водой снег. А вот и тропка на их проулок. Сугробы заметно пониже стали, ну да, на целый палец больше доски торчат и видно, что перекошены. И снежная баба во дворе как-то накренилась и осела. На крыльцо с визгом вылетела Лилька.
– Тё-ёма-а!
– Ага, я!
Артём взбежал по ступенькам и втолкнул Лильку в сени.
– Ты чего?
– А ничо! – смеялась Лилька. – А мы тебя ждём.
– Ага, – удовлетворённо кивнул Артём, расстёгивая куртку.
– Ну куды, куды?.. Валенки-то к печке давай, – высунулась в сени бабка. – Горе моё!
– Я в сапогах, – уточнил Артём, входя в кухню и пристраивая сапоги на просушку.
– Один хрен, – бабка вытащила из печи и бухнула на стол чугун со щами. – Давай за стол. Лилька, деда зови, а этих охламонов где носит? Вы долго валандаться будете, жилы из меня тянуть? Лилька, морду Ларьке вымой.
Артём вытер руки и сел к столу. Он уже знал, что по-другому бабка не говорит, и ругань её без злобы, но всё равно ему всякий раз было не по себе.
– Ну, куды, лба не перекрестивши?!
Он послушно встал, перекрестился на икону.
– То-то же. Как хочешь, дед, а занепременно окрестить надо.
Не переставая ворчать, бабка нарезала хлеб, отлила щей Ларьке в чашку, а то он до чугуна не дотягивается, крутанула в чугуне ложкой, чтоб гуща ровно лежала.
Ели не спеша, серьёзно. Артём уже привычно черпал сразу после деда, поддерживая полную ложку хлебом. Когда дед рядом, бабкина воркотня и ругань уже по хрену, ничего не значит, а потому и не трогает. Щи сегодня были с грибами. Вчера он принёс с работы шампиньонов – работникам по полцены продают и можно без денег, в счёт зарплаты брать. Бабка поворчала, что таких грибов не видала и не едала, и как бы не потравиться часом, а сегодня сварила.
– А хороши грибки, – веско обронил дед. – Ты все, что ли, сварила?
– Ща увидите, – бабка забрала опустевший чугунок и бухнула на стол сковородку, придавленную тяжёлой чугунной крышкой.
Когда она её сняла, оттуда повалил такой пахучий пар, что Лилька с Санькой завизжали, а Ларька полез на стол. Бабка была занята крышкой, и ложкой по лбу щёлкал Ларьку дед.
Жаренная с грибами и луком картошка была необыкновенно вкусной. И очень сытной. Так что, очистив сковородку и выпив по кружке киселя, все так отяжелели, что дед, перекрестив рот, сказал:
– Ну, на боковую, мальцы. Чтоб улеглось по-доброму.
Ларька заснул прямо за столом, и дед отнёс его на руках, положил на лежанку, поглядел на залезающих в кровать остальных и сел рядом с Ларькой. А когда горница заполнилась сонным дыханием, тихо встал и вышел.
– К бабке пошёл, – тихо фыркнула Лилька.
– А чо? – сразу откликнулся Санька. – Его дело мущинское.
– Оба заткнулись, – так же тихо скомандовал Артём. – Малого разбудите.
– Тём, – не унималась Лилька. – А вот если дед с бабкой поженятся?
– Дура, они ещё когда поженились! – немедленно осадил её Санька.
– Сам дурак, – не осталась в долгу Лилька. – Я о законе говорю.
– Заткнулись, – строго повторил Артём. – Я спать хочу.
Он – старший, добытчик и кормилец, первый после деда, и Санька с Лилькой замолчали, засопели по-сонному. А Артём лежал на спине, закинув руки за голову и закрыв глаза, и думал. Если дед и бабка поженятся по закону, то что с ними – малыми – будет? На черта они бабке нужны? Ей-то они напрочь чужие, а ночная кукушка дневную перекукует, все так говорят. Ларьку бабка, может, и оставит, а ему с Лилькой и Санькой придётся уходить. А куда? Неохота бросать работу, такой удачи больше не будет, чтоб и заработок хороший, и работа по силам, и относятся хорошо, вон, Силыч сказал, что у него руки ловкие и что его к себе возьмёт, работать с рассадой, а это самая тонкая работа, и плата там соответственная, а Люся Ивановна и Татьяна Сергеевна всегда угощают его домашним и вообще… О! Правильно! Если что, то он к ним и попросится жильцом за работу по дому, они в одном доме живут, вдовы, их мужья братьями были и оба на войне сгинули, вот к ним тогда и пойдёт жить, ну, и Лилька с Санькой с ним. Хуже не будет!
Успокоенный найденным решением, Артём задремал, а потом и вовсе заснул, и не слышал, как дед вернулся и лёг рядом с Ларькой.
И разбудила их уже в сумерки бабка. Хоть и невелико хозяйство, а рук требует. Поспали – и будя. Ларька рассмешил всех, выясняя – это сегодня-сегодня или сегодня-завтра? Но смех – смехом, а дело делать надо.
Обычная домашняя круговерть, ужин, а уроков нынче делать не надо, так чего свет зазря жечь и в кухне, и в горнице. Бабка за прялкой, дед Санькины валенки подшивает, второй слой ставит, от футбола ихнего обувка так и горит. Прямо на полу рассыпаны кубики – на Рождество Ларьке кто-то из соседок подарил, потому как свои из этой забавы уже выросли, так чего им зазря лежать – и все четверо теперь увлечённо перебирают их, подбирают, чтоб картинку выложить.
То, что Артём, взрослый парень считай, так охотно возится с малышами, удивляло и даже пугало бабку. Хотя… ну и что, если малость придурочный, была б жена умная, вертеть им будет куда надо. А так-то парень хороший, уважительный, работящий, на своём заработке уже, а не курит, не пьёт, по гулянкам не бегает, это ведь вон, брандахлыстам, прости господи, пост – не пост, до полуночи песни горланят, да по улицам шатаются, девок будоражат, погибели на них нет.
Наконец картинку собрали.
– И что это? – требовательно спросил Ларька.
Артём не знал, как это называется по-русски, и посмотрел на деда. Тот, со своего места бросив взгляд на сложенные кубики, хмыкнул:
– Терем это. А вон в окне царь-девица.
– Расскажи, – Ларька полез на лежанку к деду.
Дед снова хмыкнул. Начался обычный ритуал упрашивания. Ларька, Лилька и Санька просят рассказать сказку, бабка ворчит, что они деду дыхнуть не дают, потом дед всё равно расскажет… Обычно Артём тоже просил, но сегодня он молча собрал и сложил в коробку кубики. Дед внимательно посмотрел на него и начал рассказывать.
Артём так и остался сидеть на полу, а Лилька и Санька рядом с ним. Дед рассказывал не спеша, со вкусом. И бабка молчала, не встревала, только крутила и крутила своё колесо.
К концу сказки Ларька заснул, привалившись к дедову боку. И как всегда дедова работа и сказка закончились одновременно.
