рода, можно сделать любопытные и важные открытия.
С юных лет увлекся Шмаров отечественной историей и памятниками зодчества. Он совершает множество путешествий по различным уголкам Подмосковья, тщательно осматривает и изучает выдающиеся произведения отечественной архитектуры. Он один из авторов ценной книги о зодчестве Подмосковья, изданной в 1928 году и ныне представляющей библиографическую редкость.
Многие из бывших владельцев подмосковных усадеб оставили яркий след в отечественной истории и культуре. У Шмарова возникло желание увидеть их «воочию», говоря иначе, собрать их портреты. Так, в течение многих лет собиралась его обширная галерея, насчитывающая ныне свыше 3000 портретов.
Спас-Угол. Здесь был дом Салтыкова-Щедрина.
Это не только художественная ценность. Галерея служит незаменимым пособием для опознавания неизвестных лиц, расшифровки тех, кто изображен па портрете. Помогают этому и собранные Шмаровым, теперь крайне редкие, всевозможные справочные книги.
Расшифровывая один из военных портретов, Шмаров по мундиру и погонам установил, что это некий А. Г. Реми - сослуживец Лермонтова по лейб-гвардии гусарскому полку. А не был ли наш великий поэт знаком с Реми? Удалось установить любопытный факт: оказывается, поэт подарил Реми портсигар. Значит, этот Реми был лицом ему более или менее близким, и, следовательно, исследуя его бумаги, лермонтоведы могут найти новые важные сведения.
Как-то Шмаров приобрел акварельный портрет неизвестного военного работы художника Гау. По погонам он сразу установил, что это свитский генерал.
Шмаров предположил, что это - начальник корпуса жандармов, злобный гонитель А. С. Пушкина - Дубельт. Но, как известно, жандармы носили голубые мундиры, навеки опозоренные Лермонтовым в гневном стихотворении «Прощай, немытая Россия». А генерал на портрете был одет в темно-зеленый мундир. Неужели интуиция подвела исследователя? Помогло изучение даты, обозначенной на портрете: 1838 год. Оказывается, в 1838 году Дубельт был причислен к свите Николая I. С радостью облачившись в новый мундир, он заказал свой портрет.
Однажды Шмарову сообщили, что близ древнейшей церкви подмосковного села Никольское-Урюпино обнаружено погребение семьи Хитрово, а некоторые из них были связаны с Кутузовым к Пушкиным. Возник вопрос: кто именно эти Хитрово, представляет ли памятник историческую ценность. Шмаров определил, что в одной из гробниц с надписью «Александр Николаевич Хитрово» покоится сын дочери Кутузова Анны, то есть внук великого полководца, под железным крестом - его правнук, а в беломраморном саркофаге - праправнук.
Шмаров разыскал здесь и захоронение талантливого крепостного художника Страхова. Произведения его находятся в расположенном поблизости от Никольского-Урюпина музее «Архангельское», и среди них превосходный портрет А. В. Вяземской. Могила ее дочери, вышедшей замуж за внука Кутузова, также была найдена Шмаровым тут же, в Никольском-Урюнине.
Недавно Ю. Б. Шмаров сделал в Подмосковье новое интересное приобретение - портрет молодой привлекательной женщины в голубой кофте. Оказалось, что это дочь писателя Владимира Сологуба - Елизавета Владимировна, вышедшая замуж за сына декабриста Сабурова. Интереснее всего то, что именно ей поэт А. К. Толстой посвятил стихотворение «Не ветер, вея с высоты» (музыку на его слова написал А. Н. Римский-Корсаков).
Посетив в Никольском-Урюпине прекрасный по архитектуре «Белый домик» XVIII века, следует отыскать кладбище, а на нем памятники, расшифрованные Ю. Б. Шмаровым.
Цветок земли Российской
Среди монастырей Подмосковья есть один, который по его архитектуре действительно хочется сравнить с ярким, вольготно разросшимся и прихотливо узорчатым цветком. Но цветок этот варварски изломан войной, врагами человеческой культуры - немецкими фашистами. В отличие от таких монастырей, как Иосифо-Волоколамский, Троице-Сергиева лавра, коломенские, серпуховские, служившие форпостами-крепостями для защиты Москвы, Новоиерусалимский (Воскресенский) монастырь с самого начала не предназначался для обороны. Да и построили его во второй половине XVII века, когда границы государства далеко отодвинулись от Москвы.
История его известна. Патриарх Никон, к которому вначале благоволил царь Алексей Михайлович, решил построить в благословенных подмосковных краях обитель. Но не простую. Будучи человеком чрезвычайно честолюбивым, он задумал обитель по типу храма в Иерусалиме.
Властолюбивый, высокомерный Никон пытался доказать, что «божественная» церковь важнее престола и должна занимать на Руси подобающее ей место. Если вначале царь слушал этого широко образованного человека с интересом и уважением, то настала пора, когда взгляды Никона показались царю и его окружению опасными. Новоиерусалимский монастырь, пышно и роскошно построенный Никоном, как бы воплощал могущество патриаршей власти. И его великолепие, о котором ходили легенды, выступало теперь бельмом у царя на глазу, хотя еще не так давно он сам делал в обитель дорогие вклады. Никона обвинили в ереси и сослали.
Среди шедевров русской исторической живописи есть картина В. Г. Шварца «Патриарх Никон в Новом Иерусалиме». В жаркий летний полдень, когда даже массивные своды монастыря почти не отбрасывают тени, патриарх в широкополой белой шляпе и легкой светло-голубой рясе, украшенной жемчужным ожерельем, вышел на подворье. Из Москвы получены важные известия! Их сообщает только что приехавший монах. Вести нерадостные. Партия патриарха не сумела одержать верх. Никон смущен и растерян.
Даже в этом полотне, автор которого не ставил перед собой задачу дать образ архитектуры, невольно проступает цветистое узорочье монастыря, изысканный орнамент лестниц, декоративное убранство колонн, их искусная оранжево-белая раскраска, затейливая ажурность арочных перекрытий.
Историки полагают, что зодчим собора был каменных дел подмастерье Аверкий Мокеев. Центральное здание - грандиозный шатер - воздвигался над часовней гроба господня. Собор представлял соподчиненный архитектурный комплекс оригинальных объемов и форм и поражал воображение монументальностью и своеобразной красотой.
Знатоки русской архитектуры II. Воронин и М. Ильин пишут, что храм внутри был не менее величествен и едва ли не сильнее, чем снаружи, удивлял посетителя своими 29 приделами.
«Могучие филоны с арками между ними охватывали полукольцом алтарь, который почти уподоблялся театральной сцене. Его «горнее место», подобно амфитеатру, состояло из ступеней, поднимавшихся к полукругу. В центре стоял патриарший трон. Здесь должен был восседать Никон, окруженный сонмом священнослужителей. Богатство облачения духовенства соответствовало богатству внутреннего убранства храма, и особенно иконостасов, как в центральной части, так и в его приделах».
О знаменитых новоиерусалимских изразцах написаны уже многие главы истории русского искусства. Изразцы привлекают богатством фантазии, изощренностью замысла и искусством исполнения. Можно себе представить, какую картину представляла внутренняя часть храма во время богослужения, когда множество свечей бросали блики на желтые, синие, зеленые изразцы, на причудливые орнаменты, на головки ангелов ж большие декоративные вазы. Тут же стояла составленная из изразцов часовня, так называемая кубикула. Но и днем, когда широкие потоки солнечного света врывались в храм, изразцы казались фантастически-красивыми коврами.
Никольское-Урюпино. Одно из
