Леголас и Гимли не ответили, но тоже встали и вышли вслед за Арагорном из зала. На траве тихо и молча ждали Следопыты в надвинутых капюшонах. Леголас и Гимли сели верхом. Арагорн вскочил на Рогиррина. Затем Халбарад поднял большой рог, и рёв его раскатился в Теснине Хельма, и вслед за этим они ринулись вперёд и промчались по Ущелью, подобно грому, провожаемые изумлёнными взглядами людей, оставшихся на Валу и в Горнбурге.
И пока Теоден шёл окольными тропами в горах, Серый Отряд быстро пронёсся по равнине и вечером следующего дня очутился в Эдорасе; здесь они сделали короткую передышку и поднялись вверх по долине, добравшись в вечерней мгле до Сироколья.
Госпожа Эовин приветствовала их и была рада их приходу, потому что не видела она более могучих людей, чем дунедаины и прекрасные сыновья Элронда, но глаза её чаще всего задерживались на Арагорне. И за ужином они беседовали друг с другом, и Эовин услышала обо всём, что произошло с тех пор, как ускакал Теоден, ибо до сих пор её ушей достигали лишь краткие известия. И когда она слушала о битве в Теснине Хельма, и о великом избиении врагов, и об атаке Теодена и его рыцарей, глаза её сияли.
Но под конец она сказала:
— Господа, вы устали, и сейчас вас ждут кровати и те удобства, какие могли быть придуманы наспех. Но завтра для вас будет найдено лучшее жилище.
Однако Арагорн ответил:
— Нет, госпожа, не заботьтесь о нас! Будет достаточно, если мы сможем провести здесь ночь и позавтракать утром, поскольку я еду по делу, не терпящему отлагательств, и с первым светом утра мы должны идти.
Она улыбнулась ему и сказала:
— Тогда с вашей стороны, господин, было очень любезно проскакать столько миль в сторону от вашей дороги, чтобы принести Эовин вести и поговорить с ней в её изгнании.
— И воистину никто не мог бы счесть такое путешествие напрасным, — произнёс Арагорн. — Однако, госпожа, я не пришёл бы сюда, если бы дорога, по которой я должен идти, не привела меня в Сироколье.
И она ответила ему как тот, кому не понравилось сказанное:
— Тогда, господин, вы сбились с пути, так как из Колодола нет дорог к востоку или югу, и вам лучше вернуться, как пришли.
— Нет, госпожа, — возразил он. — Я не сбился с пути, потому что я ходил по этой стране прежде, чем вы родились украшать её. Из этой долины есть дорога, и я пойду ею. Завтра я поскачу Тропами Мёртвых.
Эовин потрясённо уставилась на него, словно поражённая ударом грома, и лицо её побелело, и долго она не произносила ни слова, и все сидели молча.
— Но Арагорн, — проговорила она наконец, — разве дело ваше в том, чтобы искать смерти? Ибо это всё, что вы найдёте на этой дороге. По ней недозволенно идти живым.
— Быть может, мне будет дозволено пройти там, — ответил Арагорн. — По крайней мере, я рискну. Никакой другой путь не годится.
— Но это безумие, — возразила она. — Ведь здесь доблестные и могучие люди, которых вам следовало бы не уводить в тени, а повести на войну, где нужны воины. Я умоляю вас остаться и скакать с моим братом, поскольку тогда все наши сердца будут легче, а надежда яснее.
— Это не безумие, госпожа, — ответил он. — Потому что я иду предначертанной тропой. Но те, кто следует за мной, делают это по доброй воле, и если они теперь пожелают остаться и скакать с ристанийцами, они могут поступить так. Я же пойду Тропами Мёртвых, один, если придётся.
Эовин больше ничего не сказала, и ужин продолжался в молчании, но она не сводила глаз с Арагорна, и остальные видели, что она погружена в мучительные раздумья. После еды все встали, распрощались с госпожой, поблагодарили её за заботу и отправились отдыхать.
Но когда Арагорн подошёл к палатке, где его поместили вместе с Леголасом и Гимли, и его спутники вошли, за ним показалась госпожа Эовин и окликнула его. Он обернулся и увидел её, словно сияние в ночи, ибо она была одета в белое, но глаза её горели.
— Арагорн, — сказала она. — Почему вы хотите идти этим гибельным путём?
— Потому что я должен, — ответил он. — Лишь таким образом могу я надеяться внести свой вклад в войну с Сауроном. Я не ищу опасных троп, Эовин. Если бы мне дано было следовать зову сердца, я гулял бы теперь далеко на севере в прекрасной долине Раздол.
Она помолчала немного, словно разгадывая скрытый смысл его слов, потом внезапно положила свою ладонь на его локоть.
— Вы непреклонны, господин, и решительны, — сказала она, — и этим люди завоёвывают себе славу. — Тут она умолкла, затем продолжила: — Господин, если вы должны идти, позвольте мне следовать за вами. Потому что я устала прятаться в холмах и хочу глянуть в лицо опасности и битве.
— Ваш долг — быть с вашим народом, — ответил он.
— Слишком часто слышу я о долге, — воскликнула она. — Но разве я не из Дома Эорла, дева-воительница, а не безмолочная нянька? Достаточно долго служила я опорой дрожащим ногам. Поскольку они, по всей видимости, не дрожат больше, не могу я разве распоряжаться своей жизнью, как хочу?
— Немногие могут делать это с честью, — ответил он. — Но что до вас, госпожа: разве вы не приняли на себя обязанность руководить народом, пока их господа не вернутся? Если бы не выбрали вас, тогда какой-нибудь маршал или капитан был бы поставлен на то же место, и он не мог бы ускакать прочь от своих обязанностей, устал он или нет.
— Неужели всегда будут выбирать меня? — молвила она горько. — Всегда ли буду я, когда всадники уезжают, оставаться править домом, пока они завоёвывают славу, и готовить пищу и постель, когда они возвращаются?
— Скоро может наступить время, — сказал он, — когда никто не вернётся. Тогда понадобится мужество, не несущее славы, ибо никто не вспомнит о деяниях, совершённых в последней защите ваших домов. Но деяния эти не станут менее доблестными от того, что им не воздадут по заслугам.
И она ответила:
— Вы могли бы сказать проще: ты — женщина, и твоя доля — дом. Но когда мужчины падут в битве и славе, тебя оставят гореть в доме, ибо мужчинам он больше не нужен. Однако я из Дома Эорла, а не женщина из обслуги. Я умею скакать верхом и владеть клинком, и я не боюсь ни боли, ни смерти.
— Чего же вы боитесь, госпожа? — спросил он.
— Клетки, — ответила она. — Оставаться за решёткой, пока привычка и старость не смирят с нею, а все шансы на свершение великих дел будут безвозвратно утрачены вместе с возможностями и желанием.
— И, несмотря на это, вы советуете мне не дерзать идти избранным мною путём потому, что он опасен?
— Как один человек другому, — отозвалась она. — Однако, я ведь не советую вам бежать от опасности, а лишь скакать на битву, где ваш меч может завоевать славу и победу. Я не понимаю, почему высокие и превосходные вещи отбрасываются, как ненужные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
