отправился гулять, хотя не уверен, что это правильное слово, — похоже, у меня и ног-то не было. Забрел в лес и просто ушел… от всего. Брел куда глаза глядят. Через некоторое время я вдруг повстречал свою вторую жену.
Сахем на миг умолк с выражением тоски и нежности на лице.
— Она сказала, что рада меня видеть и что мы увидимся снова, но не сейчас. Мой час еще не пришел: есть дела, которые я должен завершить, и поэтому мне нужно вернуться… Я не хотел уходить, — сказал он, глядя на меня. — Хотел отправиться вместе с ней к…
Индеец пожал плечами, так и не договорив.
— Но все же вернулся. Открыл глаза и понял, что нахожусь в вигваме целителей. Рука нестерпимо болела, однако я был жив. Мне сказали, я умер несколько часов назад. Мое… воскрешение их потрясло.
— После этого вы стали другим человеком?
— Да. Я сказал им, что больше не могу быть сахемом, что отныне моему племяннику предстоит вести людей за собой и руководить сражениями. Хотя я и останусь его советником.
— Теперь… вы видите призраков? — Дженни как-то рассказывала, что сахему привиделся Йен-старший с его деревянной ногой. И добавила, что у нее все волосы встали дыбом!
По шее пробежал неприятный холодок.
— Да, теперь я вижу призраков, — невозмутимо подтвердил индеец.
— Постоянно?
— К счастью, нет. Они появляются время от времени. Большинство проходит мимо, словно вспышка света. Но иногда…
Сахем задумчиво посмотрел на меня. Неприятный холодок спустился ниже.
— Вы видите их… рядом со мной? — спросила я, надеясь, что призраки не опаснее вшей.
Он склонил голову набок и окинул меня изучающим взглядом.
— Вы касаетесь руками многих людей, пытаясь их исцелить. Естественно, некоторые умирают. Их души могут какое-то время преследовать вас, однако в конце концов идут свои путем. Иногда я вижу рядом с вами маленькую девочку. Правда, очень расплывчато. Еще несколько раз видел мужчину. Он носит очки. — Сахем округлил большие и указательные пальцы и приложил их к глазам. — И необычную шляпу с короткими полями. Должно быть, это человек из вашего мира, что лежит по ту сторону камней. Поскольку я никогда не видел ничего подобного.
Честное слово, у меня едва не случился сердечный приступ. Грудь сильно сдавило, я не могла дышать. Но когда сахем коснулся моей руки, стало немного легче.
— Не бойтесь, — успокоил он. — Этот мужчина любил вас и не желает вам зла.
— О господи… — Я покрылась холодным потом и, достав носовой платок, вытерла лицо и шею. Сахем встал и подал мне руку.
— Что самое странное, — услышала я, поднимаясь, — этот же человек преследует и вашего мужа.
* * *
Вернувшись домой, я прямиком направилась в кабинет Джейми. Самого Джейми не было — он отправился на винокурню, куда ходил дважды в неделю — проверить, как обстоят дела. Я не слышала ничьих голосов, но почему-то старалась двигаться бесшумно, словно вор-домушник. Осознав, насколько нелепо выгляжу, я перешла на свой обычный твердый шаг, не обращая внимания на гулкое эхо.
Книга по-прежнему лежала среди гроссбухов. Я с опаской перевернула ее, будто она вот-вот взорвется — или будто фотография вдруг оживет и набросится на меня. Однако ничего подобного не произошло, и фотография осталась… всего лишь фотографией. И хотя Фрэнк на снимке выглядел совсем как в жизни, я не ощущала его присутствия. Поддавшись безотчетному порыву, я обернулась. Пусто.
Почувствую ли я, если кто-то появится? Стало не по себе, и я отбросила эту мысль.
— Конечно, почувствую, — произнесла я громко и уверенно.
Затем отошла с книгой к окну, чтобы рассмотреть снимок при солнечном свете. На Фрэнке были его обычные очки с черной оправой. Но никакой шляпы.
— Допустим, сахем прав, — укоризненно обратилась я к снимку. — Тогда какого черта тебе понадобилось преследовать меня или Джейми?
Не получив ответа, я села на стул.
«Мужчина, который вас любил» — так сахем сказал про Фрэнка (теперь я окончательно уверилась в том, что индеец видел именно его). Любил — в прошедшем времени! Сердце заныло от двух противоречивых чувств: боли потери и робкой надежды. В существование посмертной ревности я не особо верила. Значит… А если нет…
Ты ведь даже не знаешь, прав ли Джейми насчет чертовой книги!
Я открыла ее наугад, пробежала глазами страницу, совершенно не вникая в суть написанного, и снова закрыла. Какая, черт побери, разница? Может, Фрэнк действительно хотел ему что-то сообщить — по злому умыслу или по доброте душевной. Или это было лишь плодом воображения, подогретого нынешними событиями и ложным чувством вины. Если Джейми вбил себе что-то в голову, лишь Божественное вмешательство могло заставить его изменить мнение.
Прикрыв глаза, я застыла в неподвижности. Мы пока не обзавелись часами, и я не слышала, как тикают секунды, убегая в прошлое. Мое тело вело собственный отсчет — с помощью биения сердца, пульсации крови, смены периодов сна и бодрствования. Если время вечно, то почему люди смертны? А может, мы обретаем бессмертие, лишь когда перестаем считать прожитые мгновения?
Я трижды могла умереть: когда потеряла Фейт, когда едва не сгорела от лихорадки и когда меня подстрелили в сражении при Монмуте — подумать только, всего год назад! В памяти сохранились лишь обрывочные воспоминания о каждом из эпизодов. К смерти я относилась спокойно. И не боялась ее. Просто не хотела уходить в тот момент, когда другие во мне нуждались.
Джейми оказывался на пороге смерти гораздо чаще, причем в более ужасных обстоятельствах, — думаю, его она тоже не страшила.
Но, черт подери, и у тебя есть люди, которым ты нужен!
Окончательно разозлившись — и на Фрэнка, и на Джейми, — я встала и сунула книгу обратно за гроссбухи. Без часов было ясно, что приближается время ужина. В котелке уже варилась похлебка из картофеля, лука и кукурузы. Маловато, конечно… Бекон! Да, бекон подойдет.
Я выходила из коптильни с несколькими ломтиками бекона на тарелке, когда в голове всплыло еще одно воспоминание на тему, которую я твердо решила закрыть раз и навсегда. Бри рассказывала мне — и Джейми — о послании, оставленном ей Фрэнком. Это было очень тяжелое письмо, по многим причинам. Но сейчас мне вспомнился последний абзац: