Он выкрикнул это: «А теперь!», опустил голову, задрожал всем телом, так как и не ведал, что же: «А теперь!», но только знал, что что-то надо делать, не мгновенья без действия, иначе бы (опять таки — он чувствовал это) — его разорвал бы огненный вихрь. И вот он вскочил на ноги — движение было какое-то неестественное, отрывистое, казалось — это из под земли вырвался древний дух, устремился к небу. Однако — Альфонсо, так и не видя, какого-то лучшего решенья бросился к недвижимому Угрюму, и при этом завопил со страстью:
— Приди же буря! Вихрись, бейся, могучая!..
Крича так, он уже не зазывал на самом деле бурю — просто ему мало было этого стремительного движенья к Угрюму, ему еще как-то надо было выразить свое чувство, но он уже и не надеялся, что ворон придет к нему.
Еще не замолк его вопль, а Гвар завыл, прерывая этот вой отрывистым лаем. Снег, в окружении выжженного места, на котором все разместились, вздыбился, разорвался, стремительно выпуская из себя плотные темно-серые клубы — они, вихрясь, почти мгновенно поднялись на несколько десятков метров; и тут же, из глубин их стали наползать перекошенные размытые лица, и части тел — теперь там были и духи льда, и духи пламени — но и пламень и лед имели цвет темноватый, все перемежались друг о друга, все кипели, блекло вспыхивали, обрастали коростой, растворялись, поглощались — выпирали новые — и все это вопило, и все это с тяжелым, многотонным гулом прокручивалось вокруг того места, где стояли они.
Глаза Вэлломир вспыхнули гневом, и он проговорил:
— Вас ждет наказанье! Вы, явившиеся не по первому зову, вы будете приучены к Моим законам! А сейчас, взять их!..
Он даже и не кивнул на эльфов, так как, по его разумению, итак все было ясно.
Альфонсо не слышал голоса Вэлломира, но он, вместе с Нэдией, остановился, уже положив руку на черную гриву Угрюма, и он как бы выплюнул из себя: «Все таки пришел!» — и, уже забыв о своем решении, повернулся к эльфам:
— Теперь то верите?! Что — теперь то не как на безумца на меня смотреть будете?!.. Нет — я безумец!.. Но — вы должны действительно помочь мне…
Эльфы не слушали ни Альфонсо, ни Вэлломира — они без видимого волнения вглядывались в вихрящиеся стены. Они негромко стали о чем-то совещаться на своем языке, и тот эльф, который держал Вэллиата, теперь отпустил его. Пока он держал его, то юноша чувствовал, как некое блаженное тепло разливается по его измученному телу — он и не пытался вырваться, но ему сделалось так хорошо, что он и позабыл о недавнем своем ужасе — он чувствовал, что смерть отдалилась… И вот теперь, только его отпустили, он словно бы из светлого облака выпал в привычный, мучительный мир, и вновь тело стало болеть, да так, словно в любое мгновенье развалиться грозилось — и он, как был, на коленях, выставив перед собой дрожащие руки, пополз вслед за эльфом, который отошел чуть в сторону. А эльфы говорили на своем певучем языке:
— Они безумны, но в одном из них — в этом великане темном, действительно есть магическая сила.
— Надо бы задобрить его.
— Но — это очень опасно. Кто знает, какое заклятье он может наслать, ежели услышит в наших речах ложь…
В это время, от одной из стен оторвался и стремительно стал на них надвигаться визжащий вихрь. Уже чувствовались удары мечущегося вокруг него воздуха, перекошенные лики тянулись к ним, словно бы хотели вцепиться, в клочья их растерзать.
— Остановим его. — разом проговорили несколько эльфов.
И вот они все взялись за руки, все встали на фоне этого стремительно надвигающегося вихря, могучим хором стали читать заклятье. От их голосов воздух наполнился благоуханными крыльями весны — казалось, зима сейчас разлетится бессильными обломками, и откроются поля плодоносные, благоуханные, спокойные — однако, вихрь даже и не дрогнул — все продолжал на них надвигаться.
Вэллиат, еще не видя вихря, с величайшим трудом смог доползти до того эльфа, который до этого держал его. Глаза юноши наполнялись мраком, голова все клонилась вниз, и он видел эту, разодранную черными провалами поверхность, и чудилось ему, будто провалы эти раскрываются перед ним — и он начинает уж в них проваливаться, и он видел, что там, во мраке, ждет его узкая клеть, в которой он и пошевелиться не сможет, в которой нет ни образов… ничего, ничего нет! Эльф стоял к нему спиной, и он с силой ухватился за край его плаща, он сжимал его из всех сил — он чувствовал себя так, будто висит над бездонной пропастью и этот плащ был единственным, что удерживало его от падения. Он хотел вопить из всех сил, однако, вышел только слабый, а за воем и не слышный никому стон:
— Помогите! Я один здесь… Я молю — спасите меня от смерти!..
