 February 1993). Это заявление было сделано Армитиджем в Вандербилтовском институте общественной политики. «Большинство западных дипломатов и русских экспертов называют Ельцина переходной фигурой и предсказывают его скорый крах» — Washington Post (24 February 1993). Такого же рода публикации появляются в западноевропейских печатных изданиях. Эти выступления в СМИ и обсуждения вокруг «темы» немедленно сказались на отношениях «Парламентский дворец — Кремль». В частности, было сорвано очередное заседание «круглого стола», которое с нетерпением ждали в обществе.
Я был сильно встревожен, встречался с Ельциным несколько раз, обсуждал эту проблему, доказывал, что работа в рамках такой «площадки» — это сильный механизм, способствующий конкретному участию общественных сил в наших реформах; что мы подвергаемся давлению со стороны этого мнения (то есть общества), которое требует учета его мнения. Так почему мы не хотим использовать и ситуацию, и механизм, могущий привести к согласию? В чем причина?
Если лично во мне, сказал я Ельцину, и вы не хотите со мной работать — я готов немедленно подать в отставку. Я напомнил ему наш разговор — сразу же после его' избрания президентом России — тогда я предупредил его, что буду работать председателем до тех пор, пока будет его поддержка, и у нас будут сохраняться доверительные отношения.
Ельцин был мрачен, сказал, что проблему он видит не во мне: с вами-то, Руслан Имранович, мы всегда договаривались. Проблема — в самом Верховном Совете — он слишком самостоятельный и обладает слишком большими полномочиями. А тут еще Съезд только и занимается тем, что трепет мои нервы!»
Я был изумлен: «Борис Николаевич, дамы все полномочия отдали вам! — Чего вам не хватает? Вы — Председатель Конституционной комиссии, надо скорее завершить подготовку новой Конституции — это зависит исключительно от вас. Вызывайте Румянцева. Внесите свои предложения, Комиссия их обсудит и каким-то образом учтет».
Ельцин: «Вот в том-то и дело, что каким-то образом учтет— проворчал президент. Далее он прервал обсуждение этой «темы» и пообещал, что даст распоряжение Черномырдину встретиться со мной для обсуждения начала работы «круглого стола». Комиссия начала работу уже летом.
Я уже потом, спустя много лет, задавался вопросом: если Ельцин твердо решил расправиться с парламентом, зачем он «держал» меня, своего соратника, на этом посту, не решался сказать о нежелательности моего пребывания в этой роли, второго человека в иерархии государства. Почему?
Конституционная реформа
Современный читатель, даже довольно информированный, когда он соприкасается с недавней политической историей России, оказывается введенным в заблуждение в силу одного стереотипа, навязанного ему официальной историографией. Суть ложного стереотипа состоит в том, что якобы «реакционные» Съезд народных депутатов и Верховный Совет препятствовали принятию «новой прогрессивной российской Конституции». Поэтому тогдашний президент Ельцин взял на себя роль «спасителя нации» и расстрелял парламент, разогнал депутатов, самолично разработал «самую лучшую в мире Конституцию и одарил ею граждан России, осчастливив их необычайно. Это — совершенно ложная посылка. С точки зрения исторической правды я бы выделил следующие два момента.
Первый момент. В вопросах развития и углубления политической демократии в стране ни российский парламент, ни российский президент Ельцин не были пионерами, пальма первенства здесь принадлежит, бесспорно, Михаилу Горбачеву. По инициативе Горбачева были внесены существенные поправки в Конституцию СССР и Конституции Союзных республик, был принят новый избирательный Закон — все это дает основание говорить о том, что в стране действовала «горбачевская демократическая Конституция», а вовсе не «брежневская» — как и ныне утверждают злостные лжецы, любители искажения исторической правды. К вопросу развития реальной свободы человека Ельцин, конечно, не имел никакого отношения.