Но никто к нему не повернулся — эльфы все проговаривал заклятье, все силы отдавали, чтобы остановить надвигающийся вихрь. Страшно одиноким чувствовал себя Вэллиат, и вспомнилось ему виденье, еще в пещере Гэллиоса привидевшееся: мрачная и бесконечная, расплывающаяся долина, где нет ничьего образа, ни чьей мысли, но все тени безвольные, и он сам тень, медленно уходящая в грязь — тоже призрачную, бездонную. И теперь, несмотря на то, что вокруг было столько людей, несмотря на то, что столько действия происходило, он чувствовал себя таким же одиноким, как и в той долине — ему виделись только холодные, безучастные к нему тени — и, может, у них и были какие-то мысли и слова, но для него ни мысли, ни слова ничего не значили — он ничего, кроме некоего гула не слышал…
…А я, пишущий эти строки, по своему даже могу понять Вэллиата, мне знакомо это чувство, не давно со мной приключилось. Мне ж тоже спать надо; вот и улегся, и вдруг — такая тяжесть мне и на грудь и на голову надавили, что, кажется, уж и не вырваться от них, такой плотный-плотный мрак мне глаза заполнил — никогда, никогда не видел я такой плотной черноты, она жгучая — даже и глаза мне выжигала. Пытаюсь воздух вдохнуть, да не могу — грудь то тяжесть невыносимая сдавливает. А чувства то мои тогдашние… сначала еще кипело, бороться пытался, а затем — все как то незначимым стало — да-да: и рукопись эта тоже незначимой сделалась… Все как-то отступило, во мрак погрузилось, и я знал, что на многие версты окрест никого нет, никто не поможет… Очнулся потом… Но я то встречи с Нею жду, и сердцем чувствую, что впереди блаженство вечное, а он то ни на какую встречу не надеялся — клеть сжимающую впереди он видел…
— Спасите же! — прокричал отчаянно Вэллиат.
Но и тут не получил он никакого ответа — тьма надвинулась… все — никаких уж сил не было, чтобы из нее вырваться. Но он боролся — он готов был на все, лишь бы удержаться, лишь бы еще продлить свое существование. Так он ухватился за плащ эльфа, и, сдерживаясь за него обеими руками, медленно стал подниматься — ноги дрожали, он стонал от осознания собственной слабости — ему казалось, что их отделяет толстая стена, и он вопил (а на самом то деле — шептал едва слышно):
— …Нет — я не блоха, ни вошь, чтобы можно было так вот просто взять и растоптать!.. Я ж вам Человек!.. А ну говорите свою чертову тайну бессмертия! Вы — мерзкие, самодовольные, ничего не стоящие счастливчики! Я приказываю: выкладывайте все… Хотя бы повернитесь! Ладно — не надо тайн — хотя бы подниметесь — хотя бы руки свои исцеляющие на меня положите… Да, да — и этого уже будет достаточно!.. Повернитесь вы… Я молю вас, да что же вы — да повернитесь же!.. Так одиноко, я один! Один я!.. Что ж такие безжалостные… О нет — вы прекрасные, вы сейчас вот повернетесь и…
Он смог-таки подняться, и он вцепился дрожащей рукой в плеч эльфа, смог и голову поднять, и тогда то увидел этот ревущий, наполненный духами вихрь, который ревел в нескольких шагах перед певшими заклятье, по прежнему друг друга за руки державших эльфов. Он замер на месте, но не отступал, а готовился к последнему броску. Именно, когда Вэллиат поднял голову и произошел этот бросок.
Вэллиат увидел, будто к нему тянутся сотни рук, к нему устремлены лики — и не важно было, что это были за руки, и лики — главное хоть что-то было, и они то все именно к нему — к нему Вэллиату устремлялись. Юноше этого было достаточное, он простонал, что-то наподобие: «Ну, хоть вы мне умереть не дадите!» — и бросился вперед — он перевалился через руки эльф, смог еще проползти немного, и тогда вихрь набросился на него.
В то же мгновенье, стремительный, леденящий, жгучий поток подхватил его, дернул вверх, и он понял, что — это и есть смерть — дернулся отчаянно, но тщетно…
Все это время поблизости был Гвар, он, пытаясь подбодрить Вэллиата, несколько раз дружески толкнул его в плечо, однако — тот даже не заметил. Теперь же пес, преодолев вполне страх, бросился и клыками вцепился в рукав Вэллиата, когда того уже стало поднимать от земли — он зацепил довольно много материи, однако, умудрился не нанести ему никакого укуса — он потянул его было вниз, но тщетно — вихрь подхватил и его — вместе с Вэллиатом потащил вверх…
